Погнутая сабля (ЛП) - Грэм Уинстон. Страница 63

Численность армии составляла сто двадцать пять тысяч человек, у нее имелось триста пятьдесят пушек. Войска разбили на семь армейских корпусов — однородная масса нетерпеливых, яростных и воинственных французов, фанатично преданных императору, понимающих, что должны либо победить, либо погибнуть.

Прусская армия маршала Блюхера составляла сто пятнадцать тысяч человек, имела двести девяносто орудий и состояла из четырех армейских корпусов, она заняла Шарлеруа и восточную часть страны с заставами до самого Намюра.

В составе смешанной армии герцога Веллингтона было сто пять тысяч человек и двести орудий. Примерно треть составляли англичане, двенадцать тысяч из них — ветераны Пиренейских войн, остальная часть — неопытные и недостаточно подготовленные солдаты. По различных дивизиям были разбросаны голландско-бельгийские войска численностью около двадцати тысяч, настолько разрозненные, что британцы могли укрепить их дух. Остальную часть армии составляли пять с половиной тысяч первоклассных солдат Королевского Германского легиона, брауншвейгцы и ганноверцы, пять батальонов нассаусцев и голландско-индийская бригада. Эта армия охраняла Брюссель и запад страны, в особенности дорогу из Монса.

Прусские и британские войска, учитывая, что их оборонительные позиции были слишком растянуты, находились далеко друг от друга и поддерживали связь только с помощью гонцов, перевозящих сообщения на тридцать четыре мили между ними.

Седьмого июня, перед отъездом из Парижа, Наполеон отдал распоряжение о предельной секретности передвижений армии. Все границы вдоль рек Самбра, Мозель и Рейн были закрыты. Дилижансам проезд запретили. Задерживали каждую телегу, обыскивали каждого путника. Беспрепятственно передвигались только агенты Бонапарта, распространявшие ложные слухи везде, где только можно, даже в Брюсселе.

К тому времени сбежавший на украденной лошади Росс Полдарк, прокладывал себе путь по сельской местности в надежде добраться до британских позиций.

II

Россу повезло. Он рассчитывал на пятнадцать минут; а прошло почти сорок, прежде чем подняли тревогу. Сначала нож, кошелек с мелочью, ключи, которые Росс забрал у капрала Бернара, затем пробежка по лестнице к кладовке, где хранилась военная форма. Мундир и шляпа — только на это и хватило времени; еще один лестничный пролет и дверь, за которой еще один капрал, задрав ноги, прихлебывал кофе, затем внутренний двор. Росс знал, что генерал Вирион с супругой в восемь утра по воскресеньям ходят на мессу. Стоило рискнуть. К генеральскому дому на углу двора подошел третий по счету ключ.

Когда Росс зашел внутрь, на него вытаращилась какая-то женщина, прикрыв рот рукой. Плащ, сапоги получше, два серебряных подсвечника, пистолет без патронов, карта, немного хлеба, сыра и бутылка вина. Денег он не обнаружил и вышел через парадную дверь. Две старухи толкали тележку, пинал камень паренек. За углом находилась конюшня. Росс оседлал ближайшую лошадь, кинул пожитки в седельную сумку, вывел лошадь на улицу, и тут кто-то с другой стороны конюшни закричал.

Пока все было предельно просто. Росс ехал в противоположную солнцу сторону, пока не добрался до реки Маас, затем двинулся вдоль берега на север. Погода стояла солнечная, теплая, с редкими грозовыми ливнями. Росс порой на несколько миль удалялся от дороги по левому берегу реки, поскольку река виляла узкой дугой, а потом возвращался. На полях трудились крестьяне, изредка встречался на пути оборванец или мальчишка пас овец. Росс был начеку, но не замечал признаков погони. Ему казалось, что его длинные ноги на низкорослой лошаденке слишком бросаются в глаза, но вроде никто не обращал на него внимания. В первый день он только раз ненадолго спешился и увел лошадь в заросли, дожидаясь, когда пройдет конный отряд. Переночевал он под ивами, лошадь непрерывно жевала траву и дремала при свете убывающей луны.

Рано утром он добрался до деревни и потратил немного мелочи на хлеб, сыр, масло и бутылку вина. Лавочник, оглядев его головной убор и китель, спросил, собирается ли он на фронт, и Росс ответил утвердительно, надеясь, что никто не заметит его акцента. Так и вышло. Лавочник пожелал ему удачи и велел поспешить. 

— Наш Отец ждать не будет. Он готов к атаке.

Росса озадачивало отсутствие погони. Наверное, некого было послать. Во Франции царил беспорядок. Вооруженные силы боготворили Наполеона и пошли бы ради него на смерть, но значительная часть населения жаждала мира. Кто знает тайные помыслы генерала Вириона? И какое значение имел сбежавший англичанин средних лет, когда решается судьба Европы?

Утром следующего дня Росс добрался до крупного города. Карту генерала, Росс уже выбросил, поскольку она не охватывала далекий север, но, осмелев из-за всеобщего отсутствия интереса людей к одинокому, оборванному солдату, он поехал прямо и по счастливой случайности набрел на нужную лавчонку. Там он продал серебряные подсвечники, пистолет и сапоги, которые оказались малы. Из всех личных вещей в заключении он сохранил лишь отцовские золотые часы. Когда Росс обдумывал побег, то решил продать их, чтобы добыть необходимые деньги на дорогу, но когда дошло до дела, передумал. Украденные вещи генерала Вириона помогут продержаться пару-тройку дней. А часы Росс хотел оставить Джереми.

От лавочника он узнал, что находится в Седане; а если двигаться вдоль реки, то можно добраться до Шарлевиль-Мезьера — это не очень далеко, километров двадцать пять. А что потом? Лавочник пожал плечами. Дальше на запад — Аррас. На севере и чуть ближе, но все равно далеко, находится Шарлеруа. Несомненно, ему надо туда. Вчера и позавчера все шли и шли войска, бесконечно грохотали лафеты. Огромная армия. Наверняка он из отстающих. Откуда он родом, вроде не француз? Поляк, ответил Росс.

Росс повел лошадь по узким улочкам, остановился на постоялом дворе, чтобы выпить кофе и съесть омлет за столиком на улице. После воскресного вечера это была первая горячая пища. Всю прошлую ночь лил дождь.

Шарлевиль-Мезьер на самом деле состоял из двух деревень по берегам реки Маас, соединенных узким каменным мостом. Росс переночевал в саду и в среду утром вновь купил еды в какой-то деревне. Поздно вечером он впервые увидел военного.

Он и прежде их видел, но старался держаться подальше. Этот человек показался в конце длинной широкой дороги и ехал в том же направлении, но в полумиле позади. Росс не сразу бы его заметил, не обернись он, чтобы определить, где солнце. Он съехал на обочину, спешился и повел лошадь в чащу — подождать, пока солдат проедет.

Когда тот приблизился, Росс увидел высокого мужчину, сидящего в седле очень прямо, в темном плаще, несмотря на жару. На нем были узкие белые панталоны и черные ботфорты с кисточками. Одет с иголочки, на хорошей лошади. А под плащом алел наглухо застегнутый мундир.

Росс не поверил собственным глазам. Наверняка это какой-то необычный иностранный полк, точно не французский… Росс не шевелился, пусть путник проследует своей дорогой. А тот смотрел только прямо и миновал бы Росса, если бы не лошадь. Почуяв другого коня, она заржала и тряхнула головой, зазвенев упряжью.

Незнакомец одернул лошадь и выхватил из седельной кобуры пистолет.

— Кто здесь?

Листва рощи не спасет от пули. Придется выйти из зарослей… Росс вывел в поводу лошадь и посмотрел на незнакомца.

— Кто вы? Что вам нужно? — спросил офицер по-французски.

На своем отнюдь не беглом французском Росс повторил рассказанную трактирщику историю. Он поляк, извиняющимся тоном поведал Росс, которого задержала в пути лихорадка, и теперь спешит нагнать полк и присоединиться к нему сегодня вечером. Росс понимал, что его мундир вряд ли пройдет проверку опытного взгляда, и одновременно прикидывал, успеет ли прыгнуть, выбить из рук всадника пистолет и сбросить того с седла.

Офицер, похоже, поверил в рассказ Росса и решил оставить его в покое:

— В таком случае — уходите.

Может, стоило именно так и поступить: ночью кораблям проще разойтись. Но ему захотелось еще раз услышать речь незнакомца.