Триумф Анжелики - Голон Анн. Страница 7

И схватив его за руку, она подвела его почти к самому краю парапета.

— А теперь смотрите!..

— На что же?

Скала отвесно наклонилась над водой, открывая для обозрения устье Сагенэ. Вверх по течению отливом на широкую песчанную косу вынесло целую флотилию каноэ. Небо было окрашено в золотисто-лимонный цвет и поверхность реки блистала, как китайское озеро.

— Разве красота этого горизонта не волнует вас, священнослужителя? Но подождите немного. Я чувствую, что они уже здесь.

— Кто они?

— Подождите…

В тот же момент они увидели силуэт, скользивший под водой и исчезающий в глубине; потом появились другие в гармоническом танце, похожем на сон. Вот вырос фонтан, нет, целый купол брызг, возникший из глубин моря и обрушившийся на громадный хвост, который с чудовищной силой вырвался и будто бы устремился к солнцу, украшенный парой плавников в форме крыльев.

— Киты!

Зрелище было редкостным. Киты не показывались здесь вот уже полвека. Но случалось, что самки приплывали в ледяные глубины Сагенэ, чтобы произвести на свет малышей, вскормить их в мире и в соседстве с себе подобными.

Анжелика пообещала себе, что однажды она вернется сюда с близнецами, когда они подрастут.

5

В первый же вечер Жоффрей де Пейрак оставил обед для гостей в кабинете-салоне «Радуги», его охотно и с благодарностью приняли и Реколле, и отважный моряк Сен-Лорана месье Топен, и его сыновья. Все они были изнурены тяжелым днем, почти полностью занятым путешествием по воде, где всеобщей заботой являлась лодка под парусом, подпрыгивающая на волнах. «Вот чертова река, — восклицал Топен гневно и в то же время с уважением. — Этот монстр сожрет нас когда-нибудь…»

Еще раз избежав гибели в бездне, эти труженики реки как-то терялись под резными потолками «комнаты с картами», за большим прекрасно сервированным столом, который искуссно украсил метрдотель Тиссо с помощью своих подручных. Корабль тихо покачивался, и все чувствовали, что под ними толща воды, а не твердая почва; в этом было что-то величественное и тревожное. Река, этот холодный монстр, змея, ползущая впереди и позади них, давала о себе знать, тихо баюкая людей на корабле, как младенца в люльке, да еще чуть плескалось вино в хрустальных бокалах, и рубиновые и золотистые отблески мерцали на стенах, когда пили за здоровье удачливых путешественников.

Анжелика пренебрегала правилами этикета, которые предписывали ей как хозяйке занимать место в центре, напротив графа де Пейрак, и уселась рядом с ним, как если бы сегодня не было гостей.

После долгой разлуки ей хотелось быть как можно ближе к нему, наслаждаясь очарованием его общества. Ей нравилось улавливать запах его одежды, когда он двигался, вдыхать легкий аромат волос, когда он встряхивал головой, ловить теплый воздух его дыхания, когда он поворачивался к ней. Ей всегда хотелось слиться с ним в поцелуе, долгом и тайном.

Было ясно, что для нее было высшим удовольствием находиться под властью его мужского обаяния. Но тем хуже!

Чем больше она стремилась к нему, тем меньше хотелось ей быть с остальными. Однако, такое существование ставило их на пьедестал, напоказ перед обществом, и Анжелике приходилось проявлять громадное упорство и ловкость, чтобы не поддаться формальным законам церемоний, которые подстерегали их на каждом шагу. В этом ей очень помогал Жоффрей, потому что и он стремился как можно дольше оставаться наедине с Анжеликой. Они очень рассчитывали на это, собираясь в совместное плаванье по реке. Но ему не удалось быстро покинуть Таддусак, и вот его уже догнали.

Господин де Фронтенак отправил посланцев к графу де Пейрак, чтобы сообщить о ходе своей экспедиции и поблагодарить его за помощь. Ломенье-Шамбор прибыл, чтобы поделиться своими горестями и сомнениями.

Анжелика решила выпить, чтобы забыть о сердечной боли, которая не прошла полностью при встрече с мужем; причины этой боли сочетались в разлуке с маленькой дочерью и в плачевном состоянии, в котором пребывал ее друг Ломенье.

Ее взволновали рыдания этого человека, война с чистым и бесстрашным сердцем, который как ребенок уткнулся в ее плечо, а его слова, перемешанные со слезами, были подобны эху какой-то жалобы, словно произнесенной кем-то другим.

Она очень бы хотела забыть об этом другом, о Себастьяне д'Оржеваль, который всегда возникал укором в моменты апломба, и мертвый или живой, он постоянно причинял ей самые серьезные неприятности. Она чувствовала себя не в своей тарелке еще и от того, что излияния Ломенье помимо ее воли вызывали жалость, хоть она и не знала, что это ловушка, которой надо избежать. «Он», иезуит и Амбруазина всегда считали, что у нее недостаточно чести и доброты, что она грешница… И случалось так, что она чудом избегала падения.

И вот она выпила как лекарство добрую порцию прекрасного вина, и немного спустя ее веселость снова вернулась к ней. Она снова улыбалась, с интересом слушала рассказы д'Авренссона, парировала колкости неугомонного Топена, у которого в запасе всегда были занимательные истории о кораблекрушениях.

Эта вечеринка на корабле с не ожидаемыми гостями и офицерами их флота напомнила ей другой банкет, который состоялся в этом же месте несколькими годами раньше, когда они поднимались вверх по реке, направляясь в столицу Новой Франции — Квебек.

Они веселились вовсю, «с французским размахом», и каждый чувствовал себя таким счастливым, что был готов поверить другому самые дорогие секреты своей жизни; их окутывал густой ледяной туман ноября, они наощупь пробирались по дикому краю, выполняя повеление короля.

Как и тогда, она держала бокал богемского стекла, неожиданный подарок маркиза де Виль д'Аврэ, и через рубиновую жидкость бургундского вина она видела лица гостей, которые сейчас уже не опасались друг друга. В этот вечер все они представляли компанию французов, хороших друзей, которые встретились на границах двух огромных территорий; им было чем поделиться и что вспомнить, например, знаменитую ночь набега ирокезов на Квебек, в течение которой Анжелика помогала майору д'Аврессону спасти город, а господин Топен тем временем зажигал огни на бакенах, чтобы обозначить контуры реки.

Она увидела, как оживился шевалье де Ломенье-Шамбор при рассказе о битве на реке Сен-Шарль, когда монастырь Реколле превратили в крепость; монах, прибывший вместе с ним, тоже вспоминал детали этой операции. Простой священник, по-детски наивный, он провел в Канаде более двадцати лет. Он попросил налить ему чуть-чуть вина, но от этого не зависела его постоянная веселость.

Господин д'Авренссон от имени губернатора поблагодарил господина де Пейрак за то, что тот выследил ирокезов и предупредил об их нападении на Квебек. Затем он рассказал об экспедиции господина де Фронтенака.

В Катаракуи, что на озере Онтарио, где по его приказу выстроили форт, носящий его имя, он чувствовал себя прекрасно, он был у себя дома.

В этом году, как и прежде, во Фронтенак съехались шестьдесят вождей ирокезов для заключения мира. Достижением было уже то, что удалось их собрать. Ирокез великодушен, но упрям.

Однако он любит торговать, так же как и воевать. Вот чем привлекал их губернатор Новой Франции. Он обращался с ними строго, но справедливо. Господин д'Авренссон, который был в курсе всех дел, не уставал восхищаться тонкостью дипломатии губернатора.

Закончилось тем, что индейцы обещали жить в мире с соседями, утауэ и андастами и прекратить истреблять гуронов, точнее те жалкие группки, что остались от целого племени.

Фронтенак обладал умением управлять ирокезами, не приводя их в гнев. Его живость, его манера играть с их детьми восхищали дикарей.

Они задыхались от смеха, когда слышали великолепное имитирование губернатором их боевого клича «сассакуа».

Чтобы соблюсти все обычаи, первым делом организовали два пиршества, на которых никто ничего не ел; это называлось «пиршеством раздумий». Нужно отметить, что гости расходились не менее сытые и не менее пьяные, чем обычно. Все дело здесь было в особом табаке, вкус которого еще держался во рту еще в течение трех дней.