Анжелика и дьяволица - Голон Серж. Страница 34

Она казалась растерянной, словно ребенок, и огромные глаза ее устремлялись тревожно и вопрошающе то на Анжелику, то на видневшиеся через приоткрытую дверь нестерпимо голубой горизонт и испещренное белыми бурунами море.

Внутри этого деревенского, скудно обставленного дома было жарко. В глинобитном полу кое-где попадалась крупная галька. Поселенцы в Америке, в своем стремлении построить жизнь заново на новой земле, уже притерпелись к этой убогости, но вся ее неуместность и жестокость вдруг проступила рядом с этими двумя женщинами. Наследницы знатных древних родов, с их аристократической красотой, самим рождением, казалось, предназначенные для того» чтобы блистать, в роскошных туалетах при королевском дворе, среди всеобщего поклонения, осыпаемые почестями и драгоценностями, – встретились здесь…

Действительно, любой беспристрастный наблюдатель бы подивиться безумию взбалмошной судьбы, решившие забавы ради, соединить их в этом заброшенном краю, каждый прожитый миг требовал от человека нечеловеческих усилий и все-таки не приносил уверенности в том, ч удастся дожить до завтра.

Амбруазина де Модрибур с ее восприимчивой натурой и глубиной души прониклась этим подспудным ощущением; ее беспокойство и подавленность были столь велики, что на какой-то миг они передались и Анжелике. Но у графини де Пейрак был свой магнит, своя точка притяжения – присутствие человека, с которым она связала свою жизнь, это стало ее пристанищем и ее надеждой. Уже очень давно для нее не существовало вопроса – а не лучше ли ей было бы остаться в Европе.

Однако она могла понять смятение молодой женщины, подавленной бременем своей ответственности, оказавшейся здесь без надежной опоры, без привычной ей религиозной среды.

Анжелика положила одежду на один из тюфяков, набитых сухими водорослями, – они лежали вдоль стен и предназначались для королевских невест.

– Не тревожьтесь, – сказала она, – и не размышляйте слишком много о том, чего вам здесь не хватает. Скоро вы уже будете в Квебеке, у урсулинок.

– Ах, если бы я только могла слушать мессу…

– Пожалуйста, уже завтра утром! Морем к нам занесло целый сонм священников.

– Я так давно, уже несколько недель, не слушала мессу. Я всегда обретаю в ней утешение.

– Разве у вас на борту не было капеллана? – поинтересовалась Анжелика.

Рассуждение герцогини о людях, умерших без причастия, напомнило ей, что среди трупов, выброшенных морем на берег, не было ни одного в сутане или в монашеской рясе.

По зрелом размышлении, для корабля, снаряженного с религиозной миссией под попечительством человека столь набожного, как госпожа де Модрибур, это казалось довольно странным.

– Был, – ответила герцогиня глухо, – у нас был преподобный отец Кентен. Ораторианец, которого мне порекомендовал мой духовник. Пылкая душа, жаждавшая посвятить себя спасению дикарей. Посудите же, какое проклятие висело над нашим путешествием: несчастный утонул неподалеку от Новой Земли! Стоял густой туман. Мы столкнулись с огромной льдиной. Весь экипаж кричал: «Боже, сохрани нас, мы погибли!» Я своими глазами видела эту ужасную льдину. Она была так близко к нам, что мы слышали ее треск. Туман помешал нам увидеть ее вершину…

Казалось, Амбруазина вот-вот потеряет сознание. Анжелика придвинула к себе скамейку, села и знаком пригласила сесть герцогиню.

– А отец Кентен? – спросила она.

– Он исчез как раз в тот день. Никому не ведомо, что произошло. Я до сих пор вижу эту чудовищную льдину, вижу, как она проплывает мимо, чувствую ее ледяное, смертельное дыхание. По-моему, там собирались дьяволы, они-то и направили ее против нас…

Анжелика подумала, что «благодетельница» женщина, конечно, ученая, набожная и богатая, но слишком впечатлительная для подобных путешествий, всегда исполненных тягот и опасностей. Ее духовник дал ей дурной совет, или же он по ошибке почитал ее Жанной Манс [21] либо Маргаритой Бургуа – эти отважные женщины были знамениты во французской Канаде, и на их счету было уже не одно странствие через океан. Но скорее всего, этот иезуит – а он наверняка был иезуитом – захотел использовать на благо миссий в Новой Франции, опекаемых Орденом, мистическую экзальтацию несчастной, хотя и слишком богатой молодой вдовы.

В сердце Анжелики зародилась жалость, и она упрекнула себя за раздражение, испытанное ею, когда герцогиня читала лекцию о приливах и лунном притяжении.

Амбруазина сидела в своем черном платье, сцепив руки на коленях, и перед ее взором, казалось, проносились какие-то скорбные видения; пышные черные волосы, обрамляющие тонкое, словно из хрупкого фарфора, лицо, делали ее как никогда похожей на сироту-инфанту.

Анжелика стала лучше понимать, сколь велико одиночество, окружающее эту женщину. Но как помочь ей, если жила она в особом мире, ею самой для себя созданном?

– Где вы сели на корабль?

– В Дьепе. Когда мы выходили из Ла-Манша, была опасность, что нас захватят испанцы или дюнкеркцы. Я и не знала, что моря так ненадежны…

Она спохватилась, тряхнула головой, ее бледное лицо озарила улыбка.

– Должно быть, я кажусь вам смешной… оттого, что я так всего пугаюсь, словно ребенок?.. Вы прошли через такие превратности судьбы и все же излучаете безмятежность и радость, в вас столько силы, хотя вы не раз смотрели в лицо смерти.

– Откуда вы знаете?..

– Я чувствую… Разумеется, я слышала, что о вас говорили в Париже этой зимой, накануне моего отъезда. Упоминалось имя господина де Пейрака, дворянина, искателя приключений, чьи действия угрожают поселениям в Новой Франции. Говорили, что осенью он привез туда целую колонию гугенотов и красивейшую женщину – может быть, свою супругу? Этого никто не мог сказать определенно. А может быть, вы и не жена ему? Но какое мне до того дело!.. Я никогда не забуду впечатление, которое я испытала, завидев вас на берегу, такую красивую и умиротворяющую, среди стольких незнакомых и свирепых лиц… И еще у меня возникло тогда чувство, что вы женщина, не похожая на других…

Она добавила задумчиво:

– Он тоже не похож…

– Он?..

– Ваш супруг, граф де Пейрак.

– Конечно, не похож, – с улыбкой сказала Анжелика. – За это я его и люблю!

Она попыталась придумать, каким окольным путем завести с Амбруазиной разговор о королевских невестах.

– Так значит, сударыня, невзирая на обстоятельства, при которых вы появились в Голдсборо, наши края произвели на вас скорее благоприятное впечатление?

Герцогиня вздрогнула и настороженно взглянула на Анжелику. Тревожно, с дрожью в голосе, она спросила:

– Так значит, вы не хотите звать меня Амбруазиной? Эта просьба поразила Анжелику.

– Если вам так хочется.

– А вам – нет?

– Достаточно ли мы знаем друг друга?

– Можно почувствовать некое родство с первой же встречи.

Герцогиня де Модрибур дрожала всем телом и была, судя по всему, глубоко потрясена.

Она отвела взор и вновь устремила его сквозь открытую дверь на морской горизонт, словно в нем заключалась ее единственная надежда.

– Голдсборо? – прошептала она наконец. – Нет! Я не люблю эти места. Я ощущаю здесь страсти, чуждые мне, и помимо моей воли, с тех пор, как я здесь, душу мою смущают отчаяние и сомнение. И страх – страх узнать, что жизнь моя, прежде чем меня забросило сюда, устремилась на гибельную стезю.

Предчувствия, возможно, не обманули ее. Теперь, когда молодая вдова оставила привычную ей искусственную атмосферу и очутилась на холодном пронзительном ветру Голдсборо, не начала ли она прозревать другую жизнь, которую она могла бы прожить – более человечную, более счастливую?

Анжелике претил этот спор, ей не хотелось в него углубляться. Личность герцогини де Модрибур была слишком чужда ей, хотя она и могла понять, что же терзает Амбруазину, что изломало ее, сделало несколько странной.

Однако, если графиня де Пейрак и испытывала жалость, она не чувствовала себя способной давать советы этой страдающей душе, ибо понимала, что Амбруазине следовало скорее оставаться в пахнущем ладаном полумраке исповедален Сен-Сюльпис, нежели устремляться к суровым, первозданным берегам Америки.