Хочу верить… - Голосовский Игорь Михайлович. Страница 25

— Придется по очереди спать, — смущенно сказал Игорь, когда они остались вдвоем. — Давайте вы первая, а часа в четыре я вас разбужу.

— Разве нам грозит какая-нибудь опасность? — удивилась Галя.

— Нет, но…

— Ах, вот вы о чем… — Голос ее стал сухим и неприязненным. — Знаете что, товарищ Черныш, если мы будем думать о такой чепухе, это причинит нам массу неудобств. Ведь мы муж и жена, нам придется жить вместе. Условимся раз и навсегда: мы товарищи по работе, отношения между нами должны установиться товарищеские. Иначе будет очень тяжело… И давайте называть друг друга на «ты»: это проще… Согласны?

— Конечно, — виновато ответил Игорь. — Ложись-ка, Галя, спать… А я пока выйду, чтобы тебе не мешать…

Через несколько минут, потушив коптилку, Игорь снял сапоги и лег рядом с Галей. Она заботливо придвинула ему подушку.

— Спокойной ночи, — сказал он. Он хотел прибавить: «Спокойной ночи, сестренка». Но не успел. Уснул…

Глава седьмая

В пятницу вечером на улице Коцюбинского появилась парочка, которая, несомненно, привлекла бы внимание прохожих, если бы таковые имелись. Но улица была совершенно пустынной. Никто не видел стройного, одетого в новенькое обмундирование, молодого обер-лейтенаята и его спутницу — красивую даму с черно-бурой лисой на воротнике. Губы у дамы были густо накрашены, брови подведены. Она ничем не отличалась бы от женщин определенного толка, если бы не ее глаза, строгие и серьезные.

Обер-лейтенант и дама подошли к двухэтажному каменному особняку и поднялись на крыльцо. Им открыл мрачный мужчина с недобрым взглядом, одетый в поношенную солдатскую форму.

— Доложи фрау Азаровой, что ее желает видеть Галя Наливайко, школьная подруга, — по-немецки сказал офицер.

Подозрительно покосившись на гостей, телехранитель захлопнул дверь.

— Напрасно ты назвал фамилию. Она моей фамилии не знает и может нас не впустить, — прошептала Галя.

Дверь снова открылась. Обер-лейтенант и его спутница поднялись на второй этаж. Здесь их встретила горничная, девочка лет шестнадцати, с испуганным лицом, и помогла им раздеться. Затем Игорь и Галя вошли в гостиную — большую комнату с портьерами на окнах. Все здесь было дорого, безвкусно и не по-домашнему казенно. Мебель в чехлах казалась вывезенной только что из канцелярии, зеркала, ковры и картины были явно нахватаны в разных местах.

С дивана поднялась высокая, смуглая, черноволосая женщина с гибкой фигурой и стройными ногами, видными сквозь прорезь халата. У нее были узкие глаза и пухлые губы, придававшие ее не очень красивому, но своеобразному лицу тупое и капризное выражение.

Она пристально поглядела на Галю, перевела взгляд на обер-лейтенанта и ледяным тоном спросила:

— С кем имею честь?

— Мы с тобой учились в одной школе, Валюша, — непринужденно ответила Галя, решив сразу дать понять Валентине, что она считает себя во всем равной ей. — Ты, возможно, меня не знаешь, я была в седьмом «Б», а ты — в девятом, но я-то тебя отлично помню…

— Что вам угодно? — перебила Азарова.

— Да просто зашла навестить, мы же с тобой из одного города, вместе учились, а здесь, признаться, такая скука, не с кем словом перемолвиться… Когда мой Генрих проговорился, что жену господина Герда зовут Валентина Азарова, я была ужасно обрадована…

Галя нарочно назвала Валю «женой» штандартенфюрера, зная, что той будет это приятно. Она хорошо продумала разговор, который сейчас вела.

— Кстати, познакомься, пожалуйста, — продолжала она. — Мой муж — Генрих фон Ратенау. Мы познакомились в Прибельске, а недавно переехали сюда. Пока еще не венчаны, но скоро Генрих уедет во Францию и увезет меня…

Игорь щелкнул каблуками и поцеловал руку, которую Валентина неохотно ему протянула.

— Присядьте, — все еще натянуто сказала она.

— У тебя чудесно! — оживленно болтала Галя, не желая замечать испытующего, неприветливого взгляда хозяйки. — Конечно, нельзя сравнить с нашей квартиркой, хотя и у нас тоже очень уютно… Генрих недавно вернулся из командировки, он ездил в Париж и привез уйму всяких модных тряпок и редких антикварных вещичек. Они очень украшают дом… А этот чудесный сервиз ты, конечно, купила в комиссионке?

— Тебя зовут Галя Наливайко? Не помню такую фамилию, — бесцеремонно сказала Валя. — Из седьмого «Б» я многих помню, девчонки там увлекались сценой и участвовали в спектаклях… Например, Надя Коврова… И Дуся Михаленко…

— Дуся ведь была моей подругой! — воскликнула Галя, решив действовать решительнее и рассудив, что Валентине вряд ли известно, с кем дружила Михаленко. — Мы сидели с ней на одной парте, на третьей от окна, ты вспомни. Я с косичками тогда ходила. А Дусе не повезло. Ее дом разбомбило, и все родные и дочка погибли на пятый день войны.

Это было чистой правдой.

— Я помню, как ты Катерину играла! — с увлечением сказала Галя. — В зале сидели ребята из артиллерийской спецшколы, все в форме с черными петличками, и один парень принес тебе на сцену букет…

— Верно, — сухо ответила Азарова. — Как это ты запомнила? Впрочем, кажется, я тебя теперь узнаю… Ты любила в гимнастическом зале на брусьях заниматься.

— Но у нас в школе нет гимнастического зала, — удивленно ответила Галя, подумав: «Вот она какая! Надо быть поосторожней!»

Но Валентина больше не пыталась «поймать» Галю, хотя по-прежнему пристально разглядывала ее.

Галя говорила, не умолкая. Она вспоминала различные случаи из школьной жизни, рассказывала о судьбе некоторых преподавателей и сверстников.

Игорь в своей новенькой форме стоял у окна и безмятежно сосал сигарету. Он служил как бы безмолвным подтверждением благонадежности Гали Наливайко.

— Вот теперь я тебя по-настоящему вспомнила! — внезапно перебила Валентина Галю и впервые за все время улыбнулась. — Ты под Новый год оформляла школьную стенгазету. Лежала на полу в кабинете завуча, рисовала заголовок и всех, кто заглядывал в комнату, гнала прочь…

Галя сперва обрадовалась: такой случай действительно был; теперь Азарова должна будет ей поверить. Но следующая фраза заставила ее насторожиться:

— Завуч Елена Константиновна называла тебя «товарищ секретарь», это мне отчетливо запомнилось. Ты была комсоргом в седьмом «Б».

— Положим, не комсоргом, а только заместителем, — вставила Галя, пытаясь скрыть тревогу.

— Как же ты, активная комсомолка, редактор стенгазеты, за немца замуж вышла? — спросила Валентина, перестав улыбаться.

— А ты сама? — Этого не следовало говорить.

Азарова прищурилась и зло отчеканила:

— Меня с собой не сравнивай. Я всегда советскую власть ненавидела. Они моего отца посадили, как врага народа. Я этого им не прощу!

Галя знала, что отца Валентины отдали под суд перед войной, но вовсе не за политическое преступление, а за растрату. Однако спорить она не стала. Разговор и так принимал нежелательный оборот.

— Ах, милая! — сказала она, вздохнув. — Все это было в далеком прошлом, а сейчас мы взрослые. Война многому нас научила. Мы с тобой одинаково смотрим на жизнь. Нам есть о чем поговорить. Живем мы по соседству и могли бы часто встречаться. Мне ничего от тебя не нужно, я просто ищу человека, которому можно довериться… Но навязывать тебе свое общество, конечно, не буду.

Сделав обиженное лицо, Галя встала и попрощалась.

— Заходите еще! — поколебавшись, сказала Валентина.

— Спасибо, придем непременно.

Только этого Галя и добивалась. На улице Черныш поздравил ее с успехом. Он так переволновался, что у него дрожали руки.

Через два дня Галя навестила Валентину уже одна, без Игоря, подарила ей дорогие серебряные сережки с бриллиантом, раздобытые специально для этой цели Мотовиловым, и окончательно очаровала ее, сообщив, что готова показать ей свои наряды, привезенные Генрихом из Парижа.

— Думаю, она согласится пойти к нам в гости, — сказала Галя Чернышу.

Все подготовив для успешного завершения задуманной операции, Игорь и Галя снова отправились к Азаровой. Телохранитель на этот раз пропустил их беспрепятственно.