Представление для богов - Голотвина Ольга. Страница 124

А инструменты... ну и что — инструменты? Илларни и раньше жил в Наррабане и знал, как легко могут погубить звездочета орудия его ремесла. Поэтому все, что попало в руки слуги, предварительно было разобрано на составные части и приняло совершенно безобидный вид. Например, небольшая подзорная труба — самый опасный предмет в круглой башне — в развинченном состоянии превратилась в футляр для письменных принадлежностей: острых палочек и перьев. Там даже цепочка сбоку имелась, чтобы подвешивать футляр к поясу... Колесико, которое помогало настраивать изображение на нужную резкость, было теперь прикручено к треноге-подставке и превратило ее в так называемый межевой циркуль. Никому не запрещено практиковаться в землемерном мастерстве. Илларни и раньше время от времени слонялся с этой треногой по округе, вслух похваляясь перед сопровождавшими его охранниками своими разносторонними познаниями (не только историк, но и землемер!), а заодно, на всякий случай, изучая окрестности...

Единственное, что могло бы безоговорочно погубить астролога, — это две линзы из подзорной трубы. Две большие прозрачные линзы из очень прочного, прекрасно отшлифованного стекла. В порошок их растолочь трудно, разве что разбить на осколки... Но куда эти осколки деть? Зарыть? Ученый с лопатой в руках привлек бы всеобщее внимание, а доверить линзы Чинзуру — это надо вконец из ума выжить. При себе их носить тоже опасно: если Илларни схватят сразу после побега, до того, как он избавится от улик, то можно сразу прикидывать, кем он родится в будущей жизни, потому что эта уже окончена. Спрятать линзы здесь? Рискованно: слуги — народ дотошный...

Что ж, простая логика подсказывает: не можешь спрятать вещь — положи ее на самом видном месте среди подобных ей... Вот они, линзы, целенькие, не разбитые: выглядывают краешками из груды «сокровищ» на дне аквариума. Очень, очень красиво...

— Хорошо, что ветер с моря, — с тоскливой надеждой вздохнул Чинзур. — Говорят, Слепые Тени боятся запаха соленой воды, даже на рыбачьи деревушки не нападают — ведь правда, господин?

— Во-от чего ты боишься! — сочувственно откликнулся хозяин. — Но мы же пересидим темноту у этого твоего... знакомого... А днем эти твари на людей не нападают. А может, их и не существует вовсе. Может, разбойники убивают запоздалых путников, а местные жители валят все на неведомых чудовищ.

— Как же так? — забывшись, воскликнул Чинзур. — Я знал двоих парней, которые этих тварей видели, вот как я — моего господина... Говорят — морды длинные, гладкие, безглазые... зачем бы тем парням врать?

Илларни нахмурил брови:

— Даже так? Видели хищников совсем близко — и остались в живых? Ай да парни! Как же им так повезло?

Чинзур прикусил язык, поняв, что сказал лишнее. А Илларни продолжал, пряча в глазах насмешку:

— Ходят слухи, что разбойники и кхархи-гарр — а зачастую это одни и те же люди — заключают со Слепыми Тенями нечто вроде союза. Чудовища не трогают разбойников, шляющихся по ночным дорогам, а те за это скармливают тварям тела убитых. Если опять встретишь тех двоих, Чинзур, будь с ними поосторожнее: кто знает, что они за люди!

Чинзур в смущении отвернулся к окну — и негромко воскликнул:

— Господин, взгляни — смена охранников!

Илларни подошел, глянул из-за его плеча.

— Отлично! Теперь у нас есть немного времени... Но помни: ты обещал не убивать часового!

Хотя было и не полнолуние, луна предательски высвечивала каждую трещину в скале, каждый выступ. Илларни предпочел бы полную тьму, когда не видишь, куда ставишь ногу, зато и не боишься стрелы вдогонку. Увы, астрологи лишь созерцают небесные светила, а не повелевают ими...

Жесткая колючая веревка резала руки, ветер грубо толкал старика в спину, швыряя лицом на скалу. Но Илларни шустро спускался, не испытывая страха. Наоборот, он чувствовал себя помолодевшим, вновь окунувшимся с головой в авантюрные похождения.

Море ревело разбуженным зверем. Илларни видел сверху, что прилив затопил большую часть полоски, протянувшейся вдоль берега.

Нога ступила на каменный карниз. Прямо из скалы выглянул Чинзур, потянул астролога куда-то вбок:

— Здесь пещера, господин мой. Не лучше ли хозяину подождать тут? А я бы глянул, нет ли сигнала от контрабандистов...

Пещерка почти не защищала от ветра и соленых брызг — не пещерка даже, а так, выбоина в скале. Зато там можно было сесть, положив ободранные руки на торчащие у подбородка колени, и расслабиться. Однако бдительности старик не терял: прислушивался, не доносятся ли сверху крики, не хватились ли их в поместье.

А Чинзур змеей соскользнул к подножию скалы и пустился бежать вдоль берега. Перебрался через небольшой каменный мыс и увидел в скалах ровный красный огонь. Это горел в пещере разложенный контрабандистами костер.

Да, люди Хайшерхо знали свое дело. Они были повсюду, они были бесстрашны, точны и исполнительны. Пришел приказ доставить в Нарра-до двоих человек — и пожалуйста, все готово. Разведен в укромной пещере огонь, приготовлены запасы еды и все необходимое, чтобы изменить внешность: одежда, накладные бороды, краска для лица. И сидят у костра двое-трое вооруженных верзил, готовых, не задавая вопросов, охранять путников до самой столицы.

Наверняка все так и есть. Но на этот раз приказ Хайшерхо не будет исполнен. В игру вмешались слуги Хмурого.

Сейчас, именно сейчас судьба дарит Чинзуру несколько мгновений, чтобы решить, как быть дальше.

В винном погребе коварной Тахизы Чинзур со страху наговорил лишнего. Теперь кхархи-гарр известно все: место встречи, путь до Нарра-до, дом, где Илларни должен остановиться в столице... Где они нанесут удар? В городе? По дороге? А может, поджидают у костра, бросив в море тела контрабандистов? Самое важное, самое главное: сохранят ли кхархи-гарр жизнь Чинзуру?

И ознобом по позвоночнику, льдом по сердцу пришел ответ: а зачем? Он свое дело сделал, привел звездочета в лапы слуг Хмурого. К чему дальше возиться с отступником, который предал сначала Кхархи, потом Хайшерхо?

Чинзур круто повернулся и, спотыкаясь, зашагал прочь от огонька, сулившего защиту и тепло. Зашагал в грозную ночь, полную врагов, чудовищ, холодного ветра и неизвестности.

Поравнявшись с пещеркой, где ждал Илларни, слуга глухо сказал:

— Плохо дело, господин мой. Нет нам знака. Может, помешало что-нибудь контрабандистам? Будем возвращаться, пока нас не хватились? Или пересидим до света здесь, в скалах?

Чинзур уже неплохо изучил старого астролога и не удивился, когда тот твердо ответил:

— Возвращаться нельзя. Ты же хвастался, что разузнал дорогу? Ну, так...

Старик настороженно замолчал: сверху донеслись крики.

— Часовой очнулся, — шепнул Чинзур так осторожно, словно наверху кто-то мог расслышать его сквозь шум прибоя.

— Уходим! — скомандовал Илларни.

Ветер с воем летел по ущелью — то ли торопил беглецов, то ли угрожал им. Промокшая одежда противно липла к телу и воняла гнилыми водорослями. Еще бы! Именно в куче выброшенных на берег водорослей два загнанных человека еще недавно пытались укрыться от охранников с факелами, гортанно перекликавшихся вдоль берега.

Четверть звона назад беглецы были уверены, что им удалось обмануть преследователей и что можно без опаски уходить прочь от моря. И вот теперь — визгливые вопли, эхом катящиеся по ущелью, и три факела позади во тьме.

Но тьма не была спасительно густой и непроглядной. Стремительно летящие со стороны моря облака то закрывали луну, то проносились дальше, позволяя падающим с неба белесым потокам высвечивать ущелье до самого дна.

Илларни устал, старое сердце тяжело колотилось в ритм бегу... впрочем, не было никакого ритма, да и не бег это уже был, а неровный быстрый шаг, мучительный, уносящий последние силы...

Но мысли храброго ученого были не о том, что сердце больной птицей тычется в ребра, мышцы невыносимо болят, а горло глотает воздух не струей, а какими-то плотными сгустками. Илларни умел в критические моменты отвлечься от забот о собственном теле. И сейчас он с упорством отчаяния искал выход из опасной ситуации.