Представление для богов - Голотвина Ольга. Страница 162

Илларни высунулся на лестницу и напряженно прислушался. Ему удалось уловить снизу торжествующий, возбужденный голос Великого Одержимого:

— Живыми их ко мне, обязательно живыми! Посмотрим, заведет ли тогда наш звездочет благородные речи!

31

— Ну, куда ты свесилась, куда? Хочешь разбрызгать мозги по всему ущелью?

— Да я ничего, просто смотрю. По стене кустики разрослись... Интересно, как они там держатся, ведь сплошной камень...

— Я сказал, отойди от края! Не могу видеть, как ты горную козу из себя корчишь!

Айфер был всерьез рассержен. Он всячески скрывал, что боится высоты, и ему тяжело было смотреть, как Аранша пристроилась на краю обрыва с такой непринужденностью, словно все детство провела на этих откосах и кручах.

— Ладно, — смилостивилась та, — сейчас уходим. И так ясно, что дороги тут не найти. Если и была, то обвалом засыпало.

— Или Ухтах с пути сбился, — мрачно согласился Айфер. — Человек, может, здесь и пройдет, а вот верблюд — никак.

— А если... если не сбился? Если он нас сюда и вел?

— Ухтах? — не понял Айфер. — Зачем?

— Ну... Многоликая его знает, не нравится он мне. Глаза такие противные, масленые...

— Приглянулась ты ему, вот и масленые! Ухтах — он ничего, неплохой дядька... показал мне, как играют в «четыре камешка». Вернусь — наших парней научу... и всех обыграю! — Айфер засиял при мысли о такой великолепной перспективе.

— Все равно я ему не верю! Жаль, языка не знаю, а то б я его, ящера кругломордого, прижала! А с тобой он о чем всю дорогу болтал?

Айфер и вовсе расплылся в улыбке — от уха до уха.

— А он в еде толк понимает! Я от него такого наслушался... Представляешь, курица с медом и орехами! Или гусь в вине... А вот еще: баранину потушат немного с луком, сладким перцем, черносливом... а потом зальют кислым молоком и дальше тушат, пока молоко не выкипит...

Аранша досадливо махнула рукой:

— Тебе бы только пожрать!

— А ты у нас сроду ничего не ела? — обиделся наемник и отвернулся, ища глазами поднимающуюся из-за скалы струйку дыма. Но долго обижаться он не умел. — А у наших, внизу, уже и еда готова...

Аранша пропустила мимо ушей прозрачный намек.

— Не нравится мне здесь! — упрямо сказала она. — Трава как из жести вырезана, кусты жесткие, вот-вот на ветру зазвенят. А пустыня... бр-р-р!

— Пустыня? — снисходительно отозвался Айфер. — Ты ж ее и не видела толком, мы ее по краешку зацепили. Вот я почти мальчишкой караваны охранял, такого насмотрелся... Я кому сказал, отойди от обрыва!

— Да сейчас, сейчас... что значит — «не видела»? Столько песка, прямо горы... полумесяцами такими, мягкие, как волны...

— Подумаешь, горы! А песчаные бури тебя трепали? Не воздух, а каша из песка, даже солнца не видно... а песчаные вихри от земли до неба — это тебе как? Но поганее всего соляные пустыни. Блестят, как снег, издали на озеро похоже. Если соль плотно слежалась — еще ничего, можно идти. А если сверху корочка, вроде наста, а под ней соляная пыль, тогда хуже. А самая дрянь — если под корочкой топкая грязь, тут уж верблюду не пройти. Бывали и подлее неожиданности...

Айфер не договорил, потому что им с Араншей воочию явилась весьма подлая неожиданность.

Неожиданность гулко ударила в камень рядом с головой Айфера. Неожиданность была в поллоктя длиной, имела железный наконечник и зеленое оперение.

Наемники среагировали не раздумывая. Аранша, обдирая кожу, метнулась в заросли колючих кустов, торчащих над пропастью. Айфер, при всей своей солидной фигуре, ухитрился втиснуться меж прокаленных солнцем высоких камней и стал почти невидим. Первая заповедь воина — не будь, дурак, мишенью!

Бурые чужие скалы ожили. Ящерицами выскальзывали на тропу смуглые люди в серых холщовых одеяниях, с темными повязками на волосах. И запрыгала, заскакала по горам гортанная наррабанская речь:

— Какой баран стрелял?! Живыми брать, только живыми!

Слова эти подбодрили Айфера. Не таясь, шагнул он на тропу и взревел:

— Ар-ранша! Эти придурки нас живыми взять хотят! А ну, спиной к спине!.. Эй, твари, ползите сюда. Выучу вас ходить на задних лапах!.. Ага, боитесь?!

И было чего бояться! Отправляясь в путь, Айфер сменил меч на гигантский топор. («Здесь не гарнизон! С чем хочу, с тем и хожу, хоть с дубиной!») И теперь чудовищное лезвие с гулом резало воздух, заставляя пятиться самых отчаянных.

Но сзади, от зарослей, не было ответа, и не встала Аранша рядом с грайанским великаном, чтобы прикрыть ему спину. Уголком глаза Айфер увидел, как сверху по откосу заскользили на веревках проворные, гибкие тела — и тут же край зарослей вскипел, как вода в котле. Слышны были неразборчивые вопли и треск ветвей: Аранша вела разговор без переводчика.

Айфер топором развалил грудь особо наглому наррабанцу, пинком сшиб какого-то ловкача, который пытался проскользнуть ему под руку, и повернулся так, чтобы позади оказалась скала. Уж она-то в спину не ударит! Теперь ему виднее была схватка у края пропасти. Эх, Аранша-атаманша! Поспешить бы к тебе на помощь, да путаются под ногами... всякие...

Выше по тропе раздался визг (Айфер сразу понял, что голос мужской). Мигом кубарем прокатился бедолага, наверняка впервые в жизни сбитый с ног женской ручкой. Не переставая вращать перед собой топор, Айфер перепрыгнул через кувыркающегося вниз наррабанца, могучим пинком добавил ему скорости и крикнул:

— Неплохо для бабы!

Опытный воин знал, что лучший способ подбодрить товарища в бою — это разозлить его как следует. И действительно, от зарослей донесся грозный возглас:

— Вернемся в крепость, я покажу, кто из нас баба, а кто — десятник!

«Эх, — довольно подумал Айфер, — не завидую я тем, кто ей сейчас под руку попался!»

Он взревел, как дракон, и еще стремительнее заработал топором. Казалось, наррабанцы отлетают прочь от одного только вихря, поднятого яростным железом. И пошел грохотать меж скал мощный голос, на смеси наррабанского и грайанского разъясняющий всем этим паршивым шакалам, от кого они произошли, в каких неприятных местах воспитывались и какую грязную жизнь до сих пор вели. А уж какой смертью им предстояло сдохнуть — это красноречивее Айфера объяснял его топор...

По короткому свисту вожака наррабанцы отхлынули, заманивая богатыря ринуться в погоню. Но это у них не вышло: Айфер, может, и не блистал умом, но боевого опыта у него хватало. В одиночку за толпой он не помчался, воспользовавшись краткой передышкой, окинул взглядом скорчившиеся меж камней искореженные трупы и даже крякнул от удивления: сам не заметил, когда столько навалять успел!..

Внезапно на тропе возник тощий сутулый наррабанец и, держась на безопасном расстоянии, поднес руку ко рту. Айфер заметил у него в кулаке короткую трубку. Много повидал в жизни грайанский наемник, а вот о шипах рухху слышать ему не приходилось. Поэтому он лишь поудобнее перехватил рукоять топора и приготовился отразить любое нападение. Но противник взмахнул рукой и юркнул вниз по тропе, укрылся за камнями.

Распаленный боем грайанец и не почувствовал легкого укола в шею, туда, где был распахнут ворот рубахи. Он испустил боевой клич, ожидая новой атаки. Но враги затаились, выжидая, как воронье на побоище.

И отказали ноги, онемели сильные мускулы. С ужасом и отвращением почувствовал Айфер, что опускается на колени. Ничего более унизительного не испытал он в своей честной жизни воина: собственное тело предало, изменило.

Наррабанцы осторожно приближались. Чувствуя, что руки наливаются свинцовой тяжестью, Айфер с усилием вскинул топор и зарычал. Ах каким неподъемным стал этот топор, даже глаза застелило багровой пеленой...

А враги совсем близко, слышно тревожное карканье:

— Держится! Нужен еще шип!

— Сдохнет от двух шипов...

— А так не возьмем!

Вторая игла клюнула кожу. Топор выпал из ослабевших рук.

— Живой?

— Вроде околел... Не угодить бы нам на жертвенник! Велено брать живыми, а тут еще девка в пропасть сорвалась...