Земля мертвых - Гранже Жан-Кристоф. Страница 24

На второй картине, «Ведьма», зритель видел странную композицию, слишком новаторскую для своего времени (нечто вроде «Собаки» из «Pinturas negras»). Полоска земли (но здесь цвет наводил скорей на мысль о лаве, о раскаленной магме) косо делила полотно надвое. На этой оси возникала жуткая голова. Раскосые глаза, измученное сморщенное лицо, слипшиеся от грязи и торфа всклокоченные волосы. Казалось, ведьма тоже смеется таким же зияющим ртом и играет с вами злую шутку по другую сторону этой серной черты.

«Мертвец», написанный в более темных тонах, последними оттенками киновари и кармина перед сиеной, переживал агонию цвета сумерек. На полотне можно было разглядеть человека на каком-то ложе: кровати или носилках. Не в больнице, а скорее в камере или комнате с наклонным потолком. Странным образом искривленное тело, казалось, было едва намечено по сравнению с лицом, выписанным ошеломляюще подробно. Четкие черты, огромные глаза, точеный профиль – и снова этот широко разверстый рот, который на сей раз наводил на мысль не о смехе, а о небытии, с каждой секундой отвоевывающем себе пространство.

В пору увлечения судебной медициной Корсо с удовольствием читал научные трактаты девятнадцатого века. Он вспомнил описания внешности пациентов с третичным сифилисом. А именно следующее: изъеденное лицо, провалившийся нос, губы в рубцах и шрамах, тонкие, как клинок сабли, берцовые кости, деформированные болезнью, как металл – предельной температурой. Наверняка Гойя изобразил сифилитика, которого видел в какой-нибудь благотворительной лечебнице или богадельне.

Все это мало чем помогло Корсо в его деле, однако он был уверен, что убийца приходил сюда полюбоваться этими произведениями. Напитаться ими. Насытиться. Они стали тем пусковым механизмом, который дал ему команду перейти к действию. Или же они напоминали ему другую травму, подлинный источник его убийственного побуждения…

Корсо решил вернуться на первый этаж, чтобы расспросить смотрителей и узнать, не обратили ли они внимания на постоянного посетителя, странного поклонника этих работ. Он уже начал спускаться, когда снизу раздалось рычание, мгновенно перешедшее на такие высокие звуки, что превратилось в шипение и хрип, – заработал мотор лифта. Сквозь стальную кованую решетку Корсо увидел, как опускается противовес и приближается застекленная крыша лифта. Он машинально отпрянул и проследил взглядом за движением кабины.

В этот же момент за прозрачными дверями рядом со швейцаром он заметил мужчину, стоявшего к нему спиной: в светлом костюме и мягкой белой шляпе. В его мозгу молнией пронеслись слова Фрейда: «У него странная манера одеваться. Белые костюмы, шляпы… Вроде сутенера двадцатых годов…» «Сутенер» только что проплыл мимо него ввысь.

Не мешкая Корсо, перескакивая через ступеньки, тут же кинулся наверх. Когда он достиг четвертого этажа, двойная дверь как раз закрылась и лифт уже тронулся вниз. Корсо бросился в зал, где висели «Pinturas rojas»: человека в белом там не было. Он обошел остальные залы. Короли, герцоги, шуты Золотого века, но никого в шляпе. Твою мать!

Он вернулся к лифту и внимательно осмотрел лестничную площадку. Никаких туалетов. Никаких кабинетов. Никаких других помещений, кроме этих трех залов. Он заглянул в шахту, где снова поднимался лифт. Корсо скатился по ступенькам, осознав, что произошло: посетитель заметил его отражение в зеркалах кабины. Доехав до четвертого этажа, он не вышел и велел швейцару отвезти его вниз. Наверняка под каким-нибудь предлогом шельмец всего-навсего пригнулся, поравнявшись с Корсо, а потом, оказавшись вне поля его зрения, снова выпрямился. Чем проще, тем надежнее.

Опросить лифтера оказалось невозможно: кабина вновь взмыла ввысь. Корсо предпочел сделать ставку на холл и сады. Спускаясь по ступенькам, он задавался двумя вопросами: почему этот человек сбежал? И как он мог засечь Корсо; выходит, он его знает?

На первом этаже никого: ни возле кассы, ни в примыкающем к ней книжном магазине. Корсо ринулся к туалетам, мужскому, женскому, проверил каждую кабинку. Nada [38]. Наконец он выскочил из здания. И против воли тотчас замер, ослепленный светом, вспыхнувшим прямо у него перед глазами, не говоря уже о жаре, от которой у него буквально подкосились ноги. Укрывшись в холле, где на него уже стали косо поглядывать, он перевел дух и снова бросился в пекло.

Приложив ладонь козырьком к глазам, он произвел быстрый осмотр местности. Разумеется, никого ни в аллеях, ни под сенью пальм. Казалось, пейзаж начисто лишен всякого присутствия человека и вообще любой материальной субстанции. Деревья выглядели белыми языками пламени, лужайки – ослепительными зеркалами.

Корсо добежал до выхода из парка. На светлом гравии дорожки четко вырисовывалась его тень – словно трещина, вспоровшая землю. Добравшись до ворот, он оперся о решетку и должен был сразу же отдернуть руку от раскаленного металла. То же самое произошло и с его горлом: пробежав несколько метров, Корсо чувствовал, будто оно превратилось в огнемет. Ни малейшего следа посетителя. Впереди пустынная улица. У него не оставалось сил снова пуститься бегом. Впрочем, куда? Незнакомец растворился в этом городе, таком же белом, как он сам.

Корсо провел ладонью по лицу и отправился обратно. Кровь стучала в висках. Он уже, запыхавшись, входил в холл, когда завибрировал его мобильник. Взгляд на экран: Арни. Ему показалось, что звонят с другой планеты.

– Ты где, мать твою? – прорычала культуристка. – Мы уже час не можем дозвониться!

Похоже, Барби умолчала о его отъездах-приездах.

Корсо колебался, не зная, как ответить, но склонился к начальственной сдержанности:

– Что случилось? Что-то срочное?

– У нас вторая, черт!

– Что?

– Жертва. Изуродованная таким же способом, задушенная собственным нижним бельем, связанным, как в предыдущий раз.

– Она опознана? – задохнулся он.

– Мы все и так ее знаем: это Элен Демора́, коллега Нины Вис. Мисс Бархат!

Корсо приземлился в Париже в 16:20 – настоящий подвиг в период отпусков. Впрочем, недостаточно заметный, для того чтобы его ждали на месте преступления. Тело Элен Демора уже было перевезено в Институт судебно-медицинской медицины, специалисты службы криминального учета упаковались так, что сцена обнаружения – пустырь в Сен-Дени – сводилась теперь к нескольким обрывкам ленты ограждения. Проходите.

Прокурор города Бобиньи, находившегося в юрисдикции департамента Сен-Дени, прихватил прибывших на место ребят из регионального 93-го отдела судебной полиции. Барби уже мертвой хваткой вцепилась в прокуратуру Парижа, чтобы дело передали им. Но оформление документов требовало времени, и теперь, во второй половине дня, никто не знал наверняка, кому будет поручено расследование.

Пока группе Корсо удалось лишь получить отчеты, составленные офицерами судебной полиции. Не высказывая никакого мнения и ни словом не объяснив своего отсутствия, Корсо завладел стопками печатных листков и заперся в кабинете. Прежде всего ему следовало проанализировать и объединить факты, со всей объективностью проникнуться этой новой драмой – и позабыть о полученном в Мадриде тепловом ударе.

Труп был обнаружен около одиннадцати утра на заброшенном пустыре, на углу улиц Капитана Альфреда Дрейфуса и Флоры Тристан, недалеко от железнодорожных путей станции Стад-де-Франс. На самом деле не вызывало никакого сомнения, что тело обнаружили гораздо раньше, – место идеально подходило для того, чтобы выкурить пару косячков. Но не местным же мальчишкам предупреждать полицейских – это просто невозможно. Пришлось ждать, когда один из них расскажет родителям, а те решатся позвонить неприятелю, то есть в полицию.

Так же как Софи Серей, Элен Демора была обнажена, при ней не нашлось ни единого предмета или документа, позволявшего установить личность. Сыщики сразу подумали о первой убитой стриптизерше. Их подозрения подтвердили обнаруженные следы.