Альв (СИ) - Мах Макс. Страница 37
Уехать с Йепом куда-нибудь в Гардарику, где их никто не знает, купить дом в Новом городе или в Рязани, назваться женой графа Ицштеда, и Бог с ней, с ее прошлой жизнью! Можно еще податься за океан или осесть в Великой Британии. Однако, думая об этом, Альв знала, что ничему из этих планов не суждено сбыться. Что-то важное заставляло ее искать себя забытую, что-то такое, что сильнее любопытства или простого человеческого желания узнать правду. Там в ее прошлом была скрыта загадка, скорее всего, чреватая серьезными последствиями, смысла которых она, увы, не способна пока постичь. Вполне возможно, это смертельно опасная тайна, но тогда, тем более, ее надо раскрыть. Жить с такой ношей, не ведая о том, в чем ее суть, опасно даже для виверны. Возможно, для виверны в особенности. К тому же, прибыв на континент, Альв окончательно вспомнила, что она не единственная виверна в мире, из чего следует, что неплохо бы, наверное, найти и других, тех, которые, возможно, захотят и смогут ей помочь.
"Или не захотят! — пожала она мысленно плечами. — В конце концов, кто-то же лишил меня памяти, а значит, кроме друзей, если таковые у меня все-таки есть, имеют место быть и враги, притом враги сильные, способные на такую могущественную волшбу!"
При мысли о врагах она снова вспомнила женщину из своего прошлого, которую, судя по испытываемым при этом эмоциям, Альв ненавидела так глубоко и сильно, что пронесла эту память даже сквозь полное беспамятство.
"Сигрун Гундберн… Золотая Зигги… Первая Среди Равных…"
К сожалению, ничего больше об этой красивой женщине Альв вспомнить не могла. Разве только то, что Зигги одевалась в роскошные светлые платья, носила сказочные драгоценности и вспоминалась исключительно в роскошных интерьерах дворцов и замков. Впрочем, сама Альв, судя по отрывочным воспоминаниям и тем драгоценностям, что были на ней в день переноса, ни в чем этой суке не уступала. Ни в платьях, ни в бриллиантах.
"Но что все-таки тогда со мной произошло?"
Как Альв оказалась в Себерии? Почему обеспамятовала? Кто были те другие — мертвые люди, что перенеслись вместе с ней? И что за взрыв — а Йеп утверждает, что это был именно взрыв — произошел в ту ночь на заснеженной поляне?
"Ох, мне!" — топнула она мысленно ногой и уставилась в ростовое зеркало, перед которым сейчас стояла.
Ну, что сказать! Она была красива. Тут ни добавить, ни убавить. Даже в этом "простом" дорожном платье — бархатный роб с отложным воротником, темно-синий, расшитый еще более темным растительным узором, и котт из светло-серой испанской шерсти с аппликациями из синего и голубого атласа. Наряд дополняли сафьяновые "русские" сапожки на высоком "французском" каблуке, лайковые перчатки и темно-серое манто с капюшоном, подбитое мехом голубой норки. А вот от корсета, учитывая удобство в дороге и собственную хорошую фигуру, Альв отказалась, поддев под платье лишь шелковое белье в три слоя и шелковые же чулки. И телу приятно, и блохи не заведутся!
— Ты прекрасна! — нарушил молчание Йеп, наблюдавший за ней со стороны.
— Это бесспорно! — отмахнулась она, но про себя довольно улыбнулась.
Йеп утверждал, что она ему нравится даже виверной, но все-таки черноволосая, голубоглазая и белокожая она, наверняка, была ему больше по душе. Такую вот, изящную и белую он мог "крутить и свивать", как хотел. Мог целовать в карминовые губы, ласкать ее упругие груди, в общем, делать все то, что придет в голову мужчине, захваченному в плен страстью, и о чем взыскуют душа и тело любой нормальной женщины. С виверной ничего подобного не сделаешь, а, если попробуешь, вряд ли уцелеешь.
Альв помнила себя в шкуре дракона. Знала, каких сил ей стоило удержать себя от резкого движения, способного сломать Йепа, как сухую ветку. Помнила, как, умирая, — во всяком случае, тогда она была в этом уверена, — коснулась его щеки своими трехдюймовыми когтями. Эти ее "ножи" были остры, словно бритвы, и отличались такой же прочностью, как если бы их выковали из оружейной стали.
"Боги! Я могла его убить!"
"Но ведь не убила!" — возразила она сама себе.
— Куда теперь? — спросила вслух, отметая страхи и сожаления, которые, похоже, никогда не овладевали ее сердцем по-настоящему.
— Полагаю, в гостиницу, — ответил ее мужчина. — Дело к вечеру, а мы еще не обедали. Да и кровать, которую не качает волна, мне кажется, больше подходит для любви.
"Он снова меня хочет! А говорил, старик!"
— Мне нравится ход ваших мыслей, граф Ицштед, — улыбнулась Альв, отрывая взгляд от своего отражения и оборачиваясь к Йепу. — Ты ведь уже нашел нам крышу над головой, разве нет?
— Разумеется, да! — Йеп был великолепен, говоря и двигаясь, в этой своей манере "непоколебимой уверенности" во всем, за что ни возьмется. — Пока ты подбирала наряды, я порасспрашивал людей. Тут неподалеку, на Портняжной улице есть одна подходящая гостиница: чистая, и повар у них хороший. "Цветок королевы", но на вывеске, по-моему, нарисован чертополох. Впрочем, неважно! Я снял нам две большие смежные комнаты на втором этаже…
— Две? — переспросила озадаченная Альв.
"Почему вдруг две?"
— Спальня и гостиная, — пожал плечами мужчина. — В спальне большая кровать, а в гостиной — стол и стулья. Мы сможем обедать без назойливых соседей…
"Ах, спальня и гостиная? Ну, это совсем другое дело! Спальня и гостиная, гостиная и спальня… Ты безупречен, Йеп, но об этом я тебе пока не скажу. Не все сразу!"
3. Торсдаг (четверг), третий день месяца белтайн, 1611 года
Гамбург расположен в устье Эльбы. Отсюда, с севера на юг, в Австрию и Штирию, можно добраться разными путями. Например, плыть по реке, но это означает, что потом придется двигаться на восток и уже оттуда — из Богемии через Нижнюю Австрию добираться в Штирию, если, разумеется, Альв, и в самом деле, нужно туда, а не в какое-нибудь другое место. Однако дело даже не в том, что дорога через Богемию — это окольный путь. Альв просто "до чертиков" надоели "прогулки по воде", — хватило и Нордзее, — и путешествие на барке по Эльбе было отклонено, как неактуальное. Поэтому решили двинуться прямо на юг, держась при этом главных дорог. Из Гамбурга в Гановер, а оттуда через Геттенген и Кассель в Вюрцбург, и далее в Нюренберг, Ингольштадт и, наконец, в Мюнхен. Из Мюнхена самым логичным представлялось ехать на юго-восток в Зальцбург, а там уже и до Граца "рукой подать" — через горы и все такое. Преимуществом этой дороги было долгое неторопливое путешествие через благоустроенные германские земли, наверняка, хорошо известные Альв.
Представлялось, что дорога через знакомые места поможет разбудить ее память. Впрочем, могла и не помочь, но в любом случае, это было лучше, чем ничего. Однако, если выбирать сухопутный маршрут, для путешествия им понадобятся карета и кучер, а заодно и слуга. Возможно, это выглядело несколько расточительным, учитывая весьма туманные перспективы пополнения их казны, но скаредничать отчего-то не хотелось. И Яков решил, что, во-первых, "однова живем", — типа вита брезис [44] и мементо мори [45], - а во-вторых, положен же молодоженам, пусть даже и не венчаным, медовый месяц, или как? Иди знай, что случится с ними потом, где-то там впереди! Но сейчас они вместе, он и Альв, и он снова молод, хотя и не совсем в том смысле, в котором хотелось бы. И вот это ощущение в стиле карпэ диэм [46], и определяло сейчас его модус операнди [47].
Торопиться им было некуда, поскольку они даже не знали пока, куда конкретно лежит их путь. Поэтому проведя в "Цветке королевы" чудесную ночь и со вкусом позавтракав, ближе к полудню Яков и Альв вышли в город, чтобы, как говорится, людей посмотреть, да себя показать. А там уж, как получится, не найдут карету и слуг сегодня, продолжат поиски завтра. Город велик и богат. Не может быть, чтобы в нем не нашлось того, что можно купить за деньги.