Странствие (СИ) - "Алексис Канте". Страница 10
Глава 4. Скит Пророков
Находясь в поездке за стенами Скита, Кассад Хисанн осознал тяжелые последствия непрестанного зноя. Посевы страдали без живительной влаги, люди кляли засухи и спешно собирали недозрелый урожай. Нет, строго говоря, он видел, как крестьяне целыми днями выковыривали из земли клубни сорра, а в середине лета все-таки удалось собрать часть ячменя, овса и пшеницы. Однако в пойме Слезы высохли заливные поля драгоценного риса, завязь плодовых деревьев не вызрела — тут уже не до фруктов, сохранить бы слабые деревца на будущий год. О вине Пророков, славящемся по всему Атонкарису, что и говорить. Его или изюма на продажу не будет. Многие гроздья винограда отцвели да так и остались недоразвитыми.
Честно сказать, он не пахарь и не садовод — он воин! Лишь по воле отца ему пришлось вникать в нужды землевладельцев, общинников и крестьян. «Без еды война невозможна», — напутствовал Кассада в дорогу дядя Тимон, а лорд Эссад не согласился, к сказанному присовокупил: «Еще как возможна, брат! Как бы не началась вскоре война за еду!»
Лорд Эссад жаждал войны, готовился к ней, но в общем-то, дела плохи… Те кусочки леса, которые его лорд-отец возрождал на левом берегу реки и в предгорьях — ближе к ее истокам, чахли и оставляли мало надежд. Прежде каждой весной налитые полные тучи степенно переваливали через хребет Неизвестного Бога, принося испарения с огромных болот тонка, с небес лил дождь, и Слеза разливалась, занося поля плодородным илом. Левый берег покрывался цветистым ковром, и туда пастухи выгоняли скот, множивший благополучие паствы Пророков. Но в этом году опять пришла засуха — все дожди остались на стороне тонка, на радость Мглистому и другим мерзким божкам жалкого пакостного народца.
«Да... Хорошо еще, что тонка враждуют друг с другом, нисколько не пытаясь учинить войну против людей».
Кассад объездил земли Хисанн, много раз он переправлялся через Слезу вброд, ибо река перед Скитом Пророков и ближе к верховьям сузилась и обмелела. На ней повсюду стояли рыболовецкие сети; лодки, плоты, грузовые баржи сгрудились в оставшихся заводях, будто провинившиеся мальцы, стоящие в углу. Люди пока не голодали, хотя некоторые купцы уже поднимали цены, а Зартанг блажил — говорил Кассаду, переиначивая святую поговорку: «Не думай о народе, брат, ведь народ сам непрестанно думает о тебе».
Наследник труслив, он всегда хотел спокойствия и мира; лорд-отец, Кассад и дядя Тимон знали иное — мирная жизнь уходит в прошлое, в зимнем сезоне придут нужда и испытания, сравнимые с теми, что выпали на долю народа Хисанн во времена Правой войны.
По привычке подъезжая к городу, он жалел, что первый Пророк не обосновался на левом берегу Слезы. Как правило, враги приходили к городу с юга — в последний раз легионы Маурирта и их трусливые вассалы после недолгой осады взяли Скит штурмом, разрушив его обветшалые стены. Дядю Хотта казнили, старые стены снесли, Хисанн десять лет выплачивали дань, но в остальном, только что взошедший на трон Кайромон Шестой обошелся с восставшими милостиво.
Почти шестнадцать лет минуло с той войны. С тех пор как зеленым юнцом Кассад впервые поучаствовал в битве, почуял смерть за плечом и окропил меч кровью врага. За прошедшие года многое изменилось...
Лорд Эссад настоял на том, чтобы Зартанг назвал единственного сына Хоттом — в честь погибшего дяди. Скит разросся и стал многолюден — в город и другие области Хисанн стекались свободные люди со всего материка, ибо повсюду в обретенных землях народ жил намного хуже. Всего за полгода отец возвел новые стены — крепкие и высокие. К постройке долго готовились: потихоньку заготавливали камень, размечали и подгоняли блоки прямо в каменоломнях, укладывали пути. Потом лорд Эссад призвал люд на трудовую повинность, и народ Пророков работал охотно, помня об унижении и желая отомстить.
Такое строительство не провести в тайне, Маурирта вскоре прознали, и в город прибыл Кимирра — второй сын короля. Гуляка, пьяница и мот — он, при всем при том, мнил себя опытным, незаменимым послом. Отцу — суровому воину пришлось давать принцу роскошные пиры, возить его на охоту в горы, льстить многочисленным столичным вельможам. Кимирра пил в Ските больше месяца, таращась на то, как растут новые стены. Наконец, изрядно проредив казну и зимние запасы, он умотал восвояси, пообещав выхлопотать королевское разрешение. Разрешение не пришло ни весной, ни летом — как и полагал лорд-отец, престарелому королю не было дела ни до чего, кроме своего глупого Странствия.
Небольшой конный отряд Кассада побывал в большинстве городков и замков для того, чтобы проверить и подготовить их. От имени лорда-отца он спрашивал о делах мира и войны, после от его же имени отдавал приказы. В Жарком Предгорье Кассад узнавал, сколько еще дичи можно забить в горах, и стоит ли охотиться на перевалах и в краю тонка; в Дохлом Приюте слушал рапорт о количестве копейщиков и подготовке лучников; в Кузнях, естественно, наблюдал за добычей железа и дал наказ ковать побольше мечей и доспехов. И вот, возвращаясь домой и миновав уже вторую излучину Слезы и устье Лазурного Притока, он надеялся, что лорд-отец будет доволен.
Лорд Эссад готовился к войне, а Кассад им восхищался. Кто кроме отца готов сделать первый шаг? Кто готов раз и навсегда сбросить ярмо Маурирта? Только лорд Хисанн, такой же смелый и гордый, как лорды первых Пророков! Кассаду не придется решать: он, как и остальные воины, последует вслед за отцом, ведомый преданностью и долгом. Не то чтобы он страшился войны — он младший сын, он просто исполняет приказы.
Норовистый гнедой конь, которого Кассад кликал Юрким, вынес его на вершину последнего холма, и он приказал Эльве развернуть сизый стяг Хисанн со склоненным пред Неизвестным Богом Пророком. Впереди начиналась долина, где виднелся сам Скит, примыкающий к реке в ее среднем течении. Смеркалось, Кассад направил жеребца вниз, и Юркий с готовностью поскакал галопом, учуяв запах родной конюшни. Широкая, протоптанная сотнями колес дорога в вечерний час пустовала, если не считать крохотное стадо овец и нескольких крестьянских повозок. Поля и огороды в округе города уже убрали, а ближе к новым стенам — перед рвом, ютились небольшие домики. Жителей палисада в них оставалось мало — лорд Эссад постепенно переселял людей в столицу.
К Багряным воротам всадники прискакали в темноте, однако часовые на стенах давно приметили их, и Марке даже не пришлось трубить в рог. Ворота еще не закрывали, решетка оставалась поднята, на дне свежевырытого рва воды считай не было — журчал хилый ручеек из обмелевшей реки. Кассад придержал Юркого, аккуратно прогарцевал по короткому мосту из легкого северного дерева, которое преподнесли в дар единоверцы из Биннахара. Его свита перестроилась по двое, проследовав за ним.
В стенах уже подожгли факелы на железных рукоятках, и их земляная смола жутко чадила. Юркий зафыркал, потом недовольно заржал, подав пример остальным лошадям. Кассад быстро спешился, похлопал жеребца по бокам и шее, передал подступившим конюхам. Потом узнал и поприветствовал начальника караула:
— Не думай о боге, Тансен, ибо Неизвестный сам думает о тебе, — устало сказал он.
— Да придет и поведет нас Пророк, сир! — ответствовал Старый Тансен. Кассад иногда попадал к нему на воспитание в детстве. Этот грузный мужчина, заросший усами и бородой поболее Кассада, в короткой льняной тунике и кольчужной рубахе, надетой поверх, ходил, тяжело переваливаясь, словно важный гусак. Он делал так не из-за спеси, а из-за ран, полученных во время Правой войны.
— Ваш лорд-отец ждал вас к обедне Пророка! — известил Старый Тансен. — Поедете верхом к замку, сир? — спросил он.
— Нет. Оставь лошадей у себя на конюшне. А назавтра переведешь в дворцовую.
До замка от Багряных ворот полмили, и Кассад не хотел рисковать лошадьми, пуская их в темноте по булыжникам и кривым улочкам: там лавки на мостовой стояли наискосок, глиняные бочки с нечистотами как всегда отвратно воняли, заполненные мусором и дерьмом; прибывшие из сел телеги нередко полностью перекрывали проход.