Противоречие по сути - Голованивская Мария. Страница 29

Ты морщишься и всегда говоришь: "Ваше поколение безнадежно", но я не спорю, потому что потом в моей голове проносятся совсем иные ураганы, тревоги и раскаянья, образующие в сочетании со сладкими волнами воспоминаний самый немыслимый коктейль.

Час ночи. Валокордин. Сигарета. Валокордин.

Что завтра?

Поговорить с бухгалтером, в документах не правильные цифры и могут быть проблемы с налоговой полицией. Бориса, нашего налоговика, уволили, попался на чем-то, очевидно. Нужно придумать, как быстро замазать нового. Нужно уволить трех продавцов из магазинов на Охотном ряду и Кропоткинской – скверно работают и мы теряем клиентов. Пора связываться с итальянцами и брать новую партию. Трикотажные бирюзовые костюмы с люрексовыми цветами хорошо пошли, и нужно срочно докупать. Опять будет тяжелая голова и сердцебиение после бессонной ночи.

Что же ты на самом деле думаешь обо мне, Маркуша, о женщине, разъезжающей на БМВ, подарившей тебе зажигалку от Картье и закрывающей глаза от малейшего твоего прикосновения?

Может быть, хвастаешься друзьям, обсуждаешь, так, в легкую, за кружкой пива?

Телефон. Час двадцать пять. Зачем ты звонишь так поздно, мон амур? Что-нибудь приключилось, или просто выдался момент спокойно поболтать по телефону? Я знаю, сейчас я услышу твой голос и в момент забуду, что ты сын моей лучшей подруги. Что меня мучают подозрения, что я спятила от дикой работы, нервного перенапряжения и внутреннего чувства вины на свою судьбу, за то, что забросила кафедру, наплевала на сенсационную диссертацию, моментально давшую мне известность в биологических кругах, причем не только советских, предала обожаемых профессоров и занялась тошнотворным бизнесом, рюшечками и крылышками, полосочками и ромбиками, крышами и взятками ради примитивного выживания, ради денег, делающих деньги, и в свою очередь делающих морщины.

– Что?! Да что ты говоришь?! Андрей, ты уверен? Неужели вскрылись все черные растаможки?

Типичный ужасный звонок в половине второго ночи. Арестован груз, завтра опечатают офис, заморозят счета; нужно будет искать кому давать, что давать и когда давать.

Но как это вскрылось? Кто-то стукнул, что в контейнерах помимо гуманитарной помощи были еще и шмотки? Кто?

Быстро понять, кого ставить на рога? Или прикинуть размер убытков?

Меня бесят книжки, по-прежнему стоящие на книжных полках. Мандельштам в "Библиотеке поэта", Цветаева, Макс Фриш, зеленый Булгаков, за которого когда-то было отдано шестьдесят рублей – несусветные деньги. Книги по биологии, монографии друзей с дарственными надписями.

Советское прошлое, пялящееся с книжных полок. Ярость и ощущение, что жизнь пошла не туда. И одновременно чувство, что все былые истории – детская возня, ненастоящая жизнь, шедшая по игрушечному сценарию. А настоящая жизнь пахнет усталостью, дорогим коньяком, деньгами, сильными страстями, страхом, риском.

Когда-нибудь, через много лет, я обязательно напишу маленький дневничок-воспоминания. Буду сидеть в овальном кабинете на втором этаже своего шикарного загородного дома, оставив всю суету уборки и досужьи разговоры прислуги – внизу, и под мерное, немного тревожное тиканье часов буду терпеливо заполнять листочек за листочком красивым мелким почерком. Там обязательно будет рассказано об умопомрачении сходящего на нет в определенный момент жизни периода, в котором есть место эмоциональному беспределу. Периода, когда смотришь на часы и думаешь, вот пройдет совсем немного времени, и мы будем вместе – разговаривать, ужинать, любить друг друга.

О том периоде, когда у всякой любовной истории есть непременно романтическое начало, прозаическое продолжение и всегда печальный конец – что ж, не подошли друг другу, не совпали, я люблю одно, ты – другое, мне сорок пять, тебе девятнадцать.

Вот оно, образцовое мучительное утро. Кофе, мюсли, апельсиновый сок из-под гнусно ревущей соковыжималки. И колотится сердце. Халат на полу в ванной, метания босиком от шкафа в спальне к остывающему на кухне кофе. Утренняя паника, что сегодня надеть, чтобы выглядеть правильно при разборке сложнейшей ситуации, ставящей под грозу весь бизнес последних лет. Нужна скромность и достоинство, подавленность и доступный для постсоветских чиновников женский шарм. Значит – яркий макияж, белая блузка со стоечкой и темно-синий костюм. Нет, лучше васильковая блузка в горошек и темно-синий костюм. Не этот, двубортный, а вот тот, поскромнее, но который, тем не менее, подчеркивает женственную округлость форм, узкую талию и стройные ноги. Ноги, которые тебе нравятся.

Все отвергнутое грудой лежит на полу. Ничего страшного – через час придет Неля, честная молдавская беженка, которую мы с подружками, как эстафетную палочку, передаем друг другу, и все уберет. Все отдраит до блеска, погладит, постирает, развесит по шкафам.

Может быть, опять колготки не те?

Как тогда в баре.

Я люблю тебя.

Я устаю ждать твоих звонков и приходов. Я люблю тебя, люблю, слышишь меня?

Этот, в мэрии, кажется, очень распустил хвост: "Хотите чаю. кофе", – а сам все скользит глазками от подбородка по шее вниз, и глазки делаются масляными. Опять кабинетный секс с большой, но не стопроцентной вероятностью, что все-таки снимет трубку и бросит так, между прочим, среди всякого зловонного хлама:

– Слышал, своих обижаете, ну да-ну-да-ну-да, так они хорошее дело для города делают, одевают женщин, которых мы с таким удовольствием раздеваем (хохот, обнажающий плохие прокуренные зубы), так уж не надо девочек наших обижать, пускай работают, у них хорошо получается.

Я не могу больше, потому что я схожу с ума от твоей любви. Мон амур, Маркуша, мальчик с длинными черными волосами и белой молочной кожей.

Из зеркала в прихожей на меня глядит лицо женщины с макияжем, очевидно призванным приглушить следы бессонной ночи.

Экономия в двадцать тысяч долларов, ему десять, его заместителю – пять, мелким козявкам, организовавшим встречу, еще по коньяку, по флакону духов, по двести-триста. Может, конечно, и денег захотеть, но уже в следующую встречу. Не в эту, а значит – во всех случаях экономия на посредниках.

Ноги вроде ничего, только хорошо бы каблук повыше – нужно купить. И помаду чуть ярче.

Эти продавщицы-лахудры в магазинах не понимают, почему я беру себе столько денег. А вот поэтому. Потому что разгребаю дерьмо и даю им работу, а они – обыкновенные организмы со всеми потрохами, не тянущие больше чем на триста в месяц.

Они – разменный человеческий материал, способный только подбирать крошки с пола, но никак не крошить корм. Они смотрят, как я живу, и завидуют, не понимая, какую реальую цену я плачу за эту жизнь. А, может быть, лучше сразу раздать взятки и не мудрить? Но получится много, а впереди закупки зимней одежды – дорого. И если клюет мэрский чиновник – надо ловить. Через него же получать разрешение на расширенные сети – открыть точки на Юго-Западе и в Бирюлево.

Я стягиваю колготки и надеваю те, которые ты тогда похвалил. Сказал уже перед самым отъездом с Канар, что у меня в них красивые колени.

Вот позвонил бы сейчас. Вошел бы в дверь, и никуда бы я не поехала. Перебирала бы сейчас твои волосы и жаловалась бы на жизнь. Страшно резануло, когда в ответ на мое предложение купить тебе "мобильник", ты опустил глаза и, зардевшись румянцем, спросил:

– Что я скажу маме, откуда у меня это?

Сначала в главный офис. Лифт. Матовая круглая кнопка с цифрой 1.

Свист послушно сработавшего мотора верной БМВ и журчание мягко откликнувшегося на прикосновение проигрывателя с неизменным Джо Дассеном, бесконечно рассказывающим про лямур. Мучительный анализ происшедшего – да что в конце концрв так засело в голове?

Вниз по Тверской по пробкам направо на набережную. Может быть, ласковое солнышко и голубое море, спровоцировавшие прощальный гормональный всплеск. Пойти к психоаналитику и сдаться, чтобы элементарно быть в форме и спасти бизнес?

Просто меньше всего ожидала. Может быть, все дело в этом. Честный отдых, ленивый завтрак на залитой солнцем террасе, вычурное щебетание птиц, радостный визг детишек, резвящихся в бассейне с изумрудной водой, разноцветные надувные драконы, змеи, лягушки и крокодилы.