Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд. Страница 64

Заслуживает громадного сожаления тот факт, что в нашем распоряжении отсутствуют конторские книги и семейные архивы купцов-единоличников, торговавших с китайцами в Кяхте, Цурухайтуе и на Сибирском рубеже. Мы не можем привести прямые свидетельства прибылей или убытков от торговой деятельности русских, сибирских или иноземных купцов-единоличников. Вся косвенная информация служит убедительным указанием на то, что для многих купцов, по крайней мере тех, кто покрупнее и половчее, ведение дел в Кяхте представлялось одним из самых выгодных и удачных торговых предприятий России XVIII века. Те несколько попыток введения государственной монополии и запретов, безусловно, тормозили рост процветающей торговли. Бюрократам, блюдущим государственный интерес, требовались десятилетия для осознания простейшей пользы от поощрения частной инициативы, сулящей гораздо большие поступления в казну при толковом применении налогового инструмента. С богатого купца стоит брать достаточно много, чтобы пополнить казну, но не больше того, что еще поощряет его погоню за барышом. Падкие на взятки чиновники Востока постарались смягчить проблему околовластных тугодумов России, и любезный читатель может совершенно не сомневаться в том, что до вступления на престол Екатерины контрабанда существовала в очень крупном масштабе. Даже то немногое, что удалось во времена правления Елизаветы с точки зрения поощрения и материальной поддержки частной торговли, на китайской торговле отразилось слабо. И постоянные споры между русским и китайским дворами, к середине XVIII века вращавшиеся вокруг китайской кампании по обузданию джунгар, самым пагубным образом сказывались на состоянии двусторонней торговли, а временами вызывали ее полное прекращение.

Глава 7

Торговля или война, нерешенные проблемы взаимоотношений

Джунгарские войны, беженцы и энергичные действия

В последние годы правления Елизаветы и с приходом к власти Екатерины всей торговле между Россией и Китаем как таковой, одновременно в государственном и частном секторе, угрожал крах. Опасность войны между этими двумя империями никакое внезапное событие не несло. Зато целая череда досадных неприятностей, недоразумений и прямо противоположных намерений на протяжении нескольких лет стала причиной полного разрыва дипломатических отношений между Санкт-Петербургом и Пекином, а также прекращения торговли между 1764 и 1768 годами. Подавляющее большинство предметов спора не имело никакого отношения к торговле. Недоразумения возникали в области государственной политики, в том числе территориальных приобретений и установления контроля над ними, управления делами коренных жителей с обеих сторон границы и расширения колониальной империи обеими державами. Между тем именно с этими спорами связаны временные приостановления частной торговли в Кяхте и Маймачене и отмена казенных обозов, длительное время простаивавших в ожидании санкции на вход в Китай. Все тогдашние проволочки и приостановления деловых отношений тормозили рост торговли и наносили огромный ущерб как купцам-единоличникам, так и Российскому государству, особенно из-за естественной порчи товаров на протяжении длительных периодов ожидания возможности для их сбыта.

Судьбоносные споры проистекали по большому счету из противоречий, составляющих имперскую суть Китая и России. На протяжении XVIII столетия власти обеих этих держав в большей или меньшей степени заботились о расширении зоны влияния своих азиатских империй, а также об укреплении контроля над приобретенными землями и покоренными народами. За исключением Сибирского рубежа и возвратного интереса к долине реки Амур, основная инерция русской экспансии направлялась по касательной мимо китайских владений, так как промышленники-московиты, а за ними государственные чиновники с духовенством двинулись на восток и север к Тихому океану. И через него на Аляску. Маньчжурский двор, в свою очередь, на протяжении того века медленно продавливал свое доминирование на запад в Среднюю Азию, то есть в область, где упорные джунгары не собирались без боя сдаваться иноземной гегемонии. Те маньчжурско-джунгарские войны служили фоном для возникновения российско-китайских противоречий. Ведь из-за вооруженных столкновений резко увеличился поток перебежчиков и дезертиров, хлынувший через границу из Монголии в Сибирь. Одной из самых острых и деликатных проблем, разделивших две державы, считается возвращение беглецов из Поднебесной снова на родину.

После нескольких лет затишья джунгарские войны в 1729 году вспыхнули с новой силой. Двумя годами раньше предводитель джунгар Цэван-Рабдан сложил голову в долине реки Или, и его сыну Галдан-Цэрэну достался титул контайши (хунтайчжи). Мандарины цинского двора послали на запад две армии, одну в Алтайский край и другую в Баркуль. Несмотря на то что Галдан послал к императору Юнчжэну своего представителя, в 1731 году этот вождь джунгар начал внезапное наступление на северную армию маньчжуров и наголову ее разгромил. Разрозненные вооруженные стычки случались на протяжении четырех лет, пока войско Галдан-Цэрэна не ослабло, тогда сам он попросил о мире и его получил. После 1735 года еще 10 лет в Китайском Туркестане преобладал непрочный мир, омрачавшийся натиском джунгар с запада на казахов, чуть раньше присягнувших на верность царице Анне Иоанновне в 1734 и 1740 годах. После кончины Галдан-Цэрэна в 1745 году его сын и преемник Цэван Дорджи сразу же проявил жестокость к маньчжурам, но его убил один из собственных братьев. С тех пор до 1758 года на территории Средней Азии практически непрерывно происходили вооруженные схватки и волнения.

Сразу же после подписания Кяхтинского договора началась проверка его на прочность в условиях постоянного нарушения спокойствия из-за вспышек вооруженного противостояния не только между маньчжурами и джунгарами, но также между теми же джунгарами и остальными соседними монгольскими народностями. Для обеих сторон главная функция этого договора состояла в определении линии известной границы между российскими и маньчжурскими территориями; организации ее патрулирования, перехвата всех местных жителей, пытающихся ее пересечь по какой-либо причине, и незамедлительного возвращения их на родину. О многотрудности данной задачи уже говорилось, когда речь шла о контрабандных потоках товара. Коренные жители приграничного района, как сибиряки, так и монголы, относились к традиционно кочевым народам. В отсутствие переписи и прочих способов проверки принадлежности населения русский и маньчжуро-китайский чиновник или солдат зачастую просто не мог найти различия между сибирским бурятом и монголом из тушету-ханства. Куда проще было разобраться с массами народа. Зато толпу кочевников было гораздо труднее убедить вернуться на территорию своей империи, когда все они были при оружии и готовы были его применить.

Едва ли С.Л. Владиславич-Рагузинский оставил границу, если бы полковник И.Д. Бухгольц сообщил ему о пересечении границы монгольскими грабителями, напавшими на русских поселенцев. Речь шла о первом, быть может, из сотен подобных трагических случаев на протяжении последующих нескольких десятилетий. Такого рода грабежи стали поводом для осложнения русско-китайских отношений, но очень редко с обеих сторон по их поводу предпринимались радикальные меры, и то только когда одной из сторон казалось, что противоположная сторона недостаточно сурово наказывала задержанных преступников. Главная же проблема заключалась скорее в переходе на русскую территорию непримиримых врагов маньчжурских армий или просто тех, кто спасался от потенциального участия в вооруженном противоборстве, а также откровенного бесчинства со стороны солдат оккупационных войск.

Тем не менее И.Д. Бухгольц получил подробнейшие инструкции Коллегии иностранных дел, изложенные в августовском и ноябрьском указах 1730 года. От него требовалось беглецов и перебежчиков возвращать их властям с применением оружия, если не удавалось просто убедить сделать это. Поводом для таких распоряжений послужило пересечение государственной границы монгольским вождем с семью юртами, женами, детьми, коровами и провизией, попросившим убежища и защиты со стороны российского сюзерена. Пограничные инспекторы Григорий Фирсов и Анисим Михалев получили однозначные и категоричные приказы. Им предписывалось отказывать в переходе на русскую территорию всем перебежчикам с китайской стороны, немедленно отправлять назад к чиновникам на китайской стороне всех нечистых на руку людей, пресекать попытки скрытного пересечения российскими подданными границы без надлежащих документов, запрещать продажу через границу провизии, лошадей, коров и верблюдов. В случае внезапного появления многочисленных групп беженцев им предписывалось незамедлительно сообщать об этом сотрудникам таможенной службы в Кяхте и воздерживаться от применения против них открытых военных мер воздействия. По крайней мере, казалось так, что с самого начала российские чиновники одновременно в Санкт-Петербурге и на государственной границе имели все намерения на буквальное выполнение Кяхтинского договора. Позже, как нам еще предстоит убедиться, они не удержались от некоторых служебных злоупотреблений.