Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд. Страница 68

Маленькая свита Братищева пересекла границу в июле 1757 года и прибыла в Пекин 26 сентября. В Пекине его ждал любезный прием. Ему предоставили продовольствие, деньги на мелкие расходы и иногда даже баловали фруктами. Но китайские министры упорно стояли на своем, несмотря на заступничество архимандрита Юматова. Императора Цяньлуна глубоко смутил отказ российских властей оперативно вернуть на родину джунгар, бежавших на территорию Сибири. И Братищев доложил в Сенат о том, что, когда император узнал о малочисленности русского военного контингента в Сибири, он приказал отправить на границу крупное соединение за беглецами и вернуть их домой, в том числе силой, если до того дойдет дело. Относительно отправки китайского посольства в Москву мандарины не проявили ни малейшего интереса. Если бы русские власти прислали на границу какого-нибудь известного человека и облекли его полномочиями на ведение переговоров, из Пекина обязательно делегировали бы чиновника для обсуждения пограничных споров. Ничего большего сверх этого делать не пожелали. Просьбу о разрешении плавания по Амуру в Пекине даже не захотели обсуждать; китайское отношение к такому делу лучше всего выражено словами императорского указа советнику по военным делам (цзюныни дацяну) и остальным мандаринам: «Русский курьер прибыл в Лифаньюань с документом из Сената, в котором говорится, что на северо-восточной границе их страны народ оказался в бедственном положении и голодает и что в настоящее время строятся лодки для доставки провизии по восточному маршруту: Нерчинский уезд, река Ингода (приток Шилки), Аргунь и Амур. Московиты требуют [разрешения для] беспрепятственного плавания по упомянутым рекам. В одиннадцати статьях, прежде согласованных и утвержденных с московитами [в Кяхтинском договоре], [никакого упоминания не содержится о] пересечении границ и отправке людей для перевозки предметов. [На этом основании] в Лифаньюань направлено распоряжение московитам отказать и их просьбу отвергнуть! Но иноземные варвары ничего не понимают в [китайских] традициях. Как видно, они полагают, будто представлением некоего документа в Лифаньюань все дело заканчивается, то есть, не дожидаясь документа в ответ, подойдут к часовым на границе с просьбой дать им пройти. Таким образом, приказываю следующее: генералу (цзянцзюню) Чзоледо незамедлительно поручить чиновникам погранично-патрульной службы объяснить им [московитам] фразу „Даже притом что ваши высокопоставленные сенатские отправили некий документ в Лифаньюань, мы еще не получили из нашего юаня документа на предоставление разрешения [на ваш проход]. На каком основании мы должны пускать вас на нашу территорию, выслушав только ваши односторонние предложения? Предположим, что мы рассказали вам об отправленном нами документе вашим высокопоставленным сенатским с просьбой разрешить нам проходить на вашу территорию, вы нам поверите?“. Стражникам на границе предписывается особое внимание уделить воспрещению их проникновения на нашу территорию. Всех, кто отказывается их слушать, останавливать любыми способами. Офицерам пограничной патрульной службы докладывать обо всех случаях нарушения границы с применением силы. Цзоледо должен незамедлительно посылать войска для задержания таких нарушителей, и обращаться с ними следует как с дезертирами».

Такой отпор лишил российскую сторону перспективы на приобретение прав в долине Амура до самого конца столетия. И только после заключения Айгунского договора (1858) им все-таки разрешили плавание по этой реке. Когда этот вопрос подняли в Сенате в 1764 году, представитель Коллегии иностранных дел посоветовал не заниматься им, несмотря на очевидную ценность доступа к Амуру, из-за «непреклонности маньчжурского двора». Единственный реальный результат усилий на том направлении выразился в том, что у китайцев углубились уже появившиеся подозрения в постоянно нараставших аппетитах русских властей. В частности, когда их поползновения становились угрозой для родины самих маньчжуров.

Перипетии вокруг личности Амурсаны

Неприязнь к России и крайнее раздражение деятельностью ее властей, обнаруженные В.Ф. Братищевым в Пекине, возникали не из-за его переговоров по Амуру, а скорее по причине обострения проблемы беженцев, когда маньчжурские армии двинулись на народ Джунгарии, чтобы окончательно сломить его сопротивление. После поражений 1730-х годов сплоченность и мощь джунгар пошли на убыль. Блистательного хунтайджи Галдан-Цэрэна в 1745 году сменил его сын Цэван-Дорджи, или Аджа Намджилу-хан. Пять лет спустя, когда группа высокопоставленных предводителей джунгар подняла мятеж, началась череда междоусобных схваток за власть. Они схватили Намджилу-хана и лишили его зрения, а на его место хунтайджи поставили старшего, но незаконного сына Галдана по имени Лама-Дорджи. Сопротивление ему оказал один только внук знаменитого завоевателя Тибета Цэрэн-Дондуба славный Дабачи (Давацы). В 1751 году Лама-Дорджи разгромил войско Дабачи, но тот со своими немногочисленными сторонниками скрылся на западе. Среди этих сторонников числится некий Амурсана (А-му-эр-сань-а), возглавлявший монгольское племя хойтов (хуэй-тэ), населявших район Тарбагатая. Собрав тысячу воинов, Дабачи с Амурсаной отправились в район реки Ил, и в начале следующего года убили Лама-Дорджи. Дабачи досталось звание хунтайджи, и он щедро наградил Амурсану за помощь. На протяжении двух лет, однако, Амурсана и еще несколько вождей джунгар, истощенных непрерывной враждой и страданиями от преследований, как они считали, Дабачи, переселились в Монголию, где сдались на милость маньчжурам. Амурсана привел с собой больше 25 тысяч хойтов. С этого момента начинается сложная летопись похождений Амурсаны.

Признавая слабость продолжавших сопротивление джунгар, Цяньлун решил предпринять попытку положить конец затянувшемуся соперничеству с равным по силе противником. Армия в составе двух колонн в 1755 году выступила под командованием банди, причем Амурсана с армией северного маршрута (Улиастай) шел в авангарде. Подчинить население района Или маньчжурам труда не составило, Дабачи они схватили (его доставили в Пекин и присвоили звание цинь-вана). Джунгарский бассейн теперь находился в руках маньчжуров впервые с начала правления династии Цин, и последняя из великих империй кочевников стала достоянием истории.

Однако маньчжуры упустили из виду главную черту характера Амурсаны — его непостоянство и склонность к предательству. Опьяненному собственными успехами, ему претил вариант примирения, предложенный маньчжурами, по условиям которого его обещали признать в качестве хана хойтов (а ведь он явно замахнулся на ханство над всеми джунгарами). Такое предложение он отверг, и для согласования позиций ему приказали прибыть в Пекин. Он же предпочел удариться в бега. В сентябре 1755 года этот изворотливый и ненадежный союзник ускользнул от своего эскорта, состоявшего из маньчжурских всадников, чтобы снова заняться подготовкой мятежа. Сначала ему сопутствовал невиданный успех, так как основную часть маньчжурских войск уже вывели с территории Джунгарии. Беспомощный банди наложил на себя руки. Столкнувшись с полномасштабным восстанием, пекинские власти реагировали на зависть скоро. Они послали еще одну армию, и она разгромила мятежные отряды Амурсаны. Сам он бежал к киргизским казахам. Маньчжурские полки опять ушли, и Амурсана поднял точно такое же восстание. Маньчжурские каратели снова вернулись и силами двух армий под командованием Чжаохоя и Цзянгунчапуя взяли Джунгарию в огромные клещи. К тому же выживших главарей мятежников настигла эпидемия оспы. Теперь Амурсана бежал в Сибирь и в 1757 году умер от оспы в Тобольске. Своей кончиной Амурсана ознаменовал завершение затянувшейся череды схваток, терзавших народы Средней Азии на протяжении без малого столетия. В следующем году маньчжурские вояки разграбили земли калмыков, и Джунгария исчезла из летописи текущей истории. Название народа джунгары использовать запретили, а вместо него в обиход вошли термины «алеуты» или «ойраты».