Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд. Страница 80

Тогдашняя вексельная система сыграла роль повивальной бабки для еще одного изъяна, предсказать который заранее никто не сумел. Генерал-губернатор Иван Варфоломеевич Якоби сетовал в 1786 году на финансовые затруднения его иркутского чиновничества, в известной степени связанные с передачей в Москву части таможенных поступлений в виде векселей. На совокупные таможенные поступления в размере 500 тысяч рублей (фактически они значительно уменьшились по сравнению с 1785 годом, хотя после возобновления торговли в 1792 году превысили данную сумму). И.В. Якоби насчитал прирост в 30 тысяч рублей от 6 процентов вексельных начислений, которые, по-видимому, ушли в Москву. На обслуживание данной системы иркутской администрации потребовались значительные расходы, на которые доходов помимо таможенных поступлений не хватило; Иван Варфоломеевич заявил о ежегодных расходах в размере 700 тысяч рублей, а доход в виде местных налогов и из прочих источников составил 500 тысяч. Решение Сената по заявленной губернатором трудности, как и следовало ожидать, заключалось отнюдь не в передаче части таможенных доходов из Москвы, а в разрешении на учреждение в Иркутске монетного двора для чеканки монет из серебра, добываемого в Нерчинском районе. Правящим московитам такой вариант казался вполне разумным, так как доставка нерчинского серебра на монетный двор Санкт-Петербурга для переплавки в предыдущие три года стоила порядка 6321 рубля, что представлялось совсем небольшой суммой по сравнению с прибылями от добычи того же серебра и чеканки монет в интересах государства. (Такие затраты легли одновременно на государство и владельцев частных горнодобывающих предприятий за три года, когда удалось добыть 430 пудов 23 фунта и 62 золотника серебра.)

На протяжении периода правления Екатерины II государственное содействие совершенствованию кяхтинской частной торговле шло по нескольким еще второстепенным направлениям. Например, очень энергичный губернатор Ф.И. Соймонов в 1763 году подал прошение еще до возрождения интереса к торговле с Китаем, получившего отражение на заседании специального комитета императрицы Екатерины следующего года, в котором предлагал облегчить условия сложного байкальского маршрута. В целях обозначения пути теплыми летними ночами на узком полуострове, известном как Прорва, или на косе под названием Корга намечалось возвести маяк. Для использования на данном озере на перевозках казенных товаров или товаров частных лиц планировалось построить также три лодки, два повышенного водоизмещения морского класса судна и один небольшой вельбот. Ни в одном из упомянутых выше случаев власти не хотели брать на себя расходы на строительство и содержание объектов. Наоборот, столичные чиновники поручили руководству Кяхтинской таможни переложить эти расходы на всех купцов, занимавшихся торговлей там, поровну. Сенаторы решили так, что казне нельзя нести ни «малейших» затрат на реализацию подобных проектов, так как наибольшая выгода от них предназначается купцам.

Большее значение принадлежит, однако, учреждению, как говорилось выше, базарных ярмарок в Иркутске, Якутске и Удинске несколькими годами позже. Русские купцы изначально по собственной инициативе предложили в 1766 году организацию ярмарки в Иркутске, и их почин поддержали губернаторы К.Л. Фрауендорф и А.И. Бриль, а также служилый люд разнообразных государственных учреждений, расквартированных там. К ним присоединился личный состав селенгинского полка и кое-кто из польских ссыльных, осознавших чрезмерно высокую цену одежды, которую приходится приобретать из такого медвежьего угла. Перед своей смертью в 1767 году К.Л. Фрауендорф получил разрешение на ежегодное проведение в Иркутске двух ярмарок. Срок работы одной из них назначался с 15 ноября по 1 января, а второй — с 15 марта по 1 мая. В эти периоды времени всем «иноземным» (то есть приезжим в Иркутск) купцам предоставлялась возможность торговать товарами, привезенными со всей России, а не только предметами китайского импорта. Еще две менее продолжительные ярмарки сроком по два месяца разрешили проводить в Удинске, которому недавно присвоили статус провинциального города в Селенгинском уезде, а также летнюю, продолжительностью два месяца, и месячную зимнюю ярмарку в декабре для находящегося гораздо севернее Якутска. Иркутская ярмарка, вскоре приобретшая славу одного из популярнейших подобных мероприятий в Сибири, фактически служила решению нескольких задач: удешевлению предметов первой необходимости для приобретения жителями Иркутска и всех соседних городов, включая Кяхту; обеспечению предельно удобного рынка сбыта пользовавшихся повышенным спросом китайских товаров, привозимых мелкими торговцами, не располагающими финансами для доставки их на рынки, расположенные дальше на западе, не говоря уже о рынках Москвы или Санкт-Петербурга; и обеспечению сбыта некоторых российских и сибирских товаров, предназначенных для отправки китайцам. Опять же щедрости русского двора в лице генерального прокурора Александра Алексеевича Вяземского не хватило даже на то, чтобы ассигновать средства на строительство складских помещений, залов для показа товаров и прочих сооружений, без которых на ярмарке не обойтись. Хотя к 1775 году сенатским указом предоставлялось разрешение на сооружение в Иркутске каменного «купеческого двора» вместо уже износившихся и обветшалых имевшихся там деревянных построек.

И в конце можно добавить, что к завершению XVIII столетия удобства жизни и труда купцов, а также всех местных жителей значительно улучшились еще в двух отношениях. По представлению генерал-лейтенанта Ивана Алферьевича Пиля сенаторы согласовали в 1788 году открытие в Иркутской губернии 62 трактиров, в «насущной необходимости» которых И.А. Пиль смог убедить Сенат. На каждый из них выделялась субсидия в размере 200 рублей, а еще 195 рублей власти потратили на приобретение двух постоялых дворов, уже имевшихся в Селенгинске. Даже притом что в Государственном совете рассчитывали на ежегодную прибыль в размере около 100 тысяч рублей, возвращенных в государственную казну, Ивану Алферьевичу наказали, чтобы он использовал предоставленные ему на строительство трактиров 12 595 рублей только в случае безусловной на то необходимости. Хотя вынужденные скитаться купцы совершенно определенно появление подобных заведений ждали с большим нетерпением.

Тогда еще в Иркутске служил аптекарь, занимавшийся обслуживанием не только жителей данного города, но и снабжением лекарственными препаратами государственного служилого люда в Иркутской губернии, а также большой части Восточной Сибири. Такое обслуживание считалось важным направлением приобщения сибиряков к условиям современной жизни. В первый год работы иркутской аптеки (1798) ее финансовая поддержка со стороны государства составила 14,3 тысячи рублей, а после на нее из казны ежегодно выделялось по 5 тысяч рублей. Эти денежные средства поступали из Государственного казначейства через Медицинскую канцелярию.

К тому времени власти в Санкт-Петербурге не скрывали свой исключительно живой интерес к Восточной Сибири и торговле с Китаем. Члены Государственного совета, сенаторы и сам русский монарх, как правило, с должным вниманием относились к проектам предприятий, сулящих доход или его увеличение. Даже тем, что обещали крупную отдачу, редко перепадали значительные начальные вклады из государственных фондов, хотя чиновники в Санкт-Петербурге никогда не возражали против использования местных государственных денежных средств, однако их всегда не хватало. Бесконечные разговоры об организации и структурировании купцов-единоличников России можно рассматривать в таком же свете. Навязывание дисциплины «компании» неорганизованным купцам не только соответствовало расположению Екатерины II к приданию некоторой организации русскому обществу с его сословиями и группами, но и служило предотвращению споров с китайцами, сохранению открытой торговли и максимальному увеличению таможенных поступлений.

Некоторые меры екатерининской поры по совершенствованию структуры административной организации Восточной Сибири в значительной степени, пусть даже косвенным образом, поспособствовали налаживанию кяхтинской торговли. Сибирь всегда считалась русской колонией, находившейся под особым управлением с откровенно пристрастным к ней отношением в столице. Только после знаменитой реформы Михаила Михайловича Сперанского в 1822 году было покончено с особым статусом Сибири, когда эту обширную, богатейшую территорию признали неотъемлемой законной частью Российской империи. Сибирь времен правления Екатерины Великой во многих отношениях все естественнее внедрялась в регулярную административную структуру империи (и, соответственно, кяхтинская торговля тоже). Символом такого процесса послужило упразднение в декабре 1763 года Сибирского приказа, а львиная доля его функций исчезала с отменой многих казенных коммерческих монополий, в том числе торгового обоза на Пекин. Теперь общую заботу о Сибири, и прежде всего ответственность за сбор доли Государственного казначейства в виде сибирских мехов, взяли на себя центральные административные учреждения Санкт-Петербурга. В сфере сбора тарифов и податей Сибирью (и Кяхтой) по-прежнему занимались отдельно, хотя уральские таможенные посты, устаревшие вместе с отменой внутренних таможенных пошлин и практически полностью прекратившие выполнение своих функций после приостановки торговли китайцами в 1759 году, закрыли в начале 1764 года.