Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд. Страница 90

Притом что Х.И. Трусевич согласился с разрозненными данными за период времени до 1755 года, позаимствованными у А.В Семенова (Изучение исторических сведений. III. С. 199–200), он откровенно отверг его статистику для последующих лет. Семенов сгруппировал 1759–1761, 1775–1781 (за исключением 1778 и 1779) и 1802–1804 годы. Полученные им обобщенные данные разительно отличаются от данных из всех остальных источников. Их величина определяется одним только годом, а не несколькими годами. То есть за 1759–1761 годы он вывел цифру 1 642 602 рубля, тогда как у Семивского за один только 1759 год указана сумма 1 417 130 рублей. Может показаться, будто у Семенова получились суммы в виде некоего среднего арифметического числа, но даже при этом они не совпадают со статистикой Семивского. У Семивского средняя сумма за 1759–1761 годы составляет 1 262 156 рублей. Только за 1792 год Семенов все-таки указал сумму на один-единственный год, и приведенный им совокупный торговый оборот оказался на 30 с лишним процентов меньше, чем у Семивского. Семенов не приводит источники своей статистики. И нам придется отказаться от их исследования.

В заключение отметим официальный сборник статистики, составленный по указанию Н.П. Румянцева в начале XIX века (Министерство коммерции. Государственная торговля). Во вступительном комментарии говорится, что статистические данные, приведенные в сборнике, взяты из документов Министерства коммерции. Хотя статистика за 1802–1805 годы охватывает одновременно торговый оборот в Кяхте и Цурухайтуе, с допущением бартера на Аргуне (приблизительно 400—1000 рублей в год), она близко сходится с данными Н.В. Семивского за одним только исключением. Экспортные данные Н.П. Румянцева приближаются к статистике Семивского по вывозу одних только исконно русских товаров, а не всех товаров в целом. Из результатов исследования конкретных предметов экспорта, перечисленных Румянцевым, выходит так, что он на самом деле не включал в отчет иноземные товары. Мы не видим в нем обычные европейские ткани. Статистика Румянцева в обобщенном виде приведена ниже (в рублях):

Если исходить из того, что после 1780 года суммарная стоимость экспорта и импорта у Румянцева должна уравновешиваться в не меньшей мере, чем во всех остальных внешне надежных источниках, и что различие между его цифрами общего экспорта и импорта заключается в стоимости экспорта товаров иноземного происхождения, тогда данные Семивского и Румянцева по количеству иностранного экспорта в Китай на протяжении первых лет XIX столетия в целом совпадают, то есть оцениваются в 2 100 000—3 300 000 рублей в год.

Статистика Семивского с поправками Трусевича тогда выдерживает не только испытание на историческую обоснованность, но и сравнение с разрозненными примечаниями того дня и дня более позднего. В целом более надежная статистика Палласа и Румянцева близко совпадает со статистикой Семивского. Статистику небрежного Мартина, а также не посчитавших необходимым указать свои источники Германа и Семенова мы принимать в расчет не будем.

Примечание. Данные округлены до полного рубля. Позаимствовано у М.Д. Чулкова (Историческое описание. III. Кн. 2. С. 340–341). Статистика экспорта за 1770 год указана не точно, но исправить ее не представляется возможным.

Наилучшее решение может состоять в использовании обоих наших самых достоверных источников информации. Они, в свою очередь, явно основывались на одном источнике, но, к сожалению, тоже не проявили достаточной добросовестности, чтобы его указать. Проще всего было бы отвергнуть статистику Чулкова, чтобы сосредоточиться на данных, собранных Семивским, как это откровенно сделали Корсак, Трусевич и Самойлов. Такое решение представляется одинаково невозможным не только потому, что всю статистику экспорта и импорта у Семивского придется подвергнуть сомнению, а потому из мелкой головоломки в виде вопроса торгового баланса и платежей вырастает более важная побочная проблема.

В 1780 году из Коммерц-коллегии вышел приказ, согласно которому в будущем рублевую стоимость экспорта и импорта в кяхтинской торговле требовалось указывать в виде уравненной суммы, то есть стоимость экспорта должна равняться стоимости импорта. Результат такого распоряжения в статистике торговли бросается в глаза при первом взгляде на Таблицу 1. Лежащая на поверхности причина принятия такой меры заключается в обязательном равновесии экспорта и импорта, а также отражении данного равновесия в отчетах, так как, исходя из договорных определений и русских государственных установок, все торговые отношения требовалось сводить к меновой торговле. Предоставление кредитов в обе стороны от границы и деньги приграничных государств использовать запрещалось. Представители пограничной администрации обеих сторон осознанно мешали хождению благородных металлов при расчете участников торгов и предоставлению кредитов хотя бы после завершения торговой сессии.

Торговцы в Кяхте и Маймачене пользовались одновременно кредитом и благородными металлами, игнорируя при этом распоряжение 1780 года, невзирая на гонения по этому поводу, устраивавшиеся по обе стороны границы, как до, так и после упомянутого выше года. Уклонение от платы по долгам, чем отличались китайские торговцы на протяжении всего XVIII столетия, как мы уже увидели, служило источником напряженности в приграничной зоне.

Что же касается оборота благородных металлов между частными торговцами, то, по разрозненным сведениям, складывается такое впечатление, будто русским купцам все-таки перепадало китайское золото и серебро вопреки всем запретам из Пекина и грозным указаниям из Санкт-Петербурга. Константин Аполлонович Скальковский в своем труде под названием «Русская торговля в Тихом океане, экономическое исследование русской торговли и мореходства в Приморской области Восточной Сибири, Корее, Китае, Японии и Калифорнии», изданном в Санкт-Петербурге в 1883 году, отметил, что во второй половине XVIII века серебро в Сибирь поступило «в большом количестве где-то до 500 пудов». П.С.

Паллас зафиксировал за 1777 год ввоз в Сибирь золота и серебра на 11 215 рублей. Н.П. Румянцев в 1805 году среди прочих ввезенных товаров упомянул серебро в слитках на 44 рубля. При полном на то основании можно считать, что львиная доля данного металла предназначалась государству, однако кое-что совершенно определенно оставалось на руках у смышленых купцов. Упоминаний о вывозе русских благородных металлов китайцами нигде не встречается, но, если их на самом деле сбывали китайцам, в условиях государственного запрета на такую деятельность в официальных документах, составленных на основе отчетов таможни, о таких случаях никто упоминать бы не стал. Контрабандный вывоз благородных металлов из России представляется более выгодным делом, чем экспорт мехов, провизии и т. д.; русские ценные вещи совершенно определенно пользовались оживленным спросом, поэтому металлические деньги и благородные металлы в процессе нелегального обмена практически не требовались.

По отрывочным свидетельствам можно судить о том, что торговый баланс тогда склонялся в пользу России. Однако Х.И. Трусевич утверждал, будто из-за нараставшего в Санкт-Петербурге беспокойства по поводу неблагоприятного торгового баланса властям пришлось принять упомянутый выше приказ 1780 года. Статистика Н.В. Семивского (использованная Трусевичем) с таким утверждением явно не согласуется. В таблице 1 наглядно показано, что стоимость русских товаров, вывозившихся на протяжении предшествовавших появлению приказа 10 лет с 1768 по 1778 год, превышала стоимость ввезенных в Россию товаров только лишь за один год. И то на очень скромную сумму 13 807 рублей, притом что валовой товарооборот оценивался в 2 с лишним миллиона. Между тем в таблице, составленной М.Д. Чуйковым за 1769–1772 годы, выводится неблагоприятный для России торговый баланс. Если Х.И. Трусевич хотел отстоять свой аргумент и если он видел таблицу Чулкова (а нам следует исходить из того, что он ее видел, так как многократно ссылался на труд Чулкова), почему же он предпочел ссылаться на статистику Семивского, а не Чулкова? Очевидного ответа на такой закономерный вопрос у Трусевича мы не находим. Зато можем себе позволить то, на что Трусевич не решился: переставить местами всю статистику экспорта и импорта у Семивского за годы до 1780-го, но сохранить на прежнем месте его статистику за последующие годы. Тогда получим, что пассивный баланс во внешней торговле у России складывался на протяжении 1755–1760 и 1769–1778 годов (за исключением 1773 года), но единственное оправдание такой манипуляции статистики в виде доверия к данным у Чулкова выглядит весьма неубедительным.