Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд. Страница 97

Заключение

Торговля с Китаем служила важным сектором хозяйственной предпринимательской деятельности и источником такого опыта для народа России на протяжении XVIII столетия. Для Российского государства, как предположил Сергей Мартинович Троицкий, она на протяжении 1725–1800 годов считалась основным источником денежных поступлений. Хотя, как мы уже убедились, государственные торговые обозы, направленные в Пекин после заключения Кяхтинского договора, не приносили больших доходов относительно объемов вложенных в них капиталов, тем не менее они вполне могли себя окупать. По мере того как обоз следовал за обозом, трудности и неудобства таких затратных предприятий намного перевешивали постоянно убывающие выгоды для государственной казны, а также отдельных государственных чиновников и учреждений. Руководство Сибирского приказа несколько раз добросовестно пыталось более полноценно изучить китайский рынок с той целью, чтобы поставлять в Пекин только пользовавшиеся повышенным спросом товары. Однако, насколько нам дано об этом судить, у них не получалось оптимизировать ассортимент изделий, вывозившихся из России в китайскую столицу. Дело вполне можно представить так, что главным побудительным мотивом для продолжения отправки обозов до самого последнего момента была надежда на приобретение китайского золота и серебра, крайне необходимых для вывода из оборота громадных масс неполноценных монет, отчеканенных до 1730-х годов. В известном смысле у государства не оставалось другого выбора. Непреложный факт состоял в том, что самый грандиозный и всецело подготовленный проект по передаче пекинской торговли в ведение частной компании провалился из-за отказа частных торговцев и инвесторов России принять в нем участие. С начала 1740-х годов государству приходилось направлять свои торговые обозы в Пекин или полностью отказаться от торговли с китайской столицей, разрешенной и предписанной в соответствии с Кяхтинским договором.

Однако, когда частная торговля в Кяхте начала приносить в государственную казну крупные таможенные доходы, становилось все понятнее, что более полезной для Санкт-Петербурга станет политика, состоящая в прекращении отправки торговых обозов в Пекин ради поощрения организованной коммерческой деятельности купцов-единоличников на границе. Купцам-то и предстояло максимально увеличить таможенные поступления за счет расширения своей торговой деятельности. С точки зрения государства наиболее предпочтительным вариантом выглядела организация всех кяхтинских купцов в своего рода общество или товарищество, в составе которого им пришлось бы соблюдать коммерческую дисциплину, регулировать сбыт и приобретение, подавлять контрабанду и обеспечивать таможенные денежные поступления. На протяжении всей второй половины XVIII столетия неоднократно поступали предложения об учреждении такой компании, но те, кому это положено, их не услышали. Китайские торговцы в России не проявили даже намека на какую-либо заинтересованность в организованной деятельности, предусматривающей вмешательство со стороны государства. Конечно же сотрудничество и прочие примитивные формы организации просматриваются в кяхтинской торговле, но они представляются, причем совершенно очевидно, по большому счету всего лишь временными союзами, редко существовавшими дольше одной торговой сессии, а их участники не применяли сложные методы ведения дела. В таких условиях государственные служащие могли разве что пытаться создавать наиболее благоприятные обстоятельства для торговой деятельности купцов-единоличников. В частности, после 1740-х годов, когда провалы системы казенных торговых обозов предельно обнажились и не были секретом ни для кого, определенно удалось усовершенствовать административную структуру Восточной Сибири. В общем и целом чиновники, направленные туда во второй половине XVIII столетия, проявили себя людьми более достойного масштаба и завидной порядочности, чем их предшественники, правившие там в первой четверти века: губернатор Ларион Тимофеевич Нагель и граф Матвей Петрович Гагарин служат тому примером. Притом что кого-то вряд ли удивят крупные суммы, вложенные государством в возведение более совершенных сооружений на территории Восточной Сибири, справедливости ради отметим серию мер, принятых на государственном уровне, на самом деле в известной степени способствовавших налаживанию кяхтинской частной торговли. Среди этих мер: упразднение внутренней таможни, распространение вексельной системы на территорию Восточной Сибири, внедрение более скорых и надежных средств сообщения и т. д. Обратите внимание на то, что подавляющее большинство таких усовершенствований проведено в период правления Екатерины Великой. Представляется вполне справедливым указать на то, что ее восхваляемая администрация всего лишь выполнила предложения или использовала начинания предыдущих правителей России. В этом отношении давайте вспомним, что отмена государственных монополий и откупных предприятий произошла в 1762 году. А к этому времени все упомянутые учреждения в китайской торговле оказалось должниками. Дело не в какой-то экономической теории императрицы Екатерины или склонности к внедрению магистральных принципов того времени, а в конкретном опыте последних десятилетий, благодаря которому пришлось положить конец данным экономическим привилегиям.

Намного труднее оценить участие русских купцов-единоличников в китайской торговле и определить их отношение к ней, чем поведение и отношение государства и его бюрократического аппарата. Нам действительно известно, что торговавшие с китайцами купцы представляли собой многочисленную группу, включающую представителей всех сословий от нескольких состоятельных крупных торговцев, таких как Михаил Васильевич Сибиряков, до крестьян и иноземцев. Вразрез с упорными жалобами со стороны российского правительства и сторонних наблюдателей по поводу того, что «отсутствие организованности» у русских купцов лишает их определенных конкурентных преимуществ в ходе товарообмена с китайцами, а крупные и мелкие купцы без разбора сторонятся участия в любом союзе, требующем соблюдения деловой дисциплины, по всей видимости, успешные купцы не испытывали ни малейшей потребности во вступлении в какой-либо союз.

Недостаток любой такой организации они видели во вмешательстве в их деятельность, навязывании им отчетности по наличным фондам и товарам с возможной их конфискацией государственными чиновниками. Мелкие купцы совершенно определенно осознавали неизбежность полного господства над ними со стороны торговцев, располагавших крупным капиталом. У них могли найтись самые серьезные основания усматривать большую выгоду в прямом соперничестве с крупными торговцами, чем в ведении с ними общих дел. Казалось бы, к концу XVIII столетия все кяхтинские купцы осознали свое место в общем деле и совместных действиях. По крайней мере, всем им пришлось по принуждению государства составить списки своих товарных запасов, вести торговлю только в определенные периоды времени и в назначенных местах, а также выезжать в эти места по заранее предписанным маршрутам. Таким образом, появились некоторые общие правила поведения. Кое-кто из купцов к тому же должен был осознать наличие общих интересов у всего торгового люда в святом для них деле, когда требовалось совместными усилиями обманывать государственных чиновников и сотрудников таможни.

За первые 10 лет после заключения Кяхтинского договора на границе наблюдался, как нам кажется, медленный рост торговли. Не приходится сомневаться в том, что деятельности купцов-единоличников значительно мешали многочисленные государственные монополии. Доставка казенными обозами изящных товаров непосредственно в Пекин; монополизация государством оборота самой дорогой пушнины, ревеня и прочих предметов, пользовавшихся самым живым спросом у китайцев; отсутствие объектов обеспечения процветающей торговли, таких как добротные складские помещения; пригодные для навигации по озеру Байкал и впадающим в него рекам товарные суда, обустроенные ярмарочные базары по соседству и т. д. — все это в самом начале делало кяхтинскую торговлю предприятием трудным и рискованным. По мере отмирания или отмены государственных монополий, а также созревания благоприятных для торговли условий росло благосостояние кяхтинских торговцев. К завершению 1740-х годов частная торговля в Кяхте совершенно определенно задавила торговую деятельность государства. Представляется весьма вероятным, что участвовавшие в кяхтинских торгах русские купцы с самого начала оттачивали свои деловые навыки и заключали все более выгодные для себя торговые контракты с китайцами. И Кяхта к тому же все сильнее влекла к себе купцов или их комиссионеров из всех уголков Сибири, из европейской части России и даже из-за границы. Уже к середине 1740-х годов в русской торговле с Китаем появились крупные и очень успешные купцы, и на протяжении XVIII столетия их становилось все больше.