Вожак - Лисина Александра. Страница 43

— Когда нас много, то каждому достается лишь малая часть ее магии. А это уже можно вынести. Потому-то мы и стойкие.

— Но сейчас ты один…

— Это не имеет значения, — усмехнулся перевертыш. — Стая поддерживает меня даже на расстоянии.

— Однако человеком тебе все равно трудно? — продолжал допытываться молодой маг. — Ты ведь все равно чувствуешь ее магию?

— Да, — признал Шир. — Но слабее, чем вы. А когда зверем, то и вовсе чуть-чуть.

— А Таррэн?

— А что Таррэн?

— Считаешь его своим хозяином? — осторожно уточнил Ланниэль, не слишком представляя, как такой деликатный вопрос воспримет охотник.

Однако тот лишь охотно кивнул.

— Разумеется. Я ж зверь, хоть и наполовину. Только я его чувствую немного по-другому: хозяин как… маяк, что ли? — на секунду задумался Шир. — Знаешь, как будто ты долго бредешь в темноте, путаясь в ряске и боясь утонуть, но потом видишь впереди огонек, чуешь запах жилья и с надеждой спешишь к нему, забыв про холод и усталость… Это странно — будучи человеком, рассуждать о том, что ощущаешь, когда бегаешь зверем. Но я именно так его и чувствую, куда бы ни пошел и что бы ни делал. Когда он есть, мы точно знаем, ради чего живем и к чему стремимся.

— Теперь не так? — быстро уточнил Стрегон, и Шир мигом помрачнел.

— Да. Теперь света впереди больше нет. Только запах и остался. Да еще Тор. И Белка… а что будет дальше, один Торк ведает.

Братья ненадолго замолчали, переваривая услышанное. Замолчал и Шир, о чем-то глубоко задумавшись. Новые подопечные Белки тоже не порывались вступать в разговоры или делиться с кем-либо всем тем, что накипело. А Тирриниэль неожиданно спросил:

— Кто водит вашу стаю?

— Сейчас — я, — без промедления, но со странной искрой в глазах отозвался Шир. — Раньше был отец, до него — дед… наш род очень давно связан с золотыми. Так давно, что только Бел, наверное, и помнит. Ну и владыка Тирраэль, конечно, потому что помнит то время, когда под Драконьим хребтом стояли заставы.

— Твои предки были Стражами?

— Конечно.

— Гончими? — после недолгого колебания предположил Тиль, и охотник обнажил в понимающей усмешке острые зубы, а когда подметил, как дернулся при этих словах Стрегон, и вовсе оскалился не хуже хмеры.

— Да. Но меня не поэтому слушает стая: мало иметь именитых предков, чтобы заставить повиноваться перевертышей. Для этого нужны сила и воля, такие, чтоб никто не усомнился в твоем праве, а если и усомнился, то тут же отполз на брюхе с извинениями.

Лакр недоверчиво покосился.

— И часто у вас случается, что вожака пытаются сместить?

— За последние двадцать лет? Ни разу.

— А сколько ты водишь стаю?

Шир хищно оскалился.

— Как раз столько и вожу.

— Кхм, — громко кашлянул ланниец и на всякий случай отодвинулся подальше. — А тебе не кажется, что все это как-то слишком уж… по-волчьи?

— По-звериному, хочешь сказать? — насмешливо покосился на рыжего перевертыш.

— Что-то в этом роде.

— Так мы и есть звери. Что ты хочешь от кровожадных монстров?

— Я этого не говорил, — пошел на попятный Лакр. — Я просто имел в виду, что…

— Да знаю я, что ты имел в виду, — небрежно отмахнулся Шир. — Но мы привыкли. В Проклятом лесу невозможно выжить без стаи, а у нас такая стая есть. И все остальное, включая твои сомнения и непонимание, не имеет значения.

— Все равно, — пробормотал ланниец, отводя глаза. — Не хотел бы я так жить: в стае, среди здоровущих волков, не смея рот раскрыть против еще более здоровенного волчары…

Охотник странно кашлянул, но смолчал. А Лакр повел плечами, словно от холода, и, подсев к побратимам, погрузился в невеселые размышления. В его голове никак не укладывался сам факт, что разумное существо может считать себя зверем, да еще быть вполне довольным этим обстоятельством. Более того, готов хоть сейчас агитировать за вступление в их волчьи ряды, а тем, кто будет сопротивляться, надает мохнатой лапой по морде, чтобы, значит, слушали старого вожака.

Хотя какой он старый? Белка сказала, что ему под пятьдесят, а с виду больше тридцати и не дашь. Впрочем, кто их, перевертышей, разберет? Если и в самом деле живут до двухсот лет, как святой Урантар, то, может, для него это — самый расцвет сил? Лакр задумчиво поскреб подбородок. Интересно, а как проходит инициация? Что такого делают владыки эльфов, после чего из простого человека вдруг получается волчара? Магия крови замешана? От прежних оборотней что-то еще осталось? Неужели капелька такой крови — и все, за какие-то считаные дни охотники обретают совершенно новый облик, силу, скорость? Забавно было бы посмотреть, как это происходит, и узнать, что они в это время чувствуют… Лакр решил, что неплохо бы спросить у Бел, как происходит отбор кандидатов. Чем Торк не шутит — вдруг и они тоже подойдут?

Поймав себя на этой неожиданной мысли, ланниец осекся и поначалу поспешил выкинуть ее из головы как неправильную. Но потом все-таки осторожно все взвесил, оценил и решил, что мысль не так уж плоха. Братство, конечно, он не бросит и мастера не предаст. Но идея, что ни говори, выглядела заманчивой.

Стрегон, подметив мечтательное выражение на лице побратима, напротив, нахмурился: зря Шир завел этот разговор. Хотя если вспомнить, что ему он уже предлагал… наемник с нескрываемым подозрением уставился на охотника, но тот улегся на землю и, заложив руки за голову, задремал или же сделал вид, что задремал, а сам в это время внимательно слушал, нюхал по-звериному воздух и незаметно присматривался: хороший вожак должен заранее подбирать себе сильных волчат. Правда, Белка сказала, что они не подходят, да и гном на заставе указал лишь на Стрегона, но чем Торк не шутит? Вдруг все еще изменится?

Шир, словно почувствовав взгляд полуэльфа, громко и протяжно зевнул и демонстративно отвернулся.

Утро наступило для Стрегона немного раньше, чем для остальных. Однако случилось это не по его воле, а оттого, что обострившееся в последние дни чутье услужливо подсказало: что-то изменилось вокруг. Обеспокоившись, он открыл глаза и тут же понял: интуиция не подвела. Белка вернулась в лагерь раньше, чем он предполагал, и теперь, надежно скрытая от любопытных взглядов толстым ясеневым стволом, сидела между корней старого дерева, негромко беседуя с Тирриниэлем.

Стрегон скорее почуял, чем увидел ее. Но при этом точно знал, что не ошибся: в присутствии Белки у него неизменно начинало екать сердце и появлялся необъяснимый трепет, от которого он уже который день не мог избавиться.

Однако, как выяснилось, не только Стрегон заметил ее возвращение: упрямый, как молодой бычок, Лакр, намеренно вызвавшийся караулить в последнюю стражу, тоже дождался своего часа и теперь проворно полз удовлетворять безразмерное любопытство. Причем пробирался он через переполненную поляну в буквальном смысле по телам товарищей и побратимов!

Заслышав шум, Стрегон, счастливо избежавший попадания чужого колена в живот, приподнялся на локте и в изумлении уставился на громадного черного волка, чья массивная туша ненавязчиво перегородила дорогу неутомимому Лакру. Вроде бы случайно — просто вышел из темноты и улегся на свободное местечко. Но сделал это так, что обойти его не представлялось никакой возможности.

Полуэльф настороженно пошарил глазами вокруг и правильно приметил рядом с ручьем стопку аккуратно сложенных вещей, в которых легко угадывалась знакомая радужная броня, куртка и тщательно вымытые сапоги Шира. Там же приютились его парные клинки, так что, судя по всему, охотник просто дождался ночи и, не имея возможности покинуть место мира, перекинулся. А перекинувшись, он уверенно занял единственное свободное место рядом с Гончей, тем самым надежно отгородив ее от неуемного любопытства.

Впрочем, Лакр не собирался сдаваться. Обладая немалой смекалкой, он попытался обогнуть неожиданное препятствие, пользуясь телами друзей как опорой. Однако наглый зверь в последний момент еще немного подвинулся и с ехидной усмешкой снова загородил Белку собой.