Королев: факты и мифы - Голованов Ярослав. Страница 114

Но Мария Николаевна Баланина не знала об этом, когда переступала порог большого кабинета Председателя Верховного суда СССР. Из-за огромного стола поднялся, быстро, внимательно, разглядывая ее, тоже очень большой, импозантный седеющий мужчина Иван Терентьевич Голяков, тот самый, от статьи которого так клокотал в теплушке зек Королев. По воспоминаниям Марии Николаевны, внимательно выслушав ее взволнованную речь, первый судья страны в ее присутствии крупно начертал прямо на обложке «Дела» толстым красным карандашом: «Пересмотреть!»

Насколько счастливее все мы стали бы, если бы судьи так слушались наших матерей...

Но по документам выходит другое. Дело Королева на Пленум Верховного суда СССР с просьбой отменить приговор направляет... Василий Васильевич Ульрих! Да, тот самый, страшный армвоенюрист просит отменить свой собственный приговор!

Угрызения совести исключаются категорически. Вышинский? Формально ему подчинялся Ульрих. Вряд ли. Вышинский после опалы Ежова чувствовал себя некоторое время не совсем уверенно и не затеял бы пересмотр по своей инициативе. Да и зачем это было ему нужно: признаваться в собственных ошибках. Единственно, кто заинтересован в том, чтобы вернуть Королева с Колымы, – Берия. Очевидно, команда Ульриху исходила от него. Очевидно и то, что касалась эта команда не одного Королева, это был не единственный «пересмотр». В общем, так или иначе 13 июня 1939 года Пленум Верховного суда отменяет приговор Военной коллегии от 27 сентября 1938 года.

Королев медленно пересекает в этот момент Россию с запада на восток в своем пульмане – он только едет на каторгу! Но он уже не заключенный! Приговор отменен! Он не узнает об этом ни в пересылке на Второй Речке, ни в трюме парохода «Дальстрой», ни в бухте Нагаево, ни в лагере Мальдяк. На берегах золотоносной речки Берелёх умирал замечательный человек, не только ни в чем не виноватый, но и формально не осужденный по закону!

Когда его вызвали к начальнику лагеря, и он шагал среди сугробов на свет маленьких окошек, он перебрал в уме, казалось бы, все возможные причины вызова, ждал всего, но такого не ждал:

– Королев? Поедете в Москву...

Уже в зоне страшно, до стона в груди, заплакал. Стоял трескучий мороз, и слезы жгли лицо, как кипяток.

32

Мы снова вступаем в зыбкий мир полулегенд, впрочем, ограниченный вполне конкретными временными рамками. В июне 1970 года, отвечая на мой запрос, учреждение АВ-261, надо понимать, имеющее отношение к магаданским местам заключения, сообщило, что из этих мест Королев Сергей Павлович, 1906 года рождения, уроженец города Житомира, убыл в распоряжение УВД Приморского крайисполкома во Владивосток 23 декабря 1939 года. Эту дату подтвердила и заведующая архивом отдела исправительно-трудовых учреждений Управления внутренних дел Магаданского исполкома Исаева: «С личным делом убыл в гор. Владивосток из гор. Магадана 23 декабря 1939 года». «Из своего жизненного опыта, – добавляет она, – я знаю, что когда я с семьей прибыла в Магадан 7 декабря 1952 года, Охотское море было не замерзшим и только недалеко от бухты Нагаева нас встретил ледокол».

Однажды на космодроме Королев заболел гриппом и лежал в своем домике. Его пришли навестить человек пять его сотрудников. Среди них – баллистик, бывший аспирант Королева в МВТУ имени Баумана, работавший в его ОКБ Михаил Сергеевич Флорианский. Он рассказывает: «Королев встретил нас необыкновенно радушно:

– Деточка (так он иногда называл Нину Ивановну) прислала мне конфет, сейчас я вас чаем угощу, – встал с дивана, начал сервировать стол.

В тот вечер сидели мы у Королева допоздна и совершенно неожиданно для всех он начал рассказывать о годах своей тюремной жизни. В частности, запомнил я такой эпизод.

– Я едва шел в Магадан, сил уже не было, – вспоминал Сергей Павлович. – Но не знаю, как теперь, а в те годы там была традиция: у колодцев оставляли буханку черного хлеба. Я подошел, увидел и зажмурил глаза. Понял: если открою и буханки нет, значит, и меня, считай, нет, я погиб. Открыл глаза – буханка лежит. Эта буханка спасла мне жизнь...»

Не думаю, что Сергей Павлович «фантазировал». Очевидно, была эта спасительная буханка. Но как понять: «Я едва шел в Магадан»? В декабре из Мальдяка в Магадан? Но ведь это около 600 километров, а в том состоянии предельного истощения Сергей Павлович и шестидесяти не прошел бы, очень быстро бы замерз, ведь от Мальдяка до Магадана дальше, чем до Оймякона – полюса холода Северного полушария. Добирался Королев в Магадан, конечно, только на машине и не один день, и с конвоиром непременно, и не в одиночку, а, безусловно, с этапом – одного его никто бы не повез. Может быть, именно задержка с формированием этапа и привела к тому, что он опоздал на последний пароход.

Это опять-таки утверждение самого Сергея Павловича. Королев не раз рассказывал, что после освобождения из лагеря он опоздал на последний пароход, идущий из Магадана во Владивосток и добавлял, что это знак судьбы, потому что пароход этот затонул.

В ту пору на линии бухта Нагаева-Вторая Речка работали пароходы «Кулу», «Джурма», «Индигирка», «Дальстрой», «Николай Ежов», которые занимались транспортировкой заключенных. Королев имел в виду «Индигирку». Но по документам он прибыл в Магадан не позднее 29 ноября, а «Индигирка» ушла в свой последний рейс 13 декабря. Тогда что мешало Сергею Павловичу попасть на обреченный пароход? Так или иначе, загрузив в трюмы 1064 зека, которых отправляли из бухты Нагаево на пересуд, «Индигирка» в штормовом проливе Лаперуза сбилась с курса и села на камни у берегов японского острова Хоккайдо. В трюмы хлынула вода, но начальник конвоя запретил открыть люки, обрекая людей на верную гибель. Погибли и два члена экипажа парохода. Остальных моряков и конвой японские спасатели сняли с «Индигирки» и помогли им вернуться во Владивосток. Капитан Лапшин был расстрелян. Начальник конвоя получил восемь лет тюрьмы. Японцам сказали, что в трюмах были рыбаки. Спасатели извлекли трупы погибших и похоронили их на берегу японского острова.

Так судьба еще раз сберегла для нас Королева. Вскоре после ухода «Индигирки» ему удалось на каком-то маленьком суденышке добраться до Владивостока, откуда он был отправлен в Хабаровск. Силы его ушли в песок золотой речки Берелёх. Изнурительная работа на прииске, нервотрепка с пароходами, многодневное плавание по замерзающему морю, голод и цинга – все это привело к тому, что по этапу отправили уже полутруп: Королев потерял четырнадцать зубов, опух и едва мог передвигаться. Он был настолько плох, что начальник пересылки в Хабаровске отпустил его без конвоира к докторше. Эта женщина приняла необыкновенно сердечное участие в судьбе полуживого, никому не известного зека, занесенного многими своими товарищами в роковой список тех, которым уже не выкарабкаться. Она отмыла и перевязала ему язвы на ногах, накормила, снабдила витаминами и лекарствами. На следующий день послала в тюрьму два таза с сырой капустой и свеклой – это было лучшее лекарство от цинги.

Королев не раз собирался приехать в Хабаровск, чтобы разыскать свою спасительницу, но всякий раз какие-то неотложные дела мешали ему сделать это. Узнав об этой истории, двоюродный дядя Королева, Александр Николаевич Лазаренко, тот самый молодой киевский дядька, который помнил Сергея студентом КПИ, уже после смерти Сергея Павловича в конце 60-х годов попробовал с помощью хабаровских комсомольцев-следопытов разыскать эту женщину. Найти ее было очень трудно, поскольку на месте пересыльной тюрьмы и барака, где жила докторша, вырос новый микрорайон, и старожилов просто не существовало. После долгих поисков удалось только установить, что фамилия ее была Днепровская. Вскоре после начала войны она уехала из Хабаровска, а куда – никто не знает.