Королев: факты и мифы - Голованов Ярослав. Страница 42

Иными словами, Королев говорит здесь уже не о поездке в Калугу, а о знакомстве с трудами Циолковского.

Проходит еще три года, и в третьем издании той же книги Романов снова меняет текст беседы с Королевым. Теперь тот же абзац звучит так: «Это прежде всего требование времени и, конечно, знакомство с трудами Константина Эдуардовича Циолковского, – рассказывал Королев. – Раньше я мечтал летать на самолетах собственной конструкции, а после встречи с К.Э. Циолковским решил строить только ракеты и летать на них».

Как видите, здесь опять как-то вскользь упоминается встреча.

Итак, четыре варианта одной и той же беседы. Какому верить? Очевидно, тому, который читал и визировал сам Королев. А там, хотя и бегло, без появившихся позднее подробностей: черного костюма, слуховой трубки, продолжительности и темы самой беседы, – все это Сергей Павлович не читал и не визировал, – но ясно сказано: встреча была.

Точна или не точна запись Романова, не столь уж важно, потому что задолго до беседы с журналистом Королев сам, своей рукой, написал об этой встрече в Калуге. В анкете, заполненной им в марте 1952 года, Сергей Павлович отмечает: «С 1929 года после знакомства с К.Э. Циолковским стал заниматься специальной техникой». В автобиографии, написанной через три месяца, опять находим чуть подправленное, но вполне определенное: «С 1929 года после знакомства с К.Э. Циолковским и его работами начал заниматься вопросами специальной техники». Наконец, в заявлении, отправленном Королевым 30 мая 1955 года в Главную военную прокуратуру СССР с просьбой о реабилитации, читаем: «Еще в 1929 году я познакомился с К.Э. Циолковским и с тех пор я посвятил свою жизнь этой новой области науки и техники, имеющей огромное значение для нашей родины» (т.е. ракетной технике. – Я.Г.). Таким образом, существуют три собственноручных заявления Королева о том, что в 1929 году он познакомился с Константином Эдуардовичем Циолковским.

Итак, один из двух участников встречи подтверждает, что она состоялась в Калуге, поскольку в 1929 году Циолковский из Калуги никуда не уезжал. Впрочем, почему мы говорим о двух участниках? А если их было больше? Ведь, если верить Романову, Королев говорил: «Приехали мы в Калугу, встретил нас... изложил нам... потряс нас...» Трудно поверить, чтобы о себе Сергей Павлович говорил в стиле императорских указов: «Мы, Николай II...» Значит, был еще кто-то. Кто? В начале 70-х годов один свидетель отыскался. Им оказался Б.Г. Тетеркин – преподаватель Тульского политехнического института. В своем письме ко мне он сообщил, что встретился с Сергеем Павловичем во второй половине дня на одной из улиц Калуги в один из осенних дней 1929 года. Они вместе пришли к Циолковскому и вместе ушли от него. Разговор, насколько помнит Тетеркин, в основном шел о планерах и возможности применения реактивных двигателей в авиации. Потом, в ожидании поезда в Москву, Королев зашел домой к Тетеркину: на улице было холодно. В сумерках Королев ушел. Эту короткую встречу с незнакомым молодым человеком (студенту Сергею Королеву – 22 года) Борис Григорьевич Тетеркин вспомнил через 37 лет, увидав в газетах траурный портрет 59-летнего Королева. Вот какая бывает у людей феноменальная зрительная память!

Постепенно выяснилось, что и директору Государственного музея космонавтики в Калуге А.Т. Скрипнику С.П. Королев тоже рассказывал, как он приезжал к Циолковскому, но признавался, что плохо помнит эту встречу и ничего кроме слуховой трубы и черного костюма на Константине Эдуардовиче он не запомнил.

Прошло еще несколько лет и вот оказывается, что не только Королев запомнил встречу с Циолковским, что объяснимо: студент приехал к знаменитому ученому, но и Циолковский запомнил Королева!

В 1982 году вышла книга Виктора Сытина «Человек из ночи». Сытин рассказывает в ней о своих встречах с Циолковским и Королевым в 30-х годах. Оснований не доверять этим воспоминаниям вроде бы нет, ведь Сытин – один из энтузиастов воздухоплавания, заместитель председателя Комитета по изучению стратосферы Осоавиахима, ставший потом писателем. Виктор Александрович приводит такие слова, сказанные ему Константином Эдуардовичем в 1932 году: «Теперь приезжают те, кто практически работают над моими идеями. Были Тихонравов, Королев. Это из ГИРД». Через два года во время второй беседы Сытина с Циолковским Константин Эдуардович просит его передать привет Тихонравову и Королеву. Вот насколько врезалась в память великого ученого встреча со студентом – и через пять лет 77-летний Циолковский не может ее забыть!

Сытину повезло: вернувшись из Калуги он довольно скоро встретился с Сергеем Павловичем в Стратосферном комитете. Встреча эта описана детально. Привета от Циолковского Сытин не передал, но Королев сам спросил:

– Я слышал, вы недавно были у Константина Эдуардовича Циолковского. Как он? Плох?

И, помолчав немного, с теплотой в голосе добавил:

– Какой это удивительный человек! Я был у него лет пять назад (т.е. в 1929 году – все сходится! – Я.Г.) зеленым юнцом. А разговаривал он со мной с полным уважением. Делился своими планами. Книжки свои подарил...

Прошло еще какое-то время и, развивая свою версию о поездке Королева к Циолковскому в 1929 году, Романов отыскал новых единомышленников в лице писателя Е.И. Рябчикова и близкого соратника Сергея Павловича академика В.П. Мишина. Евгений Иванович Рябчиков – один из немногих счастливцев, который в годы своей журналистской молодости, ездил к Циолковскому в Калугу, говорил с ним. В книге «Звездный путь», посвященной истории космонавтики, он приводит анкету Королева, где упоминается калужская «встреча», но не комментирует ее и на «встрече» не настаивает. Однако в большой телепередаче Романов, Рябчиков и Мишин настолько подробно рассказывали о ней, что стало понятным, почему калужане, которым как истинным патриотам очень хочется, чтобы два таких замечательных человека встретились в их родном городе, уже установили мемориал в честь этого события.

А между тем, мне кажется, что с мемориалом они явно поторопились. Даже самое беглое знакомство с рассказами о калужской встрече настораживает: ведь сплошь и рядом концы с концами в этих рассказах не сходятся.

Начнем с того, что совершенно непонятно, когда такая встреча могла произойти. У Тетеркина сказано точнее всего: осень 1929 года, т.е. сентябрь-ноябрь. Но ведь известно, что именно в сентябре Сергей Павлович с невероятной энергией форсирует сборку своего планера «Коктебель», ежедневно до позднего вечера работает под навесом на Беговой. Известно, что именно в это время он усиленно тренируется под руководством Кошица на аэродроме, ждет не дождется, когда же ему разрешат первый, несказанно желанный, самостоятельный полет. И совершает его накануне отъезда в Крым! Трудно поверить, что он мог все это бросить и уехать в Калугу.

В четверг 24 сентября Королев приезжает в Феодосию. Далее – VI Всесоюзные планерные состязания. Они заканчиваются 23 октября. После их закрытия Королев плывет из Феодосии в Одессу, и только оттуда возвращается в Москву. Что он прежде всего делает? Получает «Пилотское свидетельство», – оно датировано 2 ноября. Теперь главное – дипломный проект в МВТУ, ведь в декабре он должен защищать диплом, времени совсем мало.

Получается, что Королеву просто некогда было ехать в Калугу. А главное, – ему незачем было туда ехать! Ничто не указывает на то, что в 1929 году Королева интересует ракетная техника, – это увлечение придет позднее. И толчком будет, очевидно, не поездка в Калугу, а встреча с Фридрихом Цандером и Борисом Черановским, перспектива установить реактивный двигатель Цандера на «бесхвостном» планере Черановского. Это произойдет не осенью 1929-го, а осенью 1931 года. С этого времени Королев начинает активно заниматься ракетной техникой, но не ракетами, а самолетами с ракетными двигателями. Именно ракетоплан – центр его интересов в начале 30-х годов. В августе 1933 года, сразу после пуска первой советской ракеты он в газетной заметке ясно говорит о своих планах: «От ракет опытных, ракет грузовых, к ракетным кораблям-ракетопланам, – таков наш путь!» Откуда же «пробиться к звездам»? Даже через десять лет после гипотетической поездки в Калугу Королев пишет из Бутырской тюрьмы Сталину: «Целью и мечтой моей жизни было создание впервые для СССР столь мощного оружия, как ракетные самолеты... Я... хочу продолжать работу над реактивными самолетами для обороны СССР».