Королев: факты и мифы - Голованов Ярослав. Страница 87

Совершенно случайно таджикские вертолетчики обнаружили остатки Р-5 на одном из склонов пика Ленина. В 1937 году этот самолет, помогая альпинистам, на высоте 5100 метров попал в воздушный вихрь и упал. Летчики остались живы, альпинисты провели их вниз. Чтобы доставить по частям Р-5 в ульяновский музей, была организована специальная экспедиция. Вот такой самолет 19 сентября 1935 года и поднял в небо последнюю и самую знаменитую авиационную конструкцию Сергея Павловича Королева. СК-9 пилотировал планерист Романов – «Романов-черненький», в отличие от «Романова-беленького», который летал с Сергеем Анохиным. Королев летел на своем планере пассажиром: СК-9 был двухместным. Когда стало смеркаться, они поняли, что заблудились: Орлов никак не мог привязать к карте все эти огни, во множестве рассыпанные на земле. Потом нашли Днепр и заночевали в Кривом Роге. До Коктебеля было уже недалеко, ничего страшного не случилось, назавтра они прилетят на слет, но Королев все равно ужасно нервничал, просто места себе не находил...

Той ночью в 22 часа 34 минуты в Калуге умер Константин Эдуардович Циолковский.

Циолковский и Королев. Это целая книга. Создатель космонавтики теоретической и родоначальник космонавтики практической, впервые воплотивший в реальные конструкции мечты гениального – и, несмотря на все славословия и фанфары, до наших дней в полной мере не оцененного человека. Идеи Циолковского – фундамент жизни Королева. Он всегда относился к нему с величайшим уважением, настолько глубоким, что никогда ни письменно, ни устно не позволял, в отличие от многих других 49, причислять себя к ученикам Константина Эдуардовича, хотя бесспорно более всех других его последователей мог считаться его учеником. В своей книжке 1934 года Королев называет Циолковского основоположником и теоретиком ракетного полета. «Им заложены основы теории ракетного полета, – пишет Сергей Павлович, – дан целый ряд проектов ракетных летательных аппаратов и исследованы многочисленные вопросы, связанные с полетом человека на больших высотах и в космическом пространстве».

В течение всех последующих лет Королев постоянно возвращается к трудам и личности Циолковского. В Центральном Доме Советской Армии 17 сентября 1947 года в день 90-летия со дня рождения Константина Эдуардовича, выступая с большим докладом о его жизни и деятельности, Королев заканчивает его так: «К.Э. Циолковский был человеком, жившим намного впереди своего века, как и должно жить истинному и большому ученому». Ровно через десять лет в Колонном зале Дома союзов теперь уже на 100-летнем юбилее Циолковского Королев делает новый доклад. Но эти последние слова повторяет почти дословно, очевидно, считая, что, несмотря на грандиозный прогресс ракетной техники за истекшее десятилетие, мысль эта остается справедливой.

– В настоящее время, – говорит Сергей Павлович, еще невозможно в полной мере оценить все значение научных идей и технических предложений Константина Эдуардовича Циолковского, особенно в области проникновения в межпланетное пространство.

Время иногда неумолимо стирает облики прошлого, но идеи и труды Константина Эдуардовича будут все более и более привлекать к себе внимание по мере дальнейшего развития ракетной техники...

Королев считает, что научное наследие Циолковского неисчерпаемо. В домашней библиотеке книги Циолковского испещрены его карандашными пометками. В последние годы жизни Сергей Павлович задумывает написать творческую биографию Константина Эдуардовича, подбирает документы. По словам жены Королева, Нины Ивановны, он уже составил план будущей книги. У нее сохранилась папочка тонкого картона с несколькими листками этого плана. На папочке – две буквы, написанные рукой Королева: «Кн». Кроме как «книга» расшифровать их трудно. В домашнем рабочем кабинете останкинского дома, ставшего мемориальным музеем, висит фотография Константина Эдуардовича. Когда Королев искал эту фотографию, он говорил жене:

– Ты знаешь, мне хочется, чтобы на портрете Циолковский был полон сил. Я не люблю его фотографий, на которых он старый, дряхлый...

Да, в те годы, когда Сергей Павлович Королев пришел в ракетную технику, Циолковскому было уже за семьдесят. Трудная, не всегда сытная жизнь, болезни, смерть детей рано состарили его. Быть может, он и хотел бы как-то участвовать в работах той же ГИРД, но у него уже не было сил.

Сразу после организации РНИИ Клейменов пишет Циолковскому письмо, рассказывает об институте, добавляет: «Мы считаем, что необходима тесная связь с Вами, как с человеком, давшим и разработавшим основы теории реактивного движения. Мы просим Вашего согласия на посещения Вас тремя-четырьмя руководящими работниками нашего института в ближайшее время».

Письмо Клейменова датировано 7 февраля 1934 года. Циолковский получил его 11 февраля и, как всегда, оперативно откликнулся телеграммой: «Приезжайте 14 февраля». Но никто не приехал. Однако Константин Эдуардович ждет гостей, помнит о них. На следующий день он составляет своей рукой программу работы РНИИ из 18 пунктов, документ, во многом наивный, в котором есть и реактивные «сани», и «естественное очищение воздуха камеры растениями». Видно, что очень смутно представляет себе, чем же занимается Реактивный институт.

Клейменов «трех-четырех руководящих работников» не набрал, уговорил Тихонравова поехать с ним, и 17 февраля они приехали, наконец, в Калугу.

Неизвестно, уговаривал ли Клейменов Королева съездить в Калугу к Циолковскому. Тихонравов этого не помнил. Глушко говорил, что сам, без Клейменова, собирался туда съездить, но не собрался. Не собрался и Королев.

Искренен Королев и правы его биографы, когда пишут, что в начале 30-х годов он заинтересовался идеями Циолковского. В них увидел он по сути программу своей жизни.

Но что мог дать Королеву сам Циолковский – тот старик, которому шел уже восьмой десяток, и портрет которого Сергей Павлович не хотел вешать в своем домашнем кабинете? Ведь речь шла о работе практической, а Циолковский ею никогда, даже в молодые годы не занимался и летающие модельки ракет, которые демонстрировали нам создатели биографического фильма «Взлет», изобретены не Циолковским, а сценаристом Осетинским. Кроме того, надо вспомнить, что в конце жизни самого Циолковского больше интересовали вопросы дирижаблестроения, нежели ракетной техники. В чем мог помочь Циолковский Королеву в 30-х годах? Чем мог он помочь РНИИ?

Визит Клейменова и Тихонравова в Калугу носил скорее символический, чем деловой характер. (На фотографиях Циолковского с Клейменовым и Тихонравовым Константин Эдуардович сидит какой-то отрешенный, думает о чем-то своем.) Но все-таки визит этот помог налаживанию контактов. Возобновляется переписка Циолковского с РНИИ. В день годовщины Красной Армии на торжественном собрании в РНИИ Циолковского избирают Почетным членом Ученого совета института. Старику приятно, он благодарит в ответном письме, но мысли его путаются. «Привет тов. Тихомирову...» – пишет он, а Тихомиров – основатель ленинградской ГДЛ – умер еще четыре года назад... Скорее всего он просто спутал Тихомирова с Тихонравовым. И после поездки Клейменова и Тихонравова в Калугу, после их рассказов об РНИИ, Циолковский, очевидно, не очень ясно представляет себе масштабы этой организации: он просто никогда не видел ни одного научно-исследовательского института. Однажды он называет РНИИ «реактивной группой». А может быть, опять путает институт с ГИРД, которая уже год как не существует. В письмах в Москву Константин Эдуардович жалуется: «очень слаб от старости», в другом: «я очень нехорошо хвораю, хотя на ногах и по-прежнему провожу утро в работе, даже без выходных дней... О моей болезни прошу никому не говорить, даже мне». Он действительно продолжает работать, даже посылает статью для сборника трудов института, но слабеет день ото дня. Сломала его смерть любимого внучка Женечки, задушенного скарлатиной. Рыдая у маленького гробика, почувствовал он, что жизнь его летит под откос. Болезнь точила тело и ожесточала душу: близкие раздражали, он сердился, когда дочь Люба приходила в больницу.