Мамаево побоище. Русь против Орды - Корчевский Юрий Григорьевич. Страница 2
Сегодня Михаил по праву ближнего боярина с боярами разбирался, а Дмитрий Иоаннович, почувствовав себя проголодавшимся, ушёл в княжескую трапезную, отобедать. Иногда, под настроение, обедал один — как сегодня. Чаще — с боярами приближёнными. Трапеза длилась иногда с полудня и до сумерек, поскольку за столом не только ели, а ещё и дела решали.
Не все разговоры и решения можно было в Боярской думе обсуждать, слишком много там несогласных было. Крику да обид было много, иногда за волосья друг друга таскали, забыв о звании боярском. Одного нельзя было — бороду трогать, иначе обида смертная, роды ссорились на многие годы.
Дмитрий давал на Думе боярам возможность пошуметь, пар стравить. А уж как до рукоприкладства доходило, знак рындам давал, чтобы спорщиков разняли да рассадили.
Откушал князь славно, так, что еле встал из-за стола, отдуваясь. После обеда — известное дело — отдохнуть надо от трудов праведных. Перина в опочивальне мягкая, подушка лебяжьего пуха высокая, сон сама навевает.
Едва встал, а уж Бренок в дверь стучит, с поклоном да с грамотками — на утверждение и подпись. Дмитрий читать не стал, взялся за перо.
— Чем порадуешь, боярин? — подписав грамотку, спросил Дмитрий.
— Купцы ганзейские были, обещают железо хорошее доставить, сколь надобно.
— Ага, за серебро полновесное! А что хотят, что просят?
— Милости малой — от пошлин освободить.
— Эка хватили! Да, почитай, вся торговля заморским товаром через них идёт!
— В силе сейчас Ганзейский союз, ни один корабль по Неве-реке да Балтике без их ведома не уйдёт.
— Знаю, — досадливо махнул рукой великий князь. — Что ещё?
— В Орде замятия продолжается, никак власть ханскую не поделят. Сегодня купцы рассказывали.
— То для Руси хорошо. Ежели они меж собой драться будут, им не до походов на Русь станет. Ещё бы дань им не платить, так и вовсе славно будет.
— Орда на две части раскололась — о том ты, княже, ведаешь. На правом берегу Итиля, как они, басурмане, Волгу называют, темник Мамай утвердился. Однако же ханом ему не быть никогда — в жилах кровь Чингисхана не течёт. Сила есть, а родом не вышел. На левом берегу, в Синей Орде, Тохтамыш правит. Сила у обоих равная.
— Столкнуть бы их лбами, — мечтательно произнёс князь.
— И не мечтай, княже! Это они меж собой дерутся, кровь друг другу пускают. А доведись враг со стороны, иноверец — вмиг объединятся. Сила ратная тогда великая случится, нам не устоять.
— И нам объединяться надобно, давно уж пора междоусобицы прекратить.
— Пора! Только у тебя договоры с Тверью и Великим Новгородом, скажем, есть, а много ли помощи ты от них получил?
— Ратников бы нанять в дружину — тех же немцев или генуэзцев, да казна пуста.
— Вот об этом и поговорим, княже.
— Вот ты всегда так! Думал, славно день прошёл — так нет, ты про деньги!
— Казна — главное для государя, князь! Коли сундуки златом-серебром полны будут, ни голод, ни враг не страшны. Случись неурожай, хлеба можно подкупить — хоть в той же Рязани. А войной кто пойдёт, так ратников и охочих людей кликнуть. За звонкую монету любой захочет удаль молодецкую показать.
— Да что ты меня уговариваешь, ровно девку? Говори, с чем пришёл!
— Надобно налоги изменить, князь.
— Повысить, что ли?
— Нет, княже. Нам налог со двора все платят — хоть купец, хоть ремесленник, хоть крестьянин или холоп.
— Мне ведомо.
— Так это со двора. А надо с оборота брать. Тогда богатый купец будет платить больше, простой же ремесленник — столько же, а может, и меньше. Доходы в казну повысятся, а народных волнений избежать удастся.
— Хм... — Князь удивлённо посмотрел на Михаила. — Похоже, так и получится. Сам удумал?
— Сам.
— Молодец, голова! С боярами не обсуждал?
— Пока нет, тебе первому говорю, княже.
Дмитрий одобрительно кивнул. Всё правильно Михаил делает. Сначала князь должен узнать, одобрить, а потом уж и с Думой боярской обсуждать. Конечно, богатым людям это не понравится, но государство вынуждено взимать налоги. На строительство крепостей, на войну, на содержание чиновных людей деньги надобны, а где их взять? Московия — не татарва окаянная, что набегами да разбоем живёт. С соседями надо мирно жить, но свою линию гнуть. Где лаской, где деньгами, где ратью помочь в трудной ситуации, да договорами подкрепить, а всё едино свой интерес блюсти.
— Какой у нас день ноне?
— Так февраль, княже, десятое.
— Купцы из Кафы со дня на день прибыть должны, меня соглядатаи известили.
— Ох, княже, гнать их взашей надобно. У фрягов одна мыслишка — лапу наложить на торговлю мехами и воском. Помнишь, как три года назад купец греческий Некомат Сурожанин людишек московских подкупил? Даже тысяцкий ополчения московского Вельяминов, старший брат твоего воеводы Николая, во главе заговора встал?
— Не запамятовал ещё!
— Так генуэзцы за тем заговором стояли, на их денежки предательство учинялось.
— И не говори, Михаил свет Андреевич! Проклятые латиняне! Ноне они с Мамайкой снюхались. Где наживой пахнет, там их ищи.
— Мамай-то им зачем сдался?
— Э! По земле ордынской, почитай, половина шёлкового пути проходит. Вот и затеяли купцы генуэзские дружбу с темником водить. Только не дружбой там пахнет, а монетой звонкой. Прикупили они Мамая. Так что наёмников генуэзских в войско брать нельзя. Сильная у них пехота, слов нет, особливо копейщики. Только это всё равно что змеюку в дом пустить.
— М-да! А какие ещё новости?
— Митрополит Алексий плох.
— Спаси и сохрани! Так лекарь немецкий его пользует, священники службы за здравие каждый день проводят.
— Лета, однако, да испытания тяжкие. Один плен литовский чего стоит.
— Ниспошли, Господи, здравия и долгие лета митрополиту! Устал я что-то, Михаил Андреевич, отдохнуть хочу.
Бренок откланялся.
Великий князь растянулся на ложе. Надо обмыслить положение. Купцы-то ладно, невелики птицы. Вот с митрополитом что? Пока Дмитрий был мал, Алексий практически правил княжеством. С годами советчиком незаменимым стал. Только последний год болеет часто, похоже — не протянет долго. А митрополит в княжестве нужен, да из русских — не из варягов, такой, чтобы Русь объединить помог. Надо будет с Бренком посоветоваться. Не церковный он человек, но совет дельный дать может.
Следующим днём князь спросил ближнего боярина.
— Что ты, князь! Ведь митрополит-то жив! Как можно человека подбирать, когда престол святой занят?
— Мы с тобой, Михаил, люди государевы, вперёд смотреть должны.
— Ну, если так, то думаю: Сергий Радонежский — самая подходящая фигура.
— И я тако же мыслю.
День прошёл в хлопотах, а утром гонец принёс печальную весть о кончине митрополита. Жаль было святого старца, до слёз жаль. Как будто отца потерял. Ведь он выпестовал, наставлял молодого князя, от бед многажды уберегал. Вдруг вспомнилось, что в 1357 году хан ордынский потребовал себе в Орду Алексия для исцеления от слепоты своей любимой жены Тайдуллы. Не хотелось Алексию к басурманам ехать, однако прибыл. Отчитал молитвы, окропил супружницу ханскую святой водой, и чудо свершилось — прозрела слепая! Молвил хан в изумлении: «Велик Бог христианский!» И назвал городишко малый на Руси Тулой в честь жены. Правда, правили там баскаки ханские.
По завещанию Алексия погребли его в Чудовом монастыре.
Преподобный Сергий Радонежский отказался надеть митрополичий клобук. Тогда в Москве собрались епископы на Собор. По воле великого князя Дмитрия избрали митрополитом его духовника Митяя. Воспротестовал епископ Суздальский Дионисий, объяснил великому князю, что без согласия и воли Вселенского Патриарха Константинопольского возведение Митяя на святой престол будет незаконным. Митяя срочно постригли в монахи, дав при постриге имя Михаил, и послали с посольством в Константинополь. Среди посланных в свите его оказался Пимен, честолюбец, человек низкий. Мамай, считая, что новый митрополит поможет повлиять на князя Дмитрия, пропустил корабль с посольством по Дону до Чёрного моря.