Моя любимая кошка (СИ) - Верж Эль. Страница 57

День был в самом разгаре, но идти в офис у меня не было ни малейшего желания – без Эллины там было серо и уныло. Я позвонил своему заместителю и сказал, что в ближайшие дни меня, скорее всего не будет, так как я слегка захворал. Это было, собственно говоря, недалеко от правды: голова была тяжела, как чугунный котел, мысли путались, подобно вязкой манной каше, сил совершенно не было. Я с трудом влез в машину, доехал до дома и даже, не раздевшись, рухнул в гостиной на диван…

***

Какое прелестное утро! Хоть и морозец на улице, а ветра абсолютно никакого! Пожалуй, одену сегодня короткий черный кожаный плащик, высокие сапожки на каблучке-шпильке с блестящей молнией, а на голову… Нет! Ничего не буду одевать. Не зима же еще! Только вчера я была у парикмахера – грех не пройтись по улице с новой прической: аккуратные завитки до плеч золотистого цвета. Просто прелесть! Быстро одевшись, как задумала, я оглядела себя в зеркало, в котором я помещалась с головы до ног и осталась в восторге. Разве кто-нибудь посмеет сказать, что стройной женщине с яркими голубыми глазами (ну и пусть это лишь линзы), золотистыми локонами, мягко спадающими на плечи и такой задорной улыбкой больше тридцати пять? Хотела бы я посмотреть на такого нахала! Хотя я вовсе не скрываю свой возраст, я им горжусь! Ах, если бы кто-нибудь знал, какое удовольствие доставляет мне сказать очередному навязчивому кавалеру, пытающемуся пригласить меня в ресторан:

- Я бы с удовольствием, голубчик, но, увы, я обещала пойти с внуком на дискотеку отметить его двадцатилетие, а завтра обещала посидеть с правнучкой! Как приятно видеть недоверие в округлившихся глазах и со смехом отвечать на неизменный вопрос «Шутка ли это»?

- Увы, голубчик, правда, чистая правда!

Как глупо, что некоторые женщины, узнавая, что стали бабушками, в ужасе восклицают:

- Кошмар! Мне всего сорок, а я уже бабушка!

Меня же в тридцать восемь это совсем не смутило, а скорее обрадовало, а в пятьдесят восемь я еще с большим удовольствием стала прабабушкой. Теперь мне почти шестьдесят, но чувствую себя не больше, чем на тридцать пять. Я бы с огромным удовольствием приняла бы предложение Модеста Александровича – солидного пятидесяти пяти летнего джентльмена стать его супругой. Так надоело быть веселой вдовой! Но я твердо решила, что пока дне пристрою своего младшего оболтуса (вообще очень милый, умный и заботливый мальчик, вот только с женитьбой никак у него не ладится) не сидеть мне у семейного очага с собственным мужем. Вот и недавно опять привела ему милую девушку, ну просто ангел! А он испугал ее, выставил себя полным идиотом! Вот уж я на него разозлилась! Думала больше порога его дома не переступлю, ан нет! Через пять дней уже соскучилась! Сейчас же пойду к нему на работу мириться! Выпорхнув из дома, я села в машину и отправилась к сыну на работу. Не успела я зайти в офис, как на меня чуть не налетел его заместитель – вертлявый молодой человек лет тридцати. Вежливо поздоровавшись и узнав, что я пришла повидать Григория, он с неподдельным сожалением сообщил, что боссу нездоровиться, и он остался дома.

- Что с ним случилось? – удивилась я. – Ведь он никогда не болел, даже на головную боль ни разу не жаловался.

- Он не объяснил, что с ним, но думаю – перетрудился и отдыхает, – сказал он и, извинившись за отсутствие возможности поболтать еще, убежал.

Постояв некоторое время в раздумье перед дверьми офиса, и решив, что раз Григория там нет, то и мне делать нечего. Раз мое строптивое, но все же без сомнения обожаемое чадо хворает, мне необходимо срочно к нему! Забыв все свои угрозы, о том, что я больше никогда не переступлю порога сыновнего дома я, с трудом преодолевая желание не останавливаться на красный сигнал светофора, помчалась к нему. Через пятнадцать минут я уже нещадно давила кнопку звонка. Заслышав резкие трели, я принялась ждать, когда же преграда, отделяющая меня от сына, исчезнет. Но проходила минута, другая, а дверь все не отворялась.

- Может, он ушел к врачу? - Подумала я, но тут неисчерпаемое женское воображение тут же нарисовало ужасную картину: посреди мрачной квартиры, не освещенной ни единым лучом света, лежит без сознания Григорий – мой любимый младший сыночек. Лежит один и никто не придет к нему на помощь. Не знаю, почему мне привиделось темное, мрачное жилище. У сына довольно светлая, уютная квартирка к тому же в это время суток ярко освещенная солнцем. Но воображение моментально одолело разум и, забыв, что я хрупкая пожилая дама, вознамерилась самостоятельно снести дверь, невзирая на все ее железную могучесть. Для этого я отошла к противоположной стене, разбежалась и… влетела в открытую дверь прямо в объятия удивленного сыночка.

- Мама?! – изумился Григорий. – Ты что решила взять штурмом мою скромную обитель?

- Штурмом! – Передразнила я его, высвобождаясь из его рук. – Ты, почему дверь так долго не открывал? Я уже подумала, что ты здесь умираешь. Твой помощник сказал, что ты заболел. Что тут с тобой приключилось? Ты ведь последний раз болел ветрянкой в пять лет и больше ни разу ничем!

- Ничего страшного не случилось, мама. Просто немного побаливает голова, и вообще я немного устал. Имею же я право на отдых?

- Естественно, Гришуня! Я тебе уже миллион раз советовала: отдохни, отдохни! А почему бы тебе куда-нибудь не поехать? На какой-нибудь курорт или может быть хотя бы в дом отдыха?

- Нет, нет, - как-то поспешно сказал сынуля. - Так долго отдыхать я не могу. Сегодня-завтра поваляюсь дома, отосплюсь, а послезавтра – снова на работу. – Стараясь быть веселым, закончил он, но мне-то сразу стало ясно, что ему далеко не весело.

- Хорошо, Гриша. Иди сейчас же спать, а я посижу здесь, покараулю твой сон.

Григорий недоуменно взглянул на меня, но, вспомнив, что с матушкиными причудами спорить бесполезно, сказал мне:

- Отлично, мамочка! – и отправился в спальню. Я сначала тихонько посидела на диване, бесшумно листая журнал, а потом заглянула к Грише. Он, не раздевшись, лежал на кровати и по его ровному, спокойному дыханию я решила, что он спит. Я поплотнее прикрыла дверь в спальню и отправилась на кухню – ужасно хотелось пить. Найдя в холодильнике упаковку апельсинового сока, я утолила жажду и отправилась в кабинет Григория – почитать какую-нибудь книжку, пока сын будет спать. Попав в кабинет, первое, что мне бросилось в глаза – беспорядок на его письменном столе, что было очень странно для моего аккуратиста-сына. И поскольку я тоже просто физически ощущала дискомфорт от беспорядка, то решила разложить лежащие в беспорядке бумаги, тетради и книги в стопочки. Работа закипела, и уже минут через десять на столе царил обожаемый мной порядок: - три аккуратные стопочки: одна – бумаг, другая – книг, и третья – тетрадей. Я залюбовалась плодами своего труда. Осталось только смахнуть пыль – и все. Я взяла в ванной мокрую тряпку и стала тщательно протирать пыль. Я нечаянно задела рукой стопку с тетрадями. Она слегка накренилась и верхняя тетрадка в темно-синем кожаном переплете упала на пол, зашелестев страницами. Я подняла тетрадь и уже собралась водворить ее на место, но тут мой взгляд упал на ровные, каллиграфически написанные рукой сына строчки:

- Эллина… Эллиночка – уже почти месяц как я тебя потерял… - Прочитала я.

- Так! Это что-то интересное! – подумала я, чувствуя, как меня охватывает лихорадочное возбуждение и любопытство. – Одно из двух: либо мой сынуля в свободное время развлекается сочинительством слезливых женских романов, либо… Либо это его дневник! И там-то я уж точно смогу найти ответ, отчего мой идеальный во всех отношениях сын не женат. Я практически на сто процентов уверена, что он ничего не имеет против женитьбы. Я же вижу, что он уже давным-давно мечтает покачать на руках маленького, розовощекого карапуза. Воровато оглянувшись на дверь и убедившись, что она тщательно заперта, я с ногами залезла в огромное, уютное кресло, включила настенный светильник, так как сумерки уже прокрались в комнату, и углубилась в чтение…