Правда о программе Apollo - Голованов Ярослав. Страница 14

Примерно то же говорил и астронавт Джон Гленн: «У нас будут неудачи, обязательно будут жертвы. Пока же нам везет...»

Но можно ли считать везение законом? Очевидно, считали. Торопились: уж больно хотелось обогнать русских.

В самих Соединенных Штатах вывод был общий: это не случайность. Корреспондент ЮПИ правильно писал в день катастрофы: «Программе «Аполлон» сопутствует одно несчастье за другим...» Подсчитали: за время работы по этой программе пожар был двадцатитысячным происшествием в космическом корабле. В тот день, когда погибли астронавты, они успели обнаружить множество различных технических неполадок. Почти весь день шли перебои в линиях связи, какие-то шумы мешали работать, так что Гриссом спросил раздраженно:

– Если вы не можете слышать нас с расстояния пяти миль, то как же вы надеетесь услышать нас, когда мы доберемся до Луны?

Следственная комиссия нашла не только короткое замыкание электрических проводов, но обнаружила «плохое общее руководство, игнорирование техники безопасности, небрежное выполнение технических заданий и слабый контроль». В ее отчете указывается, что «тщательное расследование вскрыло многие недостатки в самой конструкции, ее исполнении. Эти недостатки создают неоправданный риск, и их дальнейшее игнорирование может поставить под угрозу будущее всей программы «Аполлон».

Намекая на прочные «деловые» связи партнеров по программе, «Нью-Йорк таймс» писала о том, что НАСА сохраняло в тайне недостатки работы компании «Норд-Америкэн» над космическим кораблем. «Все подрядчики, – писала газета, – выполняющие оборонные заказы, имеют высокопоставленных друзей, и не делается никакого предположения, что эти конкретные связи оказали влияние на то, что именно на компанию «Норд-Америкэн» пал выбор в качестве подрядчика. Но, по-видимому, требуется провести исчерпывающее расследование в отношении программы «Аполлон», начиная со времени заключения подряда и до настоящего времени, чтобы такой несчастный случай не повторился снова».

«Неужели США решили форсировать события? – спрашивал в своей статье швейцарский журналист Франсуа Ландграф. – Если это так, ответственность за катастрофу несут не только политические деятели, но и все те, кто гнал на всех парах... По-видимому, воля и здравый смысл потеряли контроль над этой головокружительной гонкой».

В гонке и браке в работе, ею вызванном, откровенно признавались и сами исполнители. Начальник испытательной лаборатории Даниэль Дрисколл из Хантсвилла утверждал:

– Стремление не отстать от всевозможных графиков испытаний, графиков поставок не должно становиться фактором, оказывающим влияние на ход космических проектов, небольшая ошибка может привести к человеческим жертвам. Но, поскольку этому стремлению придается такое большое значение, у инженеров и ученых, работающих над проектами, появляется естественная тенденция искать поверхностные пути в решении сложных проблем.

– Стремление не отстать от графиков должно быть исключено как определяющий фактор, – добавлял коллега Дрисколла Джесс Брэдли.

Астронавт Алан Шепард, первый американец, который не слетал, но прыгнул в космос во время суборбитального полета «Меркурия» 5 мая 1961 года, человек очень деловой и оптимистичный, большой защитник, патриот, а затем и участник программы «Аполлон», вынужден был признать, что астронавты всегда чувствовали «нажим часов или, если хотите, календаря».

Уолтер Липпман напечатал в журнале «Ньюсуик» одну из самых горьких и яростных своих статей: «Нам безжалостно напомнили, что соревнование за высадку на Луну – это не спортивное зрелище, когда достаточно заплатить за входной билет и болеть за свою команду... Центральная цель, определяющая решения НАСА, – это не исследование Вселенной и не просто высадка человека на Луну... Это – явно ненаучная попытка поддержать нашу амбицию и гордость и дать толпе цирк, захватывающее дух представление, дать пищу для похвальбы.

Попытки подвергать человеческие существа подобному риску ради достижения такой цели, как выход США на первое место в соревновании за высадку на Луну, недостойны цивилизованных людей.

...Мы играем человеческими жизнями ради цели, которую отнюдь нельзя назвать высокой, если подходить к ней с меркой подлинно человеческих ценностей... Мы рискуем жизнями астронавтов не во имя веры, не для того, чтобы, принеся себя в жертву, они могли дать жизнь другим, а ради подтверждения национального статуса, ради гордости, пустой славы и мишурно-дешевого доказательства нашей конкурентоспособности.

Мы должны очистить от всего наносного великое предприятие исследования Вселенной. Мы должны отделаться от разрушительного вторжения пропаганды и рекламы, мы должны отказаться от высадки людей на Луну к какому-то произвольно установленному сроку...»

«Мы должны, мы должны, мы должны»... Программа Липпмана куда сложнее программы «Аполлон». Потому что послать на Луну двух человек все-таки легче, чем изменить миропорядок целой страны. Это сразу чувствуешь, когда читаешь высказывания тех людей, которые стояли у руля программы «Аполлон». Их понимание январской трагедии было совсем иным.

Первая реакция: «Я не виноват».

«Сейчас все участники входят в высокие кабинеты с объяснениями только для того, чтобы выгородить себя и свалить вину на другого», – писала «Нью-Йорк таймс».

Вторая реакция: «А что, собственно, произошло?»

– Может быть, это лишь действие закона средних величин, – прокомментировал пожар сенатор от Миссисипи Джон Стеннис.

Третья реакция: «Мы все делали правильно».

Доктор Эдвард Уэлш – ответственный секретарь НАСА – прежде всего старался внушить журналистам, что, с его точки зрения, является самым главным:

– Несмотря на смерть трех астронавтов, США будут продолжать осуществлять свою космическую программу, и все еще есть 50 шансов из 100, что они опередят русских, поскольку это касается высадки человека на Луну... Программа «Аполлон» останется в таком положении, в каком она была. Нет совершенно никаких оснований менять политику.

И тут же сразу разговор о деньгах. Уэлш полагал, что издержки не увеличатся, Уэбб, напротив, считал, что задержка на год обойдется НАСА в лишний миллиард долларов. Получалось, что смерть трех астронавтов выражалась, таким образом, совершенно конкретной суммой...

Пожар в «Аполлоне» заставил пересмотреть многие инженерные решения. Полный список всех изменений состоял из полутора тысяч пунктов. Устранили сотни причин, способствовавших пожару. Не могли устранить лишь главную причину. Ведь опасность стремительного воспламенения таилась прежде всего в кислородной атмосфере «Аполлона». На ее замену не пошли, хотя многие специалисты и настаивали на этом.

Здесь находим мы удивительно точный пример несвободы технических решений, пример зависимости, казалось бы, столь независимого, построенного на объективных законах и формулах инженерного творчества от капризов политики. Постараюсь объяснить, в чем суть дела.

В советских космических кораблях для дыхания применялся практически воздух под нормальным атмосферным давлением. Американские астронавты находились в атмосфере с пониженным давлением, но чтобы скомпенсировать этот недостаток, эта разреженная атмосфера была насыщена кислородом. С точки зрения физиологов, тут большой разницы для организма нет. С точки зрения конструкторов – есть, и очень большая. Кислород можно было хранить в меньших объемах, следовательно, он занимал меньше места, и емкости его были легче. Кроме того, в космосе пониженное давление внутри корабля (при наружном вакууме) создавало меньший перепад давлений, чем в том случае, если бы внутри была одна атмосфера. Следовательно, снижались требования к прочности конструкции корпуса. Менее прочный – значит, более легкий. Таким образом, кислород был опасен в пожарном отношении, но он позволил выиграть в весе космического корабля. Замени кислород воздухом, и вероятность пожара станет намного меньше, но тогда придется переделывать корабль. И еще неизвестно, сумеет ли новый, утяжеленный корабль поднять «Сатурн-5». Того и гляди потребуются изменения и в носителе. А изменения в носителе могут потребовать модернизации стартового комплекса. Все это – деньги и время. Пока сделаешь «Аполлон» безопасным, русские, гляди, уйдут вперед, и тогда уже вся национальная программа может рухнуть, престиж будет подорван окончательно. Чистая инженерия оборачивалась чистой политикой. Техническая задача превращалась в идеологическую проблему.