Этюды об ученых - Голованов Ярослав. Страница 69

В ноябре 1919 года на пути в Омск машина, в которой ехал Штернберг, провалилась под лёд. Он вылез на берег. Было 26 градусов мороза. Потом он попал в госпиталь с воспалением лёгких. В Москву его привезли уже с гнойным плевритом. Две операции не помогли. Он все мечтал поехать в Крым к солнцу… Павла Карловича хоронили с воинскими почестями, а солдаты плакали. Я не знаю больше ни одного астронома, над гробом которого плакали бы солдаты.

Альберт Эйнштейн:

«РАБОТАТЬ – ЗНАЧИТ ДУМАТЬ»

Помню ярко-зелёный вечер в Мозжинке – на даче под Москвой. После дождя остро пахли флоксы. Ландау лежал на террасе. Я просил его рассказать мне об Эйнштейне. – Да, я встречался с ним, говорил… – Потом немного помолчал и добавил: – Видите ли, дело не в том, что это был величайший физик всех времён. Это был лучший человек, которого я знал…

Его портрет. В 24 года: «Рост Эйнштейна 1,76 м, он широкоплеч, слегка сутуловат. Короткий череп кажется необычайно широким. Кожа матовая, смуглая. Над большим чувственным ртом узкие чёрные усики. Нос с небольшой горбинкой. Глаза тёмно-карие, глубокие, взгляд мягкий и лучистый. Голос приятный, глубокий, как звук виолончели» (Люсьен Шаван). В 26 лет: «Он выглядел почти мальчиком и смеялся таким громким смехом, какого мне не довелось раньше слыхивать!» (Макс фон Лауэ). В 36 лет: «Густая шевелюра над высоким лбом – волосы слегка курчавые и жёсткие, очень чёрные, с Лёгкой проседью…

Очень жизнерадостен и не может удержаться от того, чтобы не придать остроумную форму самым серьёзным мыслям» (Ромен Роллан). В 40 лет: «Эйнштейн выглядит как старомодный, солидный сапожник или часовых дел мастер из маленького городка…» (Макс Пикард). В 70 лет: «Глаза Эйнштейна обладали чистотой, редко свойственной взгляду человека. Глаза ребёнка? Ни в коем случае, потому что детская чистота исходит от определённой пустоты, от отсутствия опыта. Чистота же Эйнштейна полна знания и опыта. Причина её в совершенном сочетании силы и простоты, и это внушает удивление, симпатию и уважение… А в последние годы жизни выражение природной чистоты в его глазах ещё более усиливалось белоснежным сиянием его могучего лба» (Сальвадор де Мадариага).

Большинство его фотографий сделано в Принстоне в последние годы жизни. Репортёры подлавливали его обычно на пути в институт – эти три километра он любил ходить пешком. Его можно было увидеть и на обочине шоссе, когда он стоял, поджидая институтский автобус. Летом он ходил в полотняной панаме, в сандалиях, чаще на босу ногу. Зимой – в ярко-синей шерстяной шапочке, которую натягивал на уши. Толстый шарф завязывал узлом на горле. Любимая его одежда – фуфайки с широким воротом. В Америке много лет носил кожаную куртку.

Его родной язык – немецкий. Думал по-немецки.

Память юности позволяла ему объясняться по-итальянски. Говорил по-французски, но не свободно, подыскивая слова. По-английски – совсем плохо. «Он обходился, вероятно, 300 словами, которые произносил довольно своеобразно. Как он сам признался мне впоследствии, он этого языка, собственно, никогда так и не изучил» (Леопольд Инфельд).

Его труд. Об Эйнштейне и его работах написано около пяти тысяч книг, и рассказать о его труде в коротком этюде не представляется возможным. Он утверждал: «У меня нет никакого таланта, а только страстное любопытство». Он писал: «Иногда я себя спрашиваю: как же получилось, что именно я создал теорию относительности? По-моему, причина кроется в следующем. Нормальный взрослый человек едва ли станет размышлять о проблемах пространства – времени. Он полагает, что разобрался в этом ещё в детстве. Я же, напротив, развивался интеллектуально так медленно, что, только став взрослым, начал раздумывать о пространстве и времени. Понятно, что я вникал в эти проблемы глубже, чем люди, нормально развивавшиеся в детстве».

Его считали тупым ребёнком. Он очень поздно заговорил, был букой, чурался сверстников. «Из вас, Эйнштейн, никогда ничего путного не выйдет», – сказал ему учитель гимназиума в Мюнхене. Профессор физики (!) в федеральном высшем политехническом училище в Цюрихе говорил, что у него достаточно усердия и доброй воли, но не хватает способностей. Никто решительно не видел в нём гения, не знал о гигантской работе, непрерывно свершающейся в его мозгу. А он не прятал её. «Что касается науки, – писал другу 23-летний Эйнштейн, – то мне пришло в голову несколько прекрасных идей, но они ещё требуют основательного вынашивания». Через три года родилась его юношеская работа – частная теория относительности. Он написал её за пять недель. Много лет спустя, когда собирали средства в фонд комитета друзей испанской свободы, Эйнштейна попросили подарить эту рукопись бойцам за свободу. Выяснилось, что это невозможно: рукопись затерялась в старых архивах берлинского журнала «Анналы физики». И тогда он решил переписать её от руки, чтобы продать коллекционерам и дать деньги испанцам. В 1944 году библиотека конгресса в Вашингтоне купила эти 30 страничек за шесть миллионов долларов.

Вряд ли нужно объяснять суть трудов Эйнштейна: есть много подробных и понятных объяснений их. Маленький сын спросил его однажды:

– Почему ты так знаменит, папа?

– Видишь ли, – ответил он, – когда слепой жук ползёт по поверхности шара, он не замечает, что пройденный им путь изогнут. Я же, напротив, имел счастье это заметить.

Это было так необычно, так ново (автор жизнеописания Эйнштейна Владимир Львов точно подметил: в работе ни одной библиографической ссылки, ни одной цитаты!), что подавляющее большинство физиков просто не в состоянии были постичь его откровения. Вчерашние учителя в Швейцарии чувствовали неловкость. Профессор теоретической физики Гунар объяснил, что теория кажется ему несколько странной. Профессор экспериментальной физики Форстер сказал честно: «Прочёл, но ровно ничего не понял!» Знаменитый Конрад Рентген признался, что все это «никак не укладывается в голове». Поль Ланжевен говорил, что теорию относительности понимают 12 человек в мире. Знаменитый французский физик шутил, конечно. Но если и так, среди двенадцати был Ленин. «…Остаётся несомненным, что механика (имеется в виду механика Ньютона. – Я. Г.) была снимком с медленных реальных движений, а новая физика есть снимок с гигантски быстрых реальных движений…» – записал Владимир Ильич в 1908 году. Ленин назвал Эйнштейна «великим преобразователем естествознания».

А великому преобразователю было только 36 лет, когда он опубликовал общую теорию относительности, когда завершилась работа над системой мира Альберта Эйнштейна. Знакомясь с ним, великий остроумец Бернард Шоу сказал:

– Вас восемь человек, только восемь!

Эйнштейн не понял, смутился. Шоу объяснил: Пифагор, Птолемей, Аристотель, Коперник, Галилей, Кеплер, Ньютон, Эйнштейн. Понимал ли сам Эйнштейн масштаб сделанного им? Думаю, что понимал, иначе бы он не написал: «Прости меня, Ньютон! Ты нашёл единственно возможный для твоего времени путь, который был доступен человеку величайшей мысли, каким был ты… Но сегодня мы уже знаем, что для более глубокого постижения мировых связей мы должны заменить твои понятия другими, более удалёнными от сферы непосредственного опыта…»

Он всю жизнь убегал от чуда. «Бегство от чуда» – это придумал сам Эйнштейн, подразумевая под этим низведение чуда до осмысленного факта, включение его в научную систему мироздания. Теорию относительности и все другие свои работы Эйнштейн рассматривал как своеобразное предисловие к главному делу жизни – поискам законов, по которым живёт вселенная. «Ты веришь в играющего в кости бога, – писал он физику Максу Борну, – а я – в полную закономерность в мире объективно сущего…» В другом письме продолжал: «…Я чувствую это моей кожей. Свидетелем является мой мизинец…»

Десятилетия бился он, чтобы связать геометрию, оптику, механику, тяготение, электромагнитные силы, атомную физику, – создать единую теорию поля, найти один золотой ключ, который отпирал бы замки всех тайников природы. Он не нашёл его. Никто его до сих пор не нашёл.