Шпион Наполеона. Сын Наполеона (Исторические повести) - Лоран Шарль. Страница 33

Как мог Венд, каким мы его знаем, хладнокровно переносить подобную перспективу? Конечно, он многим рисковал бы, выдавая хитрого шпиона французов, пока последний жил в Ульме. Но раз стена перейдена, город покинут, все изменяется.

Кто же настолько сообразит, чтобы узнать в бездыханном трупе, найденном на дне оврага, псевдоинтенданта Калькнера и тихого поселянина Шульмейстера в ужасном отрепье маклака-еврея.

А если бы он был не совсем убит и заговорил бы? Кто же придаст значение его словам с той минуты, когда стало бы известно, что он агент неприятеля.

Венд тщательно взвесил все шансы. В продолжение двух дней он допустил своего обаятельного противника победить себя, купить и опутать узами. Теперь снова к нему вернулась его прежняя свобода ума, хитрость и ненависть во всей их полноте.

В то время как Шульмейстер, прежде чем исчезнуть, наряжался в последний раз, благодаря помощи Венда, он решился исполнить свое намерение отправиться следом за шпионом, чтобы не ускользнули от него ни секреты, ни, в особенности, золото.

Когда Венд увидел издали, что Шульмейстер пустился в дорогу, то проверил путь, по которому он принужден был идти. Венд был уверен, что явится гораздо ранее его.

К величайшему его удовольствию, ночь предстояла темная. Но прежде чем покинуть город и перейти речку, чтобы поставить свою ловушку, он не удержался от легкого обхода, чтобы увидеть, не происходило ли у Доротеи что-нибудь новое.

Мы уже знаем, почему он нашел ее дом запертым, почему ему никто не откликнулся на стук в дверь и ставни.

Это увеличило еще более его гнев. Когда его лошадь пустилась скорой рысью, то ему казалось, что он едет служить родине и в то же время покончить свой личный спор и округлить свой кошелек.

У Шульмейстера в голове не было ни малейшей черной мысли. Напротив, ему все казалось в розовом свете. Он гордился, что счастливо исполнил самую трудную часть своей задачи. Даже сама опасность, которой он только что избегнул, доказывала ему полный успех в его усилиях держать неприятеля в неведении относительно ошибок последнего. Ведь неожиданное появление французов на западе едва не погубило его. Донаувертский крестьянин засвидетельствовал присутствие с 5 октября разведчиков великой армии на правом берегу Дуная. Но для этого надо, чтобы Наполеон следовал точь-в-точь плану, который он набросал в главных линиях перед шпионом в кабинете страсбургского префекта.

В течение десяти дней, которые Шульмейстер употребил, чтобы достичь Ульма, попасть на совет генералов, скрыться у Доротеи, переодеться крестьянином, после того как был наряжен офицером, перенести трагический экзамен под кулаком Иелашича и под присмотром Кленау, 150 000 человек, явившихся со всех концов света на зов гениального главы, сконцентрировались, чтобы ринуться непреодолимой массой на добычу.

В общем, Шульмейстер только что сыграл роль гончей собаки, которая держит дичь неподвижной в ее гнездах до прихода охотника. Только вместо зайца или куропатки он пригвоздил целую армию на одном и том же месте, очаровывая ее своими фокусами.

Теперь он мог себе позволить покинуть стойку: животное было схвачено. Схвачено?.. Да, но с условием, чтобы предупредить обо всем своего повелителя, с условием вручить ему свой отчет, если ему невозможно лично проникнуть в главную квартиру французов. Без этого Наполеон считал бы естественным предусмотреть все неожиданности, а следовательно, рассеять свои силы, чтобы отрезать дороги, чего никто из защитников Ульма не думает предпринимать. Может быть, не зная, насколько его маневры обманули противника, император не обманулся бы сам и не потерял бы плоды его терпеливых усилий по незнанию.

По этому случаю Шульмейстер шел, усиленно шагая, чтобы скорее отнести хорошую новость своему начальнику. Но как ни был длинен путь, он пустился в него весело. Шульмейстер был уверен, что в конце его он найдет амнистию, о которой грезил, благодарность, поздравления, и кто знает, может быть, эта награда будет завиднее других, и даже в ней будет немного почести.

Таким образом, невидимая сила, которая представляла, может быть, волю Провидения, направляла в один и тот же уголок земли людей, любящих и ненавидящих. Они сгорали желанием достичь друг друга и соединиться или сразиться: Шульмейстер и Берта, Венд и Доротея, Ганс, Мюрат, Родек и другие, уже не считая двух враждебных наций, как Франция и Германия, олицетворением которых служили самые лучшие их солдаты и наизнаменитейшие полководцы.

Судьба свела их всех в один и тот же час в окрестностях маленькой деревни, до тех пор мало известной. Шпион, убегающий с театра своих опасных деяний, его собственная жена, безрассудно отправившаяся в поиски за ним, чтобы избежать посягательства волокиты, другая женщина, пылкая авантюристка, в поисках какого-нибудь акта преданности, который она исполнила бы, чтобы ему понравиться, бесчестный предатель в погоне за своей добычей, ребенок, брошенный одиноким среди ночи, чтобы предупредить солдат о приближении неприятеля, ветеран многих вандейских войн, смиренный эмигрант, которого незаслуженное несчастье снова сделало патриотом, — все эти существа, молодые и старые, добрые и злые, как бы подталкивались таинственным законом к одной точке света, где они встретятся в огненной буре.

Судьба империи была связана с их драмой. В конце концов, она зависела от смелости и ума одиннадцатилетнего мальчика. Благодаря ему Наполеон мог взять в плен армию или видеть ее ускользнувшей из ловушки, расстроив все его гениальные соображения.

Часть третья

Для одиннадцатилетнего ребенка география ограничивалась кратким и простым объяснением: все то, чего он не знал, уже не было его родиной. Стратегия его имела также один принцип: предупреждать людей, которых любишь, о присутствии людей, которых ненавидишь, для того, чтобы последние были побеждены первыми.

Что же касается того, которая из двух находящихся в ссоре наций виновата и которая права, это безразлично для юной души! Некоторые костюмы солдат производят на них радостное впечатление, другие же при своем приближении наводят на них горестное настроение, вот вся их политика. Напрасно им объяснять; их воодушевляет один инстинкт, а еще не доказано, что он менее прозорлив, чем ум.

У Ганса была уже своя мысль, прежде чем его глаза встретили яростный взгляд Родека. Он сказал себе смутно, что внезапное появление императорских солдат в этой деревне, где его семья и он сам нашли себе приют, должно иметь угрожающую опасность для других солдат. Он знал, что последние расположились лагерем совсем близко оттуда на высотах.

Он слышал перед сном, как старый шуан сообщил его матери о приближении французов. Затем он мысленно снова увидел красивые батальоны в голубых мундирах и черных или белых штиблетах, снующие по улицам Страсбурга. В его памяти представились эти тяжелые или легкие эскадроны, грозные или проворные. Говорят, что они уже целые века ходят по свету, увлекая за собой доблесть своих предков.

И вот, при пробуждении он находится среди войска совершенно противоположного. Их сила кажется печальной, их взгляд без гордости, их слова — удар кулака. Никто из них не улыбался, и ни одна песня не вылетала из их уст.

И он вспомнил также о своем недавнем сне! В ту же самую ночь он с настоящей тоской видел во сне «белые мундиры», приближающиеся к дому. Его детская логика подсказала ему, что надо было бы предупредить об этом голубые мундиры.

Голубые мундиры были его друзья.

Он не знал, почему они его друзья; но знает ли кто когда-нибудь, почему любят этих или тех? Почему же дети должны знать это лучше, чем большие?

Ах, если бы он мог или смел!.. Как бы он тотчас помчался и закричал: «К ружью!» тем, которые там спят.

Как раз в это время Берта, разбитая от усталости, взяла на колени Лизбету. Непреодолимый сон, сомкнувший снова глаза девочке, одолел и ее мать. Ганс мог уйти из комнаты так, что его уход был бы ею не замечен. В ожидании он смотрел в дверную щель на беспорядок, совершавшийся в коридоре.