Шпион Наполеона. Сын Наполеона (Исторические повести) - Лоран Шарль. Страница 81
— По-видимому, лорд Каули угостит нас сегодня игрой Тальберга и пением Пасты, — сказала с восторгом баронесса Кинская.
— Я нимало не интересуюсь услышать эту актерку, — презрительно заметила графиня Шпигель.
— Я думала, что Паста певица, — застенчиво промолвила сидевшая рядом молодая девушка.
— Действительно, многие полагают, что она поет и даже прекрасно, но в сущности она мычит. Впрочем, и актерка-то она небольшая и умеет только эффектно драпироваться, хотя походит скорее на статую, чем на женщину.
— Какая вы злая, моя добрая графиня! — заметила со смехом эрцгерцогиня София.
— Не все с вами согласны, — сказала баронесса Кинская, — ведь недаром директор оперы платил ей десять тысяч флоринов за пятьдесят представлений.
— Это доказывает только глупость венской публики, которая бросается на всякую новинку.
— Я совершенно согласна с баронессой, — произнесла эрцгерцогиня, — если наш любезный хозяин угощает нас сегодня ее пением, то она, должно быть, первая певица в свете.
— Во всяком случае, до завтрашнего утра, ваше высочество! — ехидно заметила графиня Шпигель, и все вокруг засмеялись.
— Подойдите к нам, кардинал, — воскликнула эрцгерцогиня, увидев стоявшего вблизи папского легата Альбани, — мы здесь очень нуждаемся в христианской проповеди любви к ближнему…
— Помилуйте, ваше высочество, — отвечал ловкий кардинал, почтительно кланяясь, — вы служите олицетворением этой христианской любви, но, насколько я слышал, речь идет об актрисе.
— Да.
— В таком случае я предъявляю отвод.
И лицемерный прелат удалился в сторону, а присутствовавший при этой сцене эрцгерцог Карл сказал вполголоса своему соседу генералу Бельяру:
— Почтенный прелат, вероятно, забывает, что он не только прелат, но и посланник, а дипломаты гаеры, как и актеры. К тому же не к лицу ему здесь кичиться своим религиозным фанатизмом, ведь он пользуется гостеприимством еретика.
Между тем Альбани подошел к Меттерниху и, поздоровавшись с ним, сказал:
— Я очень рад, что встретился с вами, ваша светлость, я имею сообщить вам важную новость. Его святейшество папа поручил мне предложить вам от его имени кардинальскую шляпу.
— Я вас не понимаю, — отвечал канцлер, действительно вне себя от удивления.
— Тут нет ничего странного, — продолжал Альбани, — вы недавно при мне говорили, что любите более всего красный цвет, и я тотчас об этом сообщил его святейшеству, а он ответил, что с удовольствием увидел бы вас в числе кардиналов.
— Извините меня, господин прелат, — ответил с улыбкой Меттерних, — но я плохой богослов и не гожусь в кардиналы.
— Это ничего. Можно быть кардиналом, не отличаясь богословскими познаниями.
— Нет, право, — отвечал канцлер, — не могу же я постоянно маскироваться, и то мне приходится, отправляясь на Пресбургский сейм, надевать венгерский гусарский мундир, а тут вы еще хотите, чтоб я являлся в кардинальской шляпе, к тому же вам, вероятно, известно, что я вскоре женюсь.
— Это дело другое, — возразил папский легат, очевидно недовольный результатами своей беседы, — его святейшество будет очень сожалеть!
— Не правда ли, ваше величество, — сказал Меттерних, обращаясь к эрцгерцогу Карлу, который слышал их разговор с легатом, — ведь я был бы смешным кардиналом?
— Нисколько, — отвечал старый фельдмаршал с иронической улыбкой.
Отойдя в сторону с генералом Бельяром, он прибавил вполголоса:
— А что я вам говорил: Альбани не хотел говорить об актрисах, а сам предложил канцлеру разыграть такую сцену переодевания, какую вряд ли можно видеть и в театре. Тонкие дипломаты эти итальянцы. И когда подумаешь, что вы, французы, сражались с нами и еще, быть может, готовы сражаться из-за итальянцев…
— Италия не в Ватикане, — заметил Бельяр.
— Вы правы, она в Капитолии, — отвечал эрцгерцог.
В эту минуту у входа в гостиную произошло движение, и масса мундиров раздалась на обе стороны, чтобы, очевидно, пропустить кого-то.
— Пойдемте в театральный зал, — сказала эрцгерцогиня София, — кажется, приехал император. Не правда ли, княгиня? — сказала она, обращаясь к Полине.
— Извините, ваше высочество, — отвечала княгиня Сариа дрожащим голосом, — это не император, а герцог Рейхштадтский.
Услыхав это имя, сидевшая рядом с нею молодая девушка в белом кисейном платье устремила глаза на дверь и тихо промолвила:
— Какой он бледный!
Это была Гермина Меттерних.
IV
Дебют герцога Рейхштадтского
Все с любопытством ожидали первого шага герцога в светском венском обществе, и самое искреннее удивление выразилось на лицах как дам, так и мужчин, когда он появился на пороге гостиной, весь в черном, без орденов. Его щеки казались бледнее обыкновенного среди окружающих его золотых мундиров. Высокий белый галстук обвивал его шею, а в кружевном жабо не видно было ни малейшего бриллианта. Узкий, длинный фрак, короткие брюки и шелковые чулки обрисовывали его тонкую, стройную фигуру. Без шпаги, ленты и улыбки он казался безмолвным протестом и живым упреком. Все присутствующие это хорошо поняли, и сочувственные взгляды приняли почтительный характер, а равнодушные выразили беспокойство.
— Какой странный костюм, — сказал вполголоса Меттерних эрцгерцогу Карлу, — вам не кажется, что ваш внук как будто совершает сегодня государственный переворот?
— Во всяком случае это не 18 брюмера, — отвечал фельдмаршал, стараясь обратить замечание канцлера в шутку, но в глубине своего сердца он опасался, чтобы выходка юноши не навлекла на него строгого выговора.
Между тем герцог, сопровождаемый одним из своих новых адъютантов, капитаном фон Молем, обратился к хозяину дома с любезными словами:
— Я очень вам благодарен, что вы берете на себя труд быть моим чичероне на этом прекрасном празднике.
— А я, — отвечал лорд Каули, возвышая голос, быть может, более, чем это дозволяло приличие, — осмеливаюсь поблагодарить вас, ваше высочество, за то, что вы выбрали мой дом для вашего первого появления в свете.
— Мой дед, который еще решает за меня все вопросы, — отвечал герцог, — сделал этот выбор, и я ему очень признателен.
Не продолжая далее этой легкой перестрелки, сын Наполеона направился к группе эрцгерцогинь и любезно поздоровался с ними, целуя им руки, затем он отыскал Меттерниха и, обменявшись с ним несколькими словами, подошел к эрцгерцогу Карлу.
— Здравствуйте, дедушка.
— Скажи, пожалуйста, зачем ты надел такой странный костюм.
— Я не хотел, чтобы мой мундир, даже австрийский, прикасался к красным мундирам, — отвечал просто и искренно юноша.
— Ах, ты, луарский разбойник! — заметил с улыбкой эрцгерцог.
Между тем Меттерних подготовлял театральный эффект, который должен был заставить герцога Рейхштадтского выдать себя или, по крайней мере, подчеркнуть дипломатическое значение его присутствия на балу. Канцлер сказал два слова лорду Каули, и тот направился к официальному представителю нового французского короля, генералу Бельяру.
— Генерал, — сказал он, взяв его за руку, — вы знаете молодого герцога Рейхштадтского, не хотите ли, чтобы я вас познакомил?
— Конечно, но… — начал Бельяр, покраснев…
Однако он не успел окончить своей фразы, как уже хозяин дома, как бы исполняя долг гостеприимства, представлял его юноше.
— Ваше высочество, — сказал лорд Каули, — вот генерал Бельяр, представляющий в Вене его величество…
— Любезный лорд, — перебил его герцог Рейхиггадтский, с покрасневшими от волнения щеками, — для меня генерал только старик-товарищ по оружию моего отца, и я очень рад пожать ему руку.
Он схватил дрожащую руку Бельяра и крепко ее пожал.
— Мы все, ваше высочество, хотя и служим другому правительству… — начал генерал, но герцог его перебил:
— Все равно, я вижу в вас только героя героического века, и вы всегда останетесь таким в моих глазах. Долго вы останетесь в Вене?