Ген бессмертия.Охота на волков.Пробел (СИ) - Алексеева Оксана. Страница 40

Удивительно было вот что — память его была стерта как-то беспорядочно. Почему у него остались отголоски воспоминаний о Насте, но ничего больше? Я бы сказал, что этот блок поставили… эмоционально, в каком-то порыве. Потому что логики проследить я не мог. Если бы этим занимался я, то в первую очередь, удалил бы то, что связано с девочкой, чтобы он больше не причинил ей вреда. Ну или полностью все, если желание отомстить было бы непреодолимым.

Прощупав некоторые эпизоды его жизни за последние десять лет, я не выявил ничего особенного. Оказалось, что наш милый педофил не был рецидивистом. Настя стала первой, на ком он сорвался. Я будто играл в игру, переворачивая некоторые карты, подсматривая, пропуская другие. И, конечно, Павел вспоминал те карты, которые я перевернул и рассказывал мне, что там под рубашкой.

Он хотел ее сразу. Еще когда она была совсем невинным ребенком. Но держался. А потом она вдруг так быстро стала взрослеть — на глазах становилась красивее, независимее, язвительнее и все больше отдалялась от него. Стоит сказать, что она относилась к нему как к отцу, любила и уважала, причем эти эмоции он ей не внушал. Я слушал и слушал, и если бы речь шла не о ней, я бы мог ему даже посочувствовать. Он рассказал, как сорвался впервые и внушил ей никому об этом не рассказывать. Она кричала и плакала — он заставил ее успокоиться. И не мог остановиться, хотя и жалел ребенка, который ему так доверял. Дальше становилось все хуже — всегда становится только хуже. Чувствуя безнаказанность, он придумывал все новые и новые извращения. Иногда ее рвало или она теряла сознание, и тогда он говорил себе, что это прекратится. Но не прекращалось. И самое худшее — она менялась. Не имея возможности никому рассказать, она замыкалась в себе, а однажды даже попыталась перерезать себе вены тонким лезвием, запершись в ванной. Не будь он вампиром, чувствующим запах крови за много метров, то не успел бы. Поняв, что ее нужно лучше контролировать, он теперь почти никогда не оставлял ее одну. А значит, и срывался чаще. Но зато теперь он мог следить и за тем, чтобы и окружающие не слишком сильно замечали ее изменения — он заставлял ее быть приветливой с матерью, снова взяться за учебу, звонить друзьям.

Все это я узнавал постепенно, каждый день понемногу, оттягивая неизбежный момент развязки. Очевидно, я выбрал вариант, полностью приводящий его в норму. Но желание убить только увеличивалось. Я всего дважды видел этого ребенка и не мог представить, как такое живое, прекрасное существо постепенно превращается в робота, осознанно стремящегося только к смерти. Теперь мне стало даже неприятно от того, как я в первую нашу с ней встречу отметил, что хочу ее в сексуальном смысле. Как будто это чуть ли не уравнивало меня с этим… ничтожеством.

Анита мне сообщила о последнем отчете Игоря. Оказалось, что Настя стала поддаваться внушению эмоций. Он не давит на нее, но совершенно точно — результат есть. Теперь и терапия проходит куда успешнее — заставляя ее быть более откровенной и отвлекая от грустных мыслей, Игорь помогает ей легче принимать события и свою нестандартную жизнь. Так, значит, с этим все в порядке — она становится обычным человеком с их обычными слабостями перед нами. Раз тут не осталось непонятного, дело только за мной. И я снова направился к своему узнику — сегодня я узнаю, что же с ним произошло в самом конце.

Разблокировав последний участок памяти, я услышал:

— Она привычно плакала, зажимая рот рукой, но внезапно взбеленилась! Вскочила и начала кричать так, что на улице было слышно. Отпихивала меня и орала — бессвязно, но очень громко. Я внушил ей успокоиться, я давно привык призывать ее к подчинению, но тут это впервые не сработало. Я подумал тогда, что внушал ей слишком часто — она выработала какой-то иммунитет. Но это произошло резко, за одну секунду. Вот она — податливая, как обычно, и вот — фурия, расцарапывающая мне лицо.

— Никого в доме, кроме вас, не было? — ответ и так был ясен, но стоило уточнить.

— Конечно, нет. Я, к твоему сведению, вампир, мне почти двести лет! Я бы почуял чужое присутствие!

— И что было дальше?

Он перешел на очередные воспоминания и говорил, как будто читал с листа:

— Конечно, вреда она мне причинить не могла. Но впадала все в большую и большую истерику. Я боялся, что она навредит себе… Я любил ее! Больше жизни любил и хотел! Я не мог позволить… И тогда я схватил ее за плечи и начал трясти, пытаясь привести в себя. Уже не стараясь внушить, а просто, по-человечески, успокоить. «Настя, Настенька!» — кричал ей в лицо и наконец-то докричался. Она замерла, потом долго думала — я не прерывал, а затем посмотрела мне в глаза и сказала сквозь слезы: «Ненавижу. Ненавижу и хочу, чтобы ты сдох. Чтобы ты мучился. Чтобы сам захотел сдохнуть». Я впервые слышал от нее то, о чем она все это время думала, но все же пытался оправдаться: «Прости меня, прости! Настя! Я могу помочь тебе. Я больше не притронусь к тебе и позову того, кто поможет тебе все забыть!», а она: «Я хочу, чтобы ты сам все забыл. Все! Я хочу, чтобы ты почувствовал себя ничтожеством». И потом пустота.

Я прижался к холодной стене, а потом сполз вниз. Ну нихренашеньки! Она сама стерла ему память! А оставленные обрывки можно списать на ее эмоциональный настрой. Способности обычно проявляются только после Ритуала обращения, но ее нервный срыв выявил их раньше. Да, иногда так бывает, но не в такой мощности. Похоже, она дошла до ручки.

Остановил жестом Пола, который пытался что-то еще сказать. Мне надо самому собраться с мыслями. А мыслей слишком много. И чем больше их, тем яснее картина. У смертной есть моя способность, издевательства обострили ее до предела. Вряд ли она еще способна на такой эмоциональный взрыв до Ритуала, но один раз это сработало. Нестандартная, но объяснимая ситуация. Теперь ее точно захотят обратить — таких людей специально отслеживают по кровным линиям, ищут по всему миру, она точно нужна нам. Теперь в Тысяче Сокола нас таких несравненных станет двое. Мне эта мысль показалась приятной, но потом всплыло кое-что еще… Святые гондурасы. Я понял! Вот почему Анита отправила туда именно меня.

У Насти волосы светлые. Почти такие же, как были у меня, когда я еще был человеком. Нет, точно такие же. После Ритуала мои волосы стали светлее, а глаза — темнее. У меня не было братьев и сестер, и я не знал, что у меня были дети. Почему я об этом никогда не задумывался? Сексом я к своим двадцати пяти годам уже пресытился, а с контрацепцией тогда было напряженно. А как еще могла сложиться моя жизнь? Я был красивым, молодым, подающим надежды актером в Лондонском театре. Внимание женщин получал с тех пор, как себя помню. К моменту моего знакомства с Анитой мне уже порядком надоели и женщины, и выпивка, и карты, именно поэтому на ее предложение я согласился сразу же, когда уверовал в существование бессмертных. И даже ее предостережения по поводу того, что вампиры теряют вкус к жизни и со временем от этого становятся безумными, меня не остановили. Я уже потерял вкус, а тут мне предлагают новый мир. И если он меня не устроит, то я могу прекратить свое бренное существование в любой момент, когда оно перестанет меня радовать. Мы с Анитой были любовниками еще пару десятилетий после моего обращения, но даже такая сильная страсть со временем проходит. Сейчас я уже практически не испытываю ее, получая наслаждение от других аспектов вампирской жизни. А, нет, кое-что недавно мелькнуло… К Насте. Моей прапраправнучке. А я до сих пор считал себя счастливчиком.

— Как ты узнала? — спросил я у своего Мастера.

— Так это правда? — она удивленными взглядом сопроводила мой кивок. — Алекс, но ведь это замечательно! Девочка повзрослеет, пройдет Ритуал. Нам очень повезло! Всей Тысяче повезло!

Я, не глядя ей в глаза, снова кивнул и переспросил:

— Так как ты узнала?

Анита задумалась:

— Я и не узнала, просто смутная догадка. Женская интуиция, так сказать. Я ведь помню, каким ты был до Ритуала, и когда увидела ее лицо, решила, что вы похожи. И вся эта история с полным стиранием памяти… Ведь такой дар — исключительная редкость, так что о кровной связи с тобой мысль пришла первой. Понимаешь, почему я тебе сразу не сказала?