Крылатая смерть (СИ) - Печёрин Тимофей. Страница 5

Но он не мог помешать им себя обступить, взять в неровное, но кольцо. Численный перевес, как-никак, все еще оставался на стороне серых бестий. Неплохим, впрочем, подспорьем стал здесь поднявшийся на ноги Сеня. Снова схватившись за копье, он встретил атаку ближайшего из волков — острием вперед.

Свою лепту сподобился внести и раненый Макун. Добравшись до своего копья, он метнул его… и (о, удача!) попал в волка, подбиравшегося к Калангу со спины.

Воткнуться в серую шкуру, копье не воткнулось. Видать, каменный наконечник был недостаточно острым. Но хотя бы удар-толчок (как бильярдный шар — кием) зверь получил и, поскуливая от разочарования, поспешил ретироваться.

Его примеру спустя пару-тройку мгновений решили последовать еще два волка, оставшихся на ходу. Стая… то, что осталось от нее, распадалась.

Однако один вполне живой и здоровый волк решил, похоже, биться до конца. Предпочитая погибнуть в бою, а не умереть от голода. Достойное уваженья желание! И Сеня с Калангом были готовы его утолить.

Копье, увенчанное ножом-наконечником, устремилось к волку, но тот оказался проворнее. Чуть припав к земле, он избежал удара — разминулся с острым металлом на считанные миллиметры. И уже миг спустя впился в ногу… нет, в штанину Сениных джинсов.

Сеня вскрикнул, коротко ругнувшись — скорее, от неожиданности (неприятной), чем от боли. Рефлекторно дернул ногой, пытаясь стряхнуть и оттолкнуть хищника. Но тот держал джинсовую ткань мертвой хваткой, от голодного отчаяния даже не обращая внимания, что она безвкусна, даже несъедобна.

Хуже было то, что достать столь близко подобравшегося волка копьем с длинным наконечником было неудобно.

Положение спас Каланг, ткнув зверя своим копьем. Тот выпустил штанину и злобно зарычал, обернувшись — ни дать ни взять, просто крупная и злая собака. Причем злости, судя по блеску глаз и капающей из пасти слюны, хватило бы на всю стаю. Каланг даже растерялся на мгновение от такого зрелища. И мгновения этого с лихвой хватило волку, чтобы предпринять новую атаку.

Невзирая на рану и на огонь в руке человека, хищник метнулся, чтобы ухватить челюстями запястье той руки Каланга, которая сжимала копье. Хелема едва успел увернуться, и челюсти волка лишь беспомощно клацнули в воздухе.

А третью атаку предпринять он уже не смог. Отступив на шаг, Сеня вонзил в зверя копье, целя поближе к брюху. А следом к этому удару присоединилось и копье Каланга.

Сраженный, волк опрокинулся на бок. На стремительно краснеющий от его крови снег.

3

Лесной опушки, за которой начинался берег реки, а по соседству горы, где одна из пещер дала приют племени хелема, Сеня, Каланг и Макун достигли где-то к полудню. К полудню — по внутренним Сениным ощущениям, а не по солнцу, поскольку день с утра выдался пасмурным. Время от времени с неба цементного цвета еще начинали валиться во множестве снежные хлопья. Выглядело это, как будто гигантская пуховая подушка разорвалась в небесах.

Снегопад начинался — и спустя несколько минут затихал. Чтобы примерно через час с небольшим возобновиться с новой силой… с новой подушкой, которую подвезли на замену предыдущей, пух в которой закончился.

Охотники шли, волоча за собой по снегу медвежью тушу. Вернее, волокли только Каланг и Сеня — за ремни из кожи опять-таки какого-то зверя, привязанные к лапам. Одновременно Сене и Калангу приходилось поддерживать на ходу под руки Макуна, более всех пострадавшего в ночной схватке с волками.

Как видно, звериный принцип естественного отбора, предписывавший бросать раненого или больного соплеменника, для хелема был уже пройденным этапом эволюции. Во всяком случае, ни Каланг, ни сам подранок, ни о чем таком даже не заикнулись. Однако это не отменяло проблему первой медицинской помощи, которую позарез потребовалось Макуну оказать.

Именно тогда Сеня вспомнил про аптечку, которую возил, не пользуясь, даже не в бардачке, а на заднем сиденье «тойоты». Вспомнил и приуныл: еще не так давно считал ее бесполезным грузом или вовсе не обращал на аптечку внимания — не было в ней необходимости, дуракам, как известно, везет. А тут вдруг необходимость возникла… в аптечке-то, и бинт имелся, и чем раны обработать. Да только побитая не в ДТП — в бою, Сенина машина ржавела теперь и покрывалась снегом неподалеку от берега. И далеко от ночной стоянки трех охотников.

От Каланга Сеня узнал, что для повязок хелема обычно используют широкие листья вроде лопухов да веревки из звериных жил. Обычно, ну-ну! Можно подумать, ранения здесь принято получать только летом, когда вышеназванные листья имелись под рукой почти всегда. А вот зимой — ни в коем случае. «Уж не нарушил ли Макун какой-то из местных обычаев, — подумал Сеня с грустной иронией, — табу, как выражаются на Гаити?»

Шутить и иронизировать вслух на эту тему, впрочем, желания было ни на грош. Следовало решать проблему, что Сеня и сделал, отрезав и пожертвовав в качестве перевязочного материала кусок от любимой футболки. Оставалось лишь радоваться (и благодарить добрых духов), что рана не была шибко серьезной. Волчьи зубы едва смогли прокусить меховые штаны — здесь наступила очередь благодарить рукодельницу, какой оказалась женщина Макуна. И… вроде бы не занесли никакой заразы.

Скоротав остаток ночи (которую подранок Макун благополучно пережил), охотники с рассветом возобновили путь до, какого ни на есть, дома. Отягощенные добычей и раненым товарищем, двигались они медленно. Не говоря уж о том, что лабиринт из деревьев и кустарника, какой представляет собой настоящий дикий лес, вообще-то не способствует ни беготне, ни широким шагам.

Тем не менее, с грехом пополам, из леса трое охотников выбрались. Вышли на опушку, затем на берег реки, почти успевшей покрыться ледяным панцирем. Вышли… и ровно в тот момент Сеня подспудно ощутил некую странность. А секунду спустя понял, что именно странного и даже настораживающего было в этих, ставших не за один месяц знакомыми, местах.

Назвать племя хелема многочисленным было трудно — во всяком случае, по меркам современников Сени. И даже по сравнению с коренными народами Крайнего Севера. Так что Гайд-Парка в окрестностях занятой племенем пещеры никогда не было. Но не бывало и совершенного безлюдья. Кто-то должен был, как Сеня сотоварищи возвращаться с добычей после охоты (а в летнюю пору — рыбной ловли). У опушки опять же можно было встретить детвору, если не дрова собиравшую (а летом — грибы и ягоды), то просто резвящуюся. Например, играющую в снежки.

Только когда пришли аванонга, хелема сделались осторожными и старались без крайней нужды пещеру не покидать. Только тогда в этих местах стало так же безлюдно и тихо. Но аванонга давно разбиты, и жизнь хелема снова вернулась в прежнюю колею — жизнь мирных первобытных охотников, из врагов у которых лишь голод и холод. Так что же заставило хелема затаиться вновь, пока Сеня, Каланг и Макун охотились? И ладно, если просто затаиться? А если вообще свалить из этих мест?

Что… или, скорее, кто?

Таким вопросом мысленно задался Сеня, в недоумении озираясь на берегу почти замерзшей реки. А ответ нашел, услышав звук… нет, вопль — одновременно высокий, скрипучий и протяжный, едва переносимый человеческим ухом.

Доносился вопль сверху, с неба. Поглядев туда, Сеня сразу приметил его источник — нечто с крыльями чернело под серыми небесами, нарезая круги над рекой и берегом.

Нечто с крыльями… птица? Или, как ни абсурдно это прозвучит, самолет? Неужели дракон или его вероятный прототип — птеродактиль? Ведь если это не прошлое Сениного мира, а другой мир, можно было встретить в нем и какую-нибудь неземную форму жизни. Или нечто, водившееся когда-то на и Земле, но давно вымершее. Задолго до появления человека.

Затем до Сени дошло — и он почувствовал, как подкашиваются ноги, а горло готово исторгнуть из себя крик отчаяния. Своего рода отклик на жуткие вопли крылатого создания.

Сеня понял… точнее, вспомнил. Вспомнил слова, сказанные перед смертью главарем аванонга. «Масдулаги придут — и тогда вам всем будет жарко. Жарче даже, чем мне сейчас!»