Дело второе: Браватта (СИ) - Останин Виталий Сергеевич. Страница 33

— Мы все подготовили.

Ох, Трижды Преданный[36]! Ну как, скажите можно жить с таким убогим голосом? Высокий, словно у кастрата, пронзительный и тонкий! Как не убить себя, оберегая мир от такой мерзости? Но — полно! Нельзя себя распалять! Впереди трудная работа и нужно сделать ее в подобающем настрое, иначе все будет зря!

Милостиво кивнуть. Пройти мимо, войдя в маленькую, еще более сырую и холодную комнатку. Даже не комнатку — кладовку! Смирить себя в который уже раз, восславить Веемеля, и посмотреть, наконец, на жертву.

Эту, как и трех предыдущих, он отбирал и пленял сам. Вычислял, старался чтобы совпали хотя бы шесть из четырнадцати признаков. В первые два раза понадеялся на помощников и вместо ритуала вышло совершенно пошлое убийство, безо всякого смысла и цели! Поэтому искал сам. Ходил, наблюдал, читал знаки, оставленные ему Веемелем, подбирал слова… Берег уже полученную силу, боясь потратить лишнее даже на простой морок. Уводил подальше от людей, где остальную работу делали уже навязанные ему слуги. Все во имя цели!

Шестую жертву звали Мартой. Она была дочерью рыбака и женой рыбака. Совсем молодая женщина, лет девятнадцать или около того. Недавно замужем, своего Рикара, надо полагать, мужа-рыбака, любит и считает лучшим мужчиной на свете. Замужем третий месяц, но до сих пор не понесла. Сама все рассказала, убогая, стоило только пальцами щелкнуть у глаз. Шла за ним, как овца на веревочке.

В этой худенькой девочке, лежавшей обнаженной на деревянном верстаке, в окружении отчаянно коптящих свечей, имелось целых девять признаков. Удачная добыча! Кто бы мог подумать, простолюдинка, а настолько подходящая! У дворянки, на которую он возлагал столько надежд, имелось всего семь признаков, а у рыбачки неведомо в каком поколении — девять! Огонь в волосах, пятна огня на теле, не рожавшая, но не девственница, нос с горбинкой, подбородок на линии с кончиком носа, мочка уха сросшаяся, указательные пальцы на руках той же длинны, что и средние, а на ногах второй палец длиннее большого.

Тонкие кисти жертвы, как и щиколотки, были связаны крепкой веревкой, уходящей под верстак, рот заткнут кляпом. Перепуганные глаза вращаются в глазницах, того гляди и выпрыгнут.

Веревки?!

— Почему она связана? — стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно, проговорил Мердрис Эктор ди Кампос. Когда ответа не последовало, он обернулся и бросил гневный взгляд на мнущегося на пороге кладовки подручного. — Почему. Она. Связана.

— Зелье закончилось. — буркнул тот в ответ, не глядя в глаза лорду.

— Что?

— Я говорю — зелье…

— Я слышал, что ты сказал! Я не понял, как оно могло кончиться?! — аристократ все-таки сорвался на крик.

Пепе пожал плечами, не испытывая, видимо, никакой вины за этот серьезный прокол.

— Ну, так вот. Кончилось. Не так много его и было.

— Да как же немного! Я же целый кувшин… — ди Кампос оборвал себя на середине фразы, осознав, что вступил с простолюдином-подручным в перепалку. Совершенно не допустимо!

— Почему не купили еще? — спросил он вновь спокойным голосом.

— Так — а где? Зелье северянское, шаманское. Разве ж его у любого аптекаря купить можно?

“О, Веемель! О, Трижды Преданный! Дай мне сил сдержаться! Дай мне спокойствия, холодного, как твое сердце! Не дай мне зарубить этого гнусного, мерзкого, трижды проклятого пса!”

— И вы ее связали? — голосом, ровности которого он удивился бы, не будь так отвлечен ударами крови в ушах.

— Ну да! А что ее — так надо было оставить полежать?

Подручный произнес это таким тоном, что становилось предельно ясно — непонятливость господина его удивляет.

— Безмозглый!.. — вытолкнул Мердрис Эктор ди Кампос сквозь плотно сжатые губы. И больше ничего не сказал.

Зелье, которые варили шаманы Севера, действительно нельзя было просто так купить у любого аптекаря. Основа на волчьей ягоде с приправой Веемель скольких еще ингредиентов, он полностью парализовало жертву, оставляя ее в сознании и состоянии чувствовать все, что с ней делает жрец. Но почему оно так быстро закончилось? Он же рассчитывал, что его хватит на всех жертв? Слишком много вливали в каждую девку? Или его помощники подворовывают? Но зачем им зелье?

Подручные не были его людьми. Не знали всех тонкостей ритуала, а лишь исполняли то, что он им велел. Он не был им даже господином, служили они тому, кто привел его сюда и указал на истончившуюся ткань мироздания в этом вшивом фрейском городишке.

Винить безмозглого Пепе — все равно, что пинать булыжник, о который запнулся по дороге. Тем более что булыжник этот, ему еще нужен. Поэтому — глубоко вдохнуть и выдохнуть. И делать свое дело несмотря ни на какие трудности.

— Инструменты? — буркнул он.

— Готовы. — отозвался подручный.

— Ну хоть их не потеряли…

Мердрис Эктор ди Кампос повернулся к жертве, которая с невероятным упорством дергалась на импровизированном жертвеннике, сдирая кожу о грубые веревки. Взял со стола прахту и, едва касаясь, провел медвежьими когтями по животу женщины. Улыбнулся, видя как тело жертвы задергалось еще сильнее, уловил запах ужаса и мочи. Надавил дубинкой еще сильнее и давил до тех пор, пока один из когтей не прорвал тонкую плоть и не показалась первая кровь. Ее он смахнул пальцем и нарисовал на лбу жертвы глиф посвящения.

— Он ждет тебя! — тихо, даже ласково, сказал он дочке рыбака. И нанес первый удар.

Можно было бы использовать нож. Им задуманное удалось бы сделать чище и быстрее. Но прахта вызывала больше страха. И причиняла жертве больше боли. А это были ключевые потребности ритуала. Умирая в муках и страхе, эти курицы давали ему больше силы, чем было в них при жизни.

Она умирала долго и неохотно. Словно надеялась на то, что все происходящее прекратиться, как бывает во сне. Что стоит открыть глаза и услышишь только собственное сбившееся на перепуганный хрип дыхание, стук собственного сердца в груди и крови — в ушах. Что кожу будет покрывать только липкий холодный пот, а не собственная горячая кровь. И не будет никакой боли, никакого страшного человека, вынимающего у тебя, еще живой, внутренности из живота.

Мердрис Эктор ди Кампос придирчиво оглядел мертвое тело женщины и удовлетворенно кивнул. Несмотря на совершенно неподходящие для ритуала условия, он сделал все хорошо. И, кажется, даже слышал, как заворочалась под тонкой пленкой вещности пробуждающееся божество. Услышавшее его зов.

— Уберите здесь. — брезгливо бросил он Пепе. И не дожидаясь ответа, покинул кладовку. Нужно было смыть с себя всю эту кровь и грязь. И вернуться в тепло. Да, сесть возле открытого огня, протянуть к нему руки…

Когда жрец Веемеля, постукивая тростью, покинул дом, трое мужчин сноровисто, явно обладая необходимым опытом, обмыли тело женщины, завернули его в холстину и понесли к выходу. Переговариваясь на ходу.

— Пепе, а он правда колдун? — спросил невысокий мужчина, держа массивный сверток за ноги. Их старший с деланным равнодушием пожал плечами.

— А тебе вот не похер? Он делает то, что нам нужно.

— Ну не знаю… протянул другой подручный, который держал тело за плечи. — Когда он деваху кромсал, меня такой жутью накрыло, хоть под кровать, как в детстве, залазь! И таким, знаешь, холодом дыхнуло, словно бы Преисподние отверзлись!

— Напридумываете себе, балбесы! — беззлобно ругнулся Пепе, храбрясь. — Говорю же — плевать! Сумасшедший он или вправду колдун — конец ему один! Что делать-то не забыли с перепугу?

— Да что ты, старшой! — даже чуть обиделись носильщики. — Все ж обговорили! Тушку сбросим поближе к храму Скрижалей…

— Ну и молодцы. Я дорогу проверю, но и вы уши держите открытыми. Поехали!

И накинув на плечи плащ, вскочил в седло гнедого жеребца, стоявшего у коновязи. Убедился, что помощники погрузили сверток в карету, и тронул скакуна. Дел ещепредстояло много!

Коричневая папка

15 ноября 783 года от п.п.

Все же должен заметить, что сообщения о прибытии нижеупомянутой особы в Сольфик Хун ни от одного из официумов ранее не поступало . Каким — то образом ей удалось пробраться в город незаметно . И Единому ведомо , когда это произошло .