Гнев Гефеста (Приключенческая повесть) - Черных Иван Васильевич. Страница 12

— Я благодарен вам, но я не понимаю, в чем провинился, — замялся Игорь.

— А в ваши годы пора уже понимать, — назидательно подхватил Скоросветов. Его глаза и губы по-прежнему хитровато усмехались. — Надо, дорогой мой протеже, думать не только о себе.

И Игорю все стало ясно: то, что он признал катапульту несовершенной, Скоросветова не устраивало.

— Но, — возразил Арефьев, — вы сами предупреждали: испытатели — самая гуманная, самая благородная профессия. После нас не должно оставаться ни одного процента риска…

— Разве теперь я утверждаю другое? — перебил Скоросветов. — Нет. Все верно, как и то, что нечестность и беспринципность, подобно трусости, несовместимы с испытательской работой, как говорит генерал Гайвороненко.

— Чего же в таком случае вы от меня хотите?

Скоросветов согнал с лица усмешку, пристально глянул в глаза Арефьева, о чем-то подумал.

— «Фортуна» и сегодня при продувке вела себя как невинная девица, — многозначительно сказал он.

— Все девицы невинны и хороши, откуда только плохие жены берутся? — перефразировал Игорь поговорку.

— Неужели и вы своей недовольны? — вдруг оживился и снова повеселел Скоросветов.

— Речь идет не о жене, а о «Фортуне», — нахмурился Игорь. — На земле она и в самом деле как невинная девица, а в небе — мегера.

— Батуров утверждает другое.

— Батуров катапультировался на дозвуковой скорости, а я…

— А вы десять радиан представляете непреодолимым барьером.

— Катапульта создается не для меня, а для летчиков. И я высказал свое мнение, — ответил Игорь холодно, не скрывая обиды, — вы вольны со мной не считаться.

— А вот это уже неправда, — снова заулыбался Скоросветов. — Вы знаете, что с мнением испытателя считается даже главный.

— Что же, прикажете одобрить?

— Приказать и я вам ничего не могу, и никто не может. Все зависит лично от вас.

— Вы задаете мне такие загадки…

— На то вы и испытатель, чтобы их разгадывать. Только не тяните, в нашем деле опоздание опасно очень серьезными последствиями. — Скоросветов еще раз улыбнулся и пошел к выходу.

Игорь несколько минут стоял не трогаясь с места, погруженный в невеселые думы. Поведению Скоросветова, его замысловатому разговору он не находил объяснения: куда подполковник клонит, чего от него хочет? «Ведь по моему настоянию ведущим „Фортуны“ назначили вас… Претендентов, знаете, было предостаточно». Этой фразой, похоже, он хотел напомнить, кому Игорь обязан своим выдвижением… «Надо, дорогой мой протеже, думать не только о себе…» Та же мысль, только теперь Скоросветов скорее всего имел в виду не себя, а Веденина… «„Фортуна“ и сегодня при продувке вела себя как невинная девица…» А это уже намек на то, что дело, возможно, не в катапультном кресле, а в испытателе…

Да, много неизвестных поставил перед Арефьевым Скоросветов. И главное — непонятно, во имя чего?..

Сколько потом пришлось искать, спорить, доказывать свою невиновность. Может, зря он согласился теперь? Андрей отказался, и другие испытатели, похоже, не очень-то рвутся к «Супер-Фортуне». Дина просит побыть с Любашей и с нею хотя бы эту недельку, которую дали ему врачи на отдых после госпиталя. Поехали бы на рыбалку, за грибами. Жена и дочурка так любят бродить по осеннему лесу. Да и он сам… Но катапульту ждут летчики. Вспомнился недавний случай, о котором писала газета. Самолет, обходя грозовой фронт, попал в мощное кучевое облако, не выдержал турбулентных потоков и разломился. Летчик катапультировался за звуковой скоростью и получил серьезную травму. А будь скорость еще выше, шансов на спасение не оставалось бы совсем. И потому Игорю надо думать не о лесочке и грибочках, а о деле, которому себя посвятил и которое ждать не может…

Он отстегнул ремни, спустился вниз и направился к тренажеру. Мовчун увидел его, собрал инструмент: он все совершенствовал аппаратуру, чтобы умела учить всем премудростям испытательского ремесла, готовности ко всяким неожиданностям.

— Пожалуйста, Игорь Андреевич. Сейчас проверим, не разучились ли вы за этот месяц укрощать строптивую.

— У младшей сестры, говорят, характер лучше, добрее, — пошутил Игорь.

— Не верьте тому, что говорят. Лучше сто раз проверить, чем один раз поверить…

Мовчун знал свое дело. Он задавал такие вводные, придумывал такие головоломки с неисправностями, о которых испытатели и не слышали, но которые могли быть.

Целый час Мовчун не выпускал Игоря из кабины тренажера, пока запас вводных не иссяк и он сам не устал.

— Теперички добре. Теперички и вы сумлеваться не будете, и я усну со спокойной совестью.

В тренажерную неизвестно каким ветром занесло Измайлова.

— Привет, труженики. Скафандр новый испытали? — обратился он к Игорю.

— Нет еще, — ответил Арефьев. — Что-то у Алексеева не ладится. В старом сходим.

— Как «не ладится»? — удивился доктор. — Я только вчера разговаривал с Алексеевым, скафандр готов.

— А вы-то что волнуетесь, Марат Владимирович? — насмешливо спросил Мовчун. — Скафандр, насколько мне известно, не по вашей, докторской, части.

— А-а, — сердито махнул рукой Измайлов. — Что ты понимаешь, Тихон Васильевич. Эксперимент — дело всех и каждого, кто с ним связан. А я, как тебе известно, отвечаю не за какой-то там дренаж (он специально исказил слово, чтобы побольнее уколоть насмешника), а за жизнь испытателя, и мне до всего есть дело — и до дренажера, и до скафандра.

Измайлов, чувствовалось, рассердился не на шутку, и, чтобы успокоить его, прекратить дальнейшую пикировку, могущую привести к ссоре, Игорь встал между инструктором и доктором, взял Измайлова под руку.

— Спасибо, Марат Владимирович, что вы так бдительно стоите на страже нашей безопасности и здоровья. Новый скафандр, конечно же, предпочтительнее надеть в испытательный полет, но тут все зависит от вашего друга, конструктора Алексеева. Пока он меня не приглашал.

— Вот голова садовая! — сокрушенно воскликнул Измайлов. — Все скромничает, боится, как бы его в карьеризме не обвинили. — И, круто повернувшись, зашагал к выходу.

ПОДОЗРЕНИЯ ПРОТИВ ВЕДЕНИНА

Ясноград. 6 октября 1988 г.

Сообщение Гусарова о заключении по «элке», несмотря на то, что оно опровергало версию Петриченкова, помощник председателя комиссии по расследованию близко к сердцу не принял — он просто-напросто не поверил в него: такое заключение выгоднее, оно устраивает всех — с мертвого спрос невелик; а вот если в аварийном акте записать, что катастрофа произошла из-за тяги руля высоты, тут всем хлопот и неприятностей полон рот: почему просмотрели, как проводятся смотры и регламентные работы, каковы знания авиаспециалистов техники и наставления по инженерно-авиационной службе и прочее, и прочее. Может, так и лучше, это его, Гусарова, дело, но пусть знает, он, Петриченков, в курсе.

Гусаров, разумеется, и здесь не будет сидеть сложа руки, и Петриченков представлял себе, какие это будут «беседы», потому надо торопиться, опередить его, а главное — не ошибиться, такие раздобыть факты, против которых никакие теоретические выкладки не устояли бы. Правда, пока генерал-майор особой активности не проявляет, держит свое слово, но все равно информация к нему стекается…

Итак, пункт 1. Заключение Арефьева по «Фортуне». Проверено. «Катапульта к эксплуатации непригодна».

2. Испытание «Фортуны». Кинодокументы просмотрены. Вращение «Фортуны» бесспорное.

Теперь надо проверить, как реагировал на это Веденин и какие принимал меры.

Петриченков полистал бумаги. Ага, вот она, стенограмма совещания после испытания.

Веденин. Три дня назад, как вам известно, мы проводили основной эксперимент. Какое дал заключение товарищ Арефьев, вы тоже знаете. Эти дни мы пытались разобраться в причинах происшедшего, проанализировать каждый наш шаг, каждый этап работы, каждую деталь, промоделировали катапультирование на заданном режиме, просчитали все на машинах и по графикам. О результатах проверки доложат начальники служб. Прошу, Федор Борисович, начинайте.