В капкане у зверя (СИ) - Моран Маша. Страница 24

— Протри кровь.

Стас исчез и появился снова, прижав к ране что-то белое. Аня взялась за следующий прутик. Вытащить его получилось почти сразу. С двумя следующими Аня справилась быстро. Оставались еще четыре. Господи, пожалуйста, помоги! Не дай ей убить человека. У Марины ведь вся жизнь еще впереди. Она красивая, веселая, общительная. Ее наверняка ждет что-то невероятное. Если Аня справится. Нет, это точно плохая затея. Стас был прав. Руки начали дрожать, а по спине скатилась холодная капля пота.

Стас нахмурился:

— Что случилось?

Аня отступила от койки.

— Я… я могу ее убить…

— Не валяй дурака! Она и так почти мертва. Вытащи из нее уже эту хрень.

Разве не он собирался ждать Давида? Кажется, теперь они поменялись местами. Убрав прилипшие ко лбу волосы, Аня кивнула. Она сделает то, что должна. Зацепив пинцетом очередную веточку, Аня вытянула ее и отбросила на стоящий рядом поднос. Еще три. Кровь толчками полилась из раны. Две. Перед глазами потемнело. Запахи крови, пота и грязи смешались в один — страшный и парализующий. Одна. Сдерживать тошноту стало невозможным. Желчь подступила к горлу, живот скрутило спазмом, бросило в жар. Последний прутик поддавался с трудом. Если не вытащит его сейчас же, то свалится прямо на пол. Зажав между зубами губу, Аня по старой привычке потянула кожицу. Она сосредоточилась на боли и вкусе крови во рту. Металлические концы пинцета захватили ветку. Сжав пальцы с такой силой, что свело руку, Аня потянула отросток. Внезапно он выскользнул из тела Марины. Брызнул новый ручеек крови. Отбросив пинцет с острым сучком на поднос, Аня подняла глаза на Стаса. Он сосредоточенно щурился.

— Сердцебиение ускорилось.

Аня устало покачала головой. Ей нужно сесть. А лучше всего выпить что-нибудь ужасно крепкое, от чего вырубятся мозги и сотрется память.

— Ты не можешь слышать ее сердце.

Стас громко выдохнул. Выглядел он уставшим и печальным.

— Могу.

Дверь в амбулаторию отлетела в сторону, и в помещение ворвался Давид. Выглядел он… диким. Аня сжалась от страха. Его глаза тоже сверкали. Но если у Стаса это был таинственный кошачий блеск, то у Давида — невообразимые золотые переливы. В его взгляде смешалось все: и солнечный янтарь, и тягучий мед, и жидкий металл. Вокруг черных зрачков закручивались мерцающие вихри. Красиво и ужасно. Аня сдалась власти страха. Колени подогнулись, и она вцепилась в железный корпус кровати. Наконец Давид повернулся к Стасу. Тот склонил голову, прижал к плечу и попятился. Угрожающим голосом Давид прохрипел:

— Что с ней?

— Дело плохо. Когда я нашел ее, почти не дышала.

Давид сжал челюсти и пронзил Аню взглядом. Сердце едва не остановилось. Воздух не доходил до легких, теряясь где-то в горле.

— Что она здесь делает?

— Она помогла.

— Уведи ее отсюда.

Аня понимала, что говорят о ней, но не могла и рта раскрыть. Ее охватило странное оцепенение. Марина вдруг дернулась на койке и начала дрожать. Ее подбрасывало вверх и в стороны, раненые губы почернели, изо рта потекла кровь. Давид тихо по-звериному рыкнул и, прижав плечи Марины к кровати и крикнул Стасу:

— Не дай ей себя поранить!

Стас навалился на Маринины ноги. С ней творилось что-то страшное. Двое сильных мужчин с трудом удерживали хрупкое тело. Ногти удлинились, превращаясь в острые лезвия. Она бессознательно размахивала руками, пытаясь оттолкнуть Стаса и Давида. Неожиданно она попала в цель. Когти полоснули Давида по лицу, оставляя три глубоких царапины. Брызнула кровь.

— Нужно что-то крепкое, связать ее. Быстро!

Глаза Давида горели жидким золотом и пугали не меньше Марининых судорог. Аня бросилась к шкафу с инструментами. На пол упали жуткого вида щипцы, еще что-то, названия чему она не знала. В прозрачных пакетах, задвинутые в дальний угол, лежали медицинские жгуты. Может, подойдет? Койка тряслась и ходила ходуном. Аня подбежала к мужчинам, на ходу разрывая пакет. Кожа Марины посерела, разрез на груди начал чернеть и будто бы гнить. Жуткий запах растекся по амбулатории. Давид выхватил из Аниных рук жгут и начал привязывать запястья Марины к металлической спинке. Каким-то непостижимым образом ее ногти стали еще длиннее, напоминая по форме звериные когти. Бессознательно она впилась ими в руку Давида. Завороженная, Аня следила, как на смуглой коже появляются бордовые капли. Но Давид, кажется, не заметил болезненной раны. Он продолжал привязывать Марину какими-то хитрыми узлами с непроницаемым выражением лица. Прямо на глазах ее кожа начала светлеть, края жуткой раны больше не были черными. Ее когти все еще вспарывали запястье Давида. Он же не делал ни малейшей попытки убрать раненую руку.

С тихим вздохом Марина наконец вытащила когти из тела Давида. Связанные ладони расслабились. Веки задрожали, порезы на окровавленных губах затянулись, превратившись в едва заметные бледные шрамы. Рана на груди все еще выглядела страшно, но кровотечение остановилось. Стас отпустил успокоившуюся Марину и удивленно посмотрел на Аню. А вот Давид, наоборот, впился в нее бешеным взглядом и сквозь зубы проскрежетал:

— Ни слова.

О чем он говорил Аня узнавать не стала. Она чувствовала: еще немного, и сама окажется пациенткой амбулатории. Даже не пытаясь понять, свидетельницей чему стала, она прислонилась к металлическому столику. Желудок скрутил спазм. Прижав ладонь ко рту, она выбежала из амбулатории. Невидимый кулак шарил в ее теле, сжимая органы. Аня не удержалась на ногах, падая на холодную влажную росу. Но чья-то рука обхватила ее за талию и удержала. Другая ладонь ласково убрала волосы с лица. Аню вывернуло наизнанку. Она даже не пыталась сдерживать болезненные стоны. Ее трясло и бросало в жар. Тихий голос шептал что-то успокаивающее, но Аню это только раздражало. Она хотела тишины. Чтобы ей позволили упасть на землю и оставили в покое. Каждое прикосновение раздражало. Она попыталась вырваться из твердой хватки, сказать, что ей ничего не нужно, но только закашлялась от очередного спазма. Согнувшись пополам, Аня выплюнула горькую желчь. Она с трудом дышала. Хотелось пить. Распаренной кожи коснулся холодный ветер. Заставил дрожать от озноба. Теплые ладони погладили по голове. Сизый гнетущий рассвет навис над головой. Аня глотнула свежего воздуха, морщась от кислого вкуса во рту. Перед глазами снова мелькнула крупная мужская ладонь, убрала со лба волосы. Аня нахмурилась и попыталась вырваться, но ее держали крепко и уверенно.

— Тише… Ты можешь упасть.

Она опустила взгляд на руку, лежащую на ее животе, и задержала дыхание. Тыльную сторону ладони крест на крест пересекали два длинных рубца. На другой руке, поправляющей ее волосы, тоже был шрам. Он тянулся от указательного пальца к запястью. Аня снова задрожала и обернулась. Сосредоточенным серьезным взглядом на нее смотрел Стас.

ГЛАВА VIII. РАЗГОВОРЫ

Давид вглядывался в бледное лицо Марины, но сам был не здесь. Его напряженные до предела чувства сосредоточились на мире за пределами амбулатории. Он прислушивался к тому, что происходит снаружи. Принюхивался к прилетающим запахам. И пытался сохранить хрупкий контроль. Волк драл когтями кожу, рвался наружу. Он жаждал крови, насилия и обладания. Но Давид с упорством идиота сдерживал свои инстинкты. Он гнал от себя мысли о том, что ни одно животное нельзя посадить на привязь. Рано или поздно контроль будет потерян. Даже ему не совладать с этой стороной своей сущности. И тогда последствия могут быть необратимы. Он знал, что так и будет. И надеялся лишь на то, что Анна окажется настолько далеко от него в тот момент, что он сдохнет, пытаясь ее настичь. Он загонит волка до смерти, но не позволит себе нарушить им же установленные запреты. В мыслях все было легко и просто. На деле же… Давид не мог сосредоточиться на действительно важных вещах. И то, что за ней побежал Стас, а не он сам, было жалкой попыткой удержаться от искушения. Рядом с Анной должен быть он! Он и только он имеет право прикасаться к ней, успокаивать, шептать на ухо, что все в порядке и он сможет ее защитить. Давид представлял, как выдирает Стасу глотку, доказывая свое право обладать Анной. Его разрывали самые противоречивые чувства. Ненависть к себе и к ней. За то, что заставляла его испытывать подобное. За мучения, которые раньше, до встречи с ней, ему были не знакомы. Ни разу еще он столько не думал о женщине. Он вообще о них не думал! Когда были нужны, они всегда оказывались под рукой, не вызывая никаких эмоций. Просто средство снять физическое напряжение. Но сейчас все было иначе. С того самого момента, когда пошел на ее аромат в лесу, все было по-другому. Он слышал каждое слово, которое Стас шептал Анне. О том, какая она храбрая, какая молодец, что не растерялась и что теперь все будет хорошо. Ничего не будет хорошо! Вырвавшиеся наружу когти разодрали белую простынь, на которой лежала Марина. Давид попытался взять себя в руки. Но внезапная тишина снаружи не давала покоя. Чем они, черт возьми, заняты? Нельзя о них думать…