В капкане у зверя (СИ) - Моран Маша. Страница 73

— Их восемь?

— Да. На каждую Охоту есть свой особый обряд. Шаманки благословляют нас.

Аня осознала, что начинает задерживать дыхание при каждом упоминании шаманок. Неужели, она и вправду верит во все это?!

— А если у… вас нет шаманки?

— Мы зовемся стаей. — Давид лукаво улыбнулся. — Если шаманки нет, то нет и ее благословения. Мы просто бежим, как велит инстинкт. О традициях забывать нельзя, даже если все кругом пытаются их разрушить.

— Ты разрушаешь мою жизнь.

— Твоя жизнь теперь связана с моей.

Аня невесело улыбнулась:

— Той лентой.

— Именно.

Похоже, он был твердо убежден в своей правоте. Аня не знала, как к этому относиться. И стоит ли сейчас вообще ломать голову из-за его смехотворных утверждений. Она забывает о гораздо более важном разговоре.

— Так что произошло с твоей стаей?

— Тогда она еще не была моей. Вожаком был мой прапрадед. Стая считалась очень сильной, одной из самых сильных и влиятельных. — Давид уверенно вел машину, не сбавляя скорости. Но Аня понимала, что мыслями он не здесь, а в далеком прошлом. — Он был хорошим вожаком. Его очень любили. У таких, как он, обычно, много друзей. А врагов еще больше. У него была жена. Шаманка стаи. — Давид снова улыбнулся. — Мы будем не первой такой парой.

Аня закусила губу, стараясь сдержать поток возражений и вопросов. Что он имеет ввиду?! Не может же в самом деле всерьез намереваться… жениться на ней! Это смешно. И больно. Видимо устав ждать от нее ответа, Давид продолжил:

— Я не знаю, как она выглядела, но говорили, что она была очень красивой. Наверное, ничего удивительного в том, что в нее влюбился какой-то местный помещик. Он следил за ней. Не давал проходу. Постоянно крутился возле поселения. Конечно, со временем он начал замечать странности в ее поведении. Красивая и странная — больше ничего не нужно, чтобы пустить среди суеверных крестьян нужный слух. Когда она в очередной раз ему отказала, на какой-то ярмарке, что ли, он собрал крепостных и послал в поселение. Ты, наверное, знакома с порядками того времени. Слово барина — закон. А когда нужно еще и сделать «богоугодное дело», — Давид оскалился, — поймать ведьму, помощники найдутся сразу.

— Я не совсем понимаю…

Давид пожал плечами:

— Помещик собрал маленькую армию крепостных и отправил в поселение, чтобы привели ему женщину. Конечно, они вырезали всех, кого нашли. Девушек насиловали, дома жгли…

Ани потрясенно выдохнула:

— Но вы же намного сильнее обычных людей.

— Да, они могли бы даже обратиться в волков, но это означало, что их секрет был бы раскрыт. Думаю, они до последнего надеялись, что смогут выстоять. Потому и не решались противостоять в полную силу. К тому же, в ту ночь как раз проходила одна из Охот. Молодняк был в лесу. Мне кажется, старики решили не оказывать сопротивление, чтобы спасти их.

— Как это могло помочь?

— У нас очень хороший слух. Если бы захотели, те, кто был в деревне, смогли бы подать сигнал. Но насколько мне известно, они этого не сделали. Все, кто участвовал в Охоте были довольно далеко, но они бы услышали.

— Боже…

— Бог здесь ни при чем. Только люди.

Аня отвернулась к окну. Теперь она начала немного понимать настойчивое желание Давида и Юли избавиться от нее. Она была человеком. Угрозой.

— А что случилось дальше?

— Вожака убили. На глазах у жены-шаманки. Ее забрали.

— В чем тогда сила шаманки, если она не смогла спасти свою семью?

Давид вздохнул. Удивленная этим звуком, Аня взглянула на него. Он смотрел на нее со странной незнакомой нежностью.

— Они спасали своего единственного сына — моего прадеда. Он тогда был еще совсем ребенком. Его заперли в погребе. И вожак, и шаманка пытались скорее увести людей из дома и деревни. Точно так поступили и старики, когда не выли о помощи. Только это не всем помогло. Некоторых все-таки отыскали. Мы до сих пор иногда находим кости, когда землю вымывает дождями.

От его слов по коже прошел озноб. Аню снова начала бить мелкая дрожь.

— А как же шаманка?

— Ее привели к помещику. Говорили, что он долго издевался над ней. Избивал. Приковал к столбу перед своим домом, едва живую. Когда она уже умирала, то успела проклясть весь его род. Сказала, что никто не сможет жить на этой земле. Любой, кто связан с ним кровью, ступив сюда, будет умирать. По округе до сих пор ходят истории о том, как ее кровь после проклятья впиталась в землю. Не осталось ни капли.

Аня даже не знала, что сказать. Она молчала, уставившись на свои колени. Спустя минуту ей удалось выдавить из себя один-единственный вопрос:

— И… это все?

— А что ты еще хочешь услышать? Она была сильной шаманкой. В этих местах действительно никто больше не смог жить, кроме оборотней. Люди просто умирали. Несчастные случаи, самоубийства, сумасшествие. Ближайший поселок обитаем только потому, что стоит на земле, которая никогда не принадлежала той мрази.

— А ребенок выжил?

— Да. Его потом нашли.

— Как твоя стая возродилась?

— Те, кто выжил после резни, держались вместе. Но их все равно было слишком мало. Долгое время они скрывались, переходили с места на место, пока мой дед не решил создать настоящую сильную стаю. Он искал одиночек, предлагал присоединиться к нему, обещал, что даст место, где никто не сможет их тронуть. Вот так и возник новый Крельск. Дед скупил территорию, которая раньше принадлежала тому самому помещику.

Аня начала кое-что понимать.

— А здание амбулатории имеет какое-то отношение к нему?

Давид улыбнулся:

— Да. Сразу за ней заканчивались его земли. Он решил построить у границы небольшой дом, где можно было отдыхать во время охоты.

— Почему вы его не уничтожили?

— Зачем разрушать то, что можно использовать? Этот дом — напоминание всем, насколько важно держать наши тайны подальше от посторонних.

— То, что произошло — ужасно. — Аня снова отвернулась к окну. Мимо проносился самый красивый лес, который она когда-либо видела.

Ее побег из Крельска действительно был глупой затеей. От этого места ей не убежать. От его жуткой кровавой истории. От его жителей, которые оказались к ней так негостеприимны. От его хозяина. Жестокого, грубого и беспринципного. Мелькнувшие впереди знакомые ворота мгновенно отвлекли от безрадостных мыслей. На удивление никто не вышел из встречать и досматривать. Ах да, она же едет с их могучим властелином! Наверное, никому и в голову не придет проверять его машину. Ворота плавно отъехали в стороны, впуская их в Крельск.

ГЛАВА XVII. ШАМАНКИ

Давид тратил всю силу воли на то, чтобы сдержать себя. Его изводило желание смотреть на Аню, прикасаться к ней, чувствовать на языке ее вкус. Стоило лишь раз попробовать, и он пропал. Кажется, он будет ощущать себя ущербным, пока снова не погрузится в ее нежное тело. Только внутри Ани, двигаясь под звук ее стонов, он на своем месте. И что-то странное, что разрывает его душу на части, кажется, это счастье… Миллион эмоций и твердая уверенность, что ему подвластно все, — именно это он испытывал, когда врывался в нее. Когда Аня сжималась вокруг его члена и часто дышала, он чувствовал именно счастье. Он и сам не знал, зачем рассказал ей о своей стае и семье. Оказалось, что одного невероятного секса хватило на то, чтобы развязать ему язык. Видимо, он ничем не отличался от остальных мужиков, которых после оргазма тянет на разговоры и откровения.

Но каким-то непостижимым образом Аня отгородилась от него. Она сидела рядом, но была где-то далеко. Ему не нравилось ее стремление отодвинуться подальше и то, что она все время отворачивалась. Волку хотелось, чтобы она прикоснулась к нему. Чтобы нежные пальцы прогулялись по его коже, запутались в волосах, скользнули в рот. Все, что ему оставалось, — довольствоваться ее ароматом. Сочный спелый виноград, согретый и обласканный солнцем, умытый дождями. Ничего, нужно лишь немного подождать. Сегодня ночью они повторят то, что было в лесу. И будут повторять еще много раз. Главное, держать себя в узде и не пускать в голову сумасшедшие фантазии об их с Аней будущем. Он уже видел смутные картинки того, как они будут проводить совместные вечера. Как он будет работать, а Аня рисовать. Вместе гулять по лесу. Заниматься какой-нибудь ерундой просто потому, что хочется. Отдыхать и дурачиться. Изучать друг друга. Узнавать слабости и то, что нравится больше всего. Неожиданно даже для самого себя Давид спросил: