Жила-была Хозяйка или дорогами иных миров (СИ) - Боброва Екатерина Александровна. Страница 62

— Ты обещал рассказать о «хвосте».

Тагир склонил голову набок, в темных глазах виднелось отражение глупой девчонки, возомнившей себя невесть кем.

— Да что там рассказывать, — недовольно пожал плечами маг. Он явно считал эту тему ничтожной, — молодой, дурной. Расследование — его личная инициатива. Так уже бывало пару раз. Натыкаются, воображают пришельцев или еще какую ерунду, идти без доказательств к начальству боятся, начинают искать. Тут мы их и встречаем, как у вас говорят, со всем радушием.

Она уже представила себе этого «молодого и дурного». Безусый в вансах и парке. В глазах «Секретные материалы», в душе сложная смесь из любви к родине и жажде славы.

— Как его зовут? Того, кто следил за нами.

Лицо Тагира сделалось отстраненным.

— А я знаю? Мне его имя ни к чему. Перехватил, подчистил, отследил, что один работает — и все. Лишние знания, они, как крошки в постели, спокойно спать не дают. Вот, знаешь, что меня в тебе восхищает и одновременно выводит из себя?! — он резко сменил тему. — С тобой ни один план не работает. А ведь это преступление — говорить о делах в таком месте и с такой женщиной напротив, — блестящая вилка обвела круг. Укоризненный взгляд рухнул на стол, и Аня не удержалась:

— Ты прав. Не будем о делах. Хотя я хотела рассказать о Сан Саныче…

Она сочла эту тему наиболее безопасной для человека из недружественного лагеря.

Черные брови изобразили сильнейший интерес.

— Сан Саныч? Мужчина?

— Не совсем, — Аня откровенно забавлялась.

— Не совсем мужчина? Ребенок?

— Нет, — тихий смех прозвенел над столом, — дедушка. Бывший хозяин дома. Та его часть, что осталась. Что-то вроде отпечатка ауры.

— Отпечатка? — лицо Тагира вдруг закаменело, а сам он стал похож на подобравшегося в прыжке тигра. — Нам надо серьезно поговорить, Синеглазка. Боюсь, у меня плохие новости для тебя.

— Анютка, ты ли это?

Девушка вздрогнула, напряглась, инстинктивно выпрямляя спину. Так ее звал только один человек на свете, и именно его она сейчас хотела бы видеть меньше всего. Но Питер — маленький город, а еще у него есть уникальная способность устраивать встречи как приятные, так и не очень, но всегда неожиданные.

Сколько же они не виделись? Год?

Она медленно повернулась. Вадик стоял около их столика, широко улыбаясь. Когда-то она таяла от его улыбки, ей безумно нравились тонкие, чуть нервные черты его лица, узкая бородка с усиками, придававшая мужчине богемный вид то ли поэта, то ли художника. Немного портили узко посаженные глаза, и Ане все время хотелось перевести взгляд с них на высокий лоб и гладкие волны густых шатеновых волос. Напереводилась. В глаза надо было смотреть, может, и разглядела бы что-нибудь за ними. Например, поганую душонку, давно уже за игру проданную.

И такими вдруг показались мелкими и глупыми: и свои переживания, и предательство Вадика, и его якобы любовь, на которую он на самом деле был не способен. Мелкими, но очень болезненными.

Жаль одно — не стереть и не прожить заново.

— Здравствуй, Вадик, — ответила и восхитилась спокойствию своего голоса. Переболела…

— Вижу не одна, — скривился бывший, окидывая внимательным взглядом Тагира. В голове уже щелкал мысленный калькулятор: дорогие часы, рубашка, телефон, рядом брелок с ключами, — быстро ты, — упрекнул, как будто имел на это право.

Аня задохнулась от возмущения — вот… козел!

Рука скомкала салфетку, вторая сама потянулась за ножом, но девушка заставила себя успокоиться. Он — ничто. Перевернутая страница ее жизни.

— Решил долг вернуть? — потянулась к бокалу, сделала глоток нетронутого до сего момента вина — уф, полегчало. Права была мама, иногда спиртное весьма кстати.

— А и верну, — нимало не смутился… козел. Более того, наклонился и зашептал на ухо: — А ты все хорошеешь, Анютка. Крутые мужики, вижу, клюют. А моя, знаешь ли, не очень, — и он кивнул на столик у дальнего окна. Там сидела крашеная блондинка, чей идеальный макияж переводил ее во вне возрастную категорию от тридцати до пятидесяти. Женщина явно проявляла все признаки тревожного нетерпения, но с места пока не срывалась, драть волосы сопернице тоже не спешила.

Голос у Вадика сделался презрительным:

— Даже губы и те… силиконовые, молчу про верхние девяносто. А ты, моя сладкая, мне до сих пор снишься.

Аня поморщилась, чуть отстранилась. Бросила взгляд на Тагира — тот приподнял брови, мол, помощь требуется? Девушка еле заметно качнула головой — сама справлюсь.

— Короче… — процедила, теряя терпение.

— Так я о долге, — заторопился Вадик, вдруг начиная понимать — что-то пошло не так, — моя дурында в деньгах купается. Так что я вполне упакован. Могу и долг отдать, если, конечно, ласковой будешь. Мне много не надо. Вечерок в неделю, когда мамочка в командировке. Помнишь, нам же хорошо было.

О да! Аня помнила. Собственно все, что хорошо делал Вадик в жизни, сводилось именно к этому. В постели он был почти генерал, зато по части починить что-нибудь, ремонтик сделать, колесо у машины поменять Вадик скатывался до рядового.

А она старательно не замечала ни его полного неумения в делах, ни зависания в Контакте с пятью сотнями «подруг» в друзьях, ни мешки под глазами и нездоровый цвет лица. Жизнь корректировала то, что щедро отпустила природа.

А сейчас, судя по потемневшему лицу Тагира, собиралась довершить коррекцию, например, сломанным носом.

— Альфонсом заделались, молодой человек?

Вадик застыл, медленно разогнулся, кидая на мага полный ненависти взгляд. О да, в зале полном народа, чувствуя спиной поддержку «дурынды», он был герой. Это Аня тоже знала.

Вадик открыл было рот, но вдруг его красивое лицо искривилось, кожа пошла красными пятнами, и мужчина поспешно выдохнул:

— Телефон прежний, если передумаешь — найдешь, — а затем странно семенящей походкой двинулся прочь, все более и более ускоряясь в сторону туалета.

Аня вопросительно посмотрела на Тагира. Тот сидел с довольным видом, крутя столовый нож в руках.

— Прости, я вмешался в ваш разговор, может, стоило дать его закончить?

Девушка медленно покачала головой:

— Это навсегда в прошлом.

— Навсегда?

— Не в том смысле, — одернула его Аня. Пусть живет. Дурынду опять же радует. И если она не дура, то на крепкий поводок своего мальчика посадит, чтобы ни к кому бегать и думать не смел. — А что ты с ним сделал?