Чаттертон - Акройд Питер. Страница 35

Хэрриет смерила ее ядовитым взглядом.

– Ничего подобного. Всё так и было задумано. Вы знаете Сару Тилт? Знаменитую критикессу?

После повторных представлений Вивьен ушла разыскивать своего начальника, и Хэрриет впервые огляделась вокруг себя.

– А это еще что? – спросила она.

Сара приблизилась к одной из картин, на которой изображались в несколько рядов человеческие фигуры, соединенные между собой так, что вместе они напоминали строки иероглифического письма.

– Невинное искусство. Грубое искусство. Наивное искусство.

Хэрриет закатила глаза.

– Об этом я всё знаю.

– Еще бы тебе не знать, – фыркнула Сара. – Все эти сумасшедшие художники.

– Правда? – неожиданно заинтересовалась Хэрриет и начала всматриваться в различные предметы, окружавшие ее. – А они были настоящие сумасшедшие или только притворялись?

– Видеть – значит верить, – ответила Сара и подвела ее к холсту, где была изображена девушка, сидящая на стене, а за нею – ее двойник, парящий в воздухе. И этот второй образ легонько дотрагивался до плеча первого. Краски были очень яркие.

Сара взяла каталог, нашла эту картину и зачитала аннотацию, пока Хэрриет глазела на двух одинаковых девушек:

– «Опийная греза, композиция Фрица Дейнджерфилда. Он рисовал одну и ту же картину снова и снова, но не желал разлучаться со своими полотнами и вплоть до самой смерти держал их у себя в спальне. Он не разговаривал, а писал только при помощи изобретенного им самим алфавита». – Она захлопнула каталог. – Вот это настоящее сумасшествие.

– А я хорошо понимаю, что с ним происходило. – Хэрриет внезапно посерьезнела. – Он хотел отделить себя ото всего. Он придумал собственный алфавит, потому что слова пачкали его. Ему хотелось всё начать сначала.

– В том-то и дело. А в результате его невозможно было понять. Никому не дано начать всё сначала.

– Так что выбора нет. Приходится всё это таскать с собой. – Хэрриет скорчилась наподобие театрального горбуна и принялась хромать по галерее, и как раз в этот момент Камберленд вышел из своего кабинета, чтобы поприветствовать их. Он изумленно поглядел на Хэрриет, но она выпрямилась и сказала: – Камешек в туфлю попал.

– Какая неосторожность. Могу я взять у вас шляпу? – Его привел в восторг волнистый попугайчик, который был приколот – пронзенный через грудку – к синей ткани. – Или она сама по себе летает?

– Не знаю, – ответила Хэрриет. – Почему бы вам не угостить ее семечками?

Она уже почувствовала себя с ним вполне по-свойски и приблизилась, вытянув руку. Камберленд сдержал непроизвольное желание отпрянуть.

– Я – Хэрриет Скроуп. Ну и, разумеется, вы знакомы со знаменитой критикессой Сарой Тилт. Я хочу сказать, с Сарой Тилт, знаменитой критикессой.

– Я хорошо знаком с обеими этими дамами.

Хэрриет рассмеялась его шутке, главным образом потому, что она, по-видимому, была направлена в адрес ее старой приятельницы, но внезапно замолкла, когда в галерее появился Мейтленд. Он нес маленький коричневый сверток и, завидев двух пожилых дам, отступил назад. Но Камберленд уже заметил его.

– Вы знакомы с моим сообщником?

Хэрриет отметила, что при этом слове оба мужчины почему-то покраснели.

– А он Берк или Хэр? [66]

– Нет, я полагаю, он один из трупов. – Камберленд держался очень любезно. – Мисс Скроуп, – сказал он, – желала бы приобрести одну из наших сеймуровских вещей. – Мейтленд уронил сверток, и раздался приглушенный звук битого стекла.

Клэр с нервным смешком бросилась ему на помощь, а тот стоял, глядя на пол и кусая нижнюю губу. В эту минуту всеобщего замешательства Хэрриет пристально наблюдала за Вивьен Вичвуд: она замечала следы тревоги на ее лице и гадала о ее причинах.

– Скажите мне, – заговорил Камберленд с Хэрриет, отводя ее к себе в кабинет и тщательно обходя при этом Мейтленда, – вы посещали нашу галерею раньше?

– Ах, нет. – Потом она прибавила, стараясь проявить дипломатичность: Но я всегда прохожу мимо нее.

– Должно быть, это внутри вас цыган какой-то.

– Где? – Она с тревогой обернулась, как будто некий смуглый джентльмен собирался в нее проникнуть.

Камберленд постарался не засмеяться.

– А где вы сейчас живете? – Казалось, он знал ее всю жизнь.

– Ну, я называю этот район Тайбернией.

– А как называет его остальной народ? – Хэрриет не ответила; ее совершенно очаровала большая бородавка на его щеке, и она уже занесла было руку в ее сторону, явно намереваясь потрогать или погладить ее, – но Камберленд укрылся за своим письменным столом. – Если я правильно помню, сказал он уже более нервно, – речь шла о какой-то определенной картине Сеймура?

Сара Тилт сочла, что пора вмешаться.

– Мисс Скроуп особенно заинтересовала работа «Бристольский Церковный двор после Вспышки Молнии». Знаете, это та, где такое великолепное цветовое поле.

Хэрриет усмехнулась ее глупости.

– Это было не поле. Это было здание.

Камберленд лишь кивнул, и Сара поняла, что он взвешивает точную степень невежества Хэрриет.

– Разрешите показать ее вам, – сказал он и нажал кнопку на своем столе.

Должно быть, Клэр стояла прямо под дверью, так как она немедленно вошла в комнату, прижимая к груди небольшую картину маслом.

– Зам сказал мне, что не хочет пачкать руки, – сказала она. – Но я не вижу на ней никакой пыли.

– Просто покажи ее им, Клэр дорогая, и не говори больше ни слова. – И она подняла холст повыше, ожидая одобрения.

При дневном освещении ребенок и разрушенное здание казались более четко очерченными, и Сару Тилт поразила та уверенность, с какой эта «реалистичная» сцена была вписана в более отвлеченный фон. Лицо ребенка по-прежнему оставалось неразличимым, но здание, как теперь казалось, словно кружилось вокруг него; оно походило на некий водоворот, грозивший поглотить его.

– Я, право же, предпочитаю поздний стиль Сеймура, – сказала она. – По мере того, как он тяготел к абстракции, он становился всё смелее. Камберленд улыбнулся, но ничего не сказал. – У этого художника такая узнаваемая манера, не правда ли? Ни одну работу не перепутаешь с чьей-нибудь еще.

– Совершенно с вами согласен.

Хэрриет же, оказавшись непосредственно перед самой картиной, запаниковала, думая, что ее могут вынудить сразу же купить ее.

– Она слишком мала, – заявила она, – для моей каминной полки. – Ища поддержки, она обратилась к подруге: – Ну ты же знаешь, Сара, какой у меня повсюду замечательный мрамор.

Как ни странно, Камберленду, по-видимому, понравилось такое поведение.

– Может быть, вам стоит еще немного подумать? – Хэрриет прикоснулась к птичке на своей шляпе, будто в знак подтверждения. – Разумеется. Не беспокойтесь. Клэр сейчас унесет картину. – Он нетерпеливо дождался, пока та выйдет из комнаты, а затем снова повернулся к Хэрриет. Некоторое время оба молча смотрели друг на друга. – Надеюсь, вы пишете новый роман, мисс Скроуп?

– Я об этом подумываю. – Она кокетливо скосилась на него. – Есть какие-нибудь мыслишки?

– Нет сейчас в моей бедной головушке ни единой мысли. Зато наш мистер Мейтленд, как вы видели, персонаж почти вымышленный.

– А вы тогда что – грубый факт?

– Во всяком случае, нечто очень примитивное.

Он поднялся со стула, но Хэрриет, видимо, еще не собиралась уходить.

– Так, может, – продолжала она, – мне лучше вас купить? – Она издала низкий смешок.

– Я бы неплохо смотрелся на вашем камине.

– Ну, для начала из вас чучело придется смастерить.

Сара решила, что им обеим уже пора идти, и дернула Хэрриет за руку, поставив ее на ноги.

– Всё было так мило, – сказала она. – Спасибо вам большое.

– Это вам большое спасибо.

– Не говорите так, – перебила его Хэрриет. – У меня от таких слов голова болит.

А когда они вышли на улицу, Сара накинулась на подругу:

– Как ты мерзко выставлялась там перед ними!

– Картинные галереи для того и существуют, чтоб выставляться.