Белая обезьяна - Голсуорси Джон. Страница 28

Он оглянулся. Лэдгейт-Хилл. «Продает шары около св. Павла». Ага! Вот он стоит, бедняга!

Бикет складывал шарики, собираясь пойти выпить чашку какао. Помня, что он должен встретить Бикета случайно, Майкл остановился, репетируя удивленный тон. Жаль, что бедняга не может сам превратиться в такой цветной шар и поплыть над св. Павлом прямо в рай к святому Петру! Он выглядел таким жалким, таким унылым: стоит и выпускает воздух из этих несчастных шаров. Вдруг воспоминание резко вспыхнуло в его мозгу. Цветной шар – там, в сквере, первого ноября... и потом – чудесная ночь! Незабываемая! Флер! Может быть, шарики приносят счастье? Он подошел и с напускным изумлением сказал:

– Вы, Бикет? Вот вы теперь чем занимаетесь?

Большие глаза Бикета выглянули из-за шестипенсового розового шара.

– Мистер Монт! А я частенько думал, что хорошо бы вас повидать, сэр!

– И я тоже, Бикет. Если вам нечего делать, пойдемте со мной завтракать.

Бикет уже сложил последний шар и закрывал лоток.

– Нет, вы серьезно, сэр?

– Конечно! Я как раз собирался зайти в рыбную.

Бикет снял лоток.

– Я только оставлю его у сторожа, сэр. – И, отнеся лоток, он пошел рядом с Майклом.

– Что-нибудь зарабатываете этим?

– Только на жизнь, сэр.

– Зайдем сюда. Будем есть устрицы.

Кончиком бледного языка Бикет облизнул уголок губ.

Майкл сел за столик, покрытый белой клеенкой и украшенный судком с приправами.

– Две дюжины устриц и все, что полагается. Потом две порции камбалы и бутылку шабли. И поскорее, пожалуйста!

Когда человек в белом переднике отошел, Бикет только и мог проговорить:

– Господи, господи!

– Да, странная жизнь, Бикет!

– И вправду странная! Вы на этот завтрак потратите фунт, не меньше. А я если за неделю заработаю двадцать пять шиллингов – так и то хорошо.

– Попал в больное место, Бикет! Я каждый день ем свою собственную совесть!

Бикет покачал головой.

– Нет, сэр, если у вас есть деньги, тратьте их. Я бы тоже так делал. И будьте счастливы, если можете, не всем это дано.

Человек в белом переднике начал священнодействовать с устрицами – он приносил их по три штуки, только что открытыми.

Майкл обрезал устрицы, Бикет глотал их целиком. Вдруг, над двенадцатью пустыми раковинами, он проговорил:

– Вот в чем социалисты ошибаются, сэр. Меня только и поддерживает, когда я вижу, что другие тратят деньги. Все мы можем к этому прийти, ежели повезет. А они говорят – все уравнять так, чтобы по фунту на день, а может, и фунта не достанется. Нет, сэр, этого мало. Я бы лучше хотел иметь поменьше, да надеяться на большее. Вычеркните из жизни игру – останется одна, тоска! За ваше здоровье!

– Соблазняешь одного из малых сих стать капиталистом, Бикет, а?

Большеглазое худое лицо Бикета порозовело над стаканом зеленоватого шабли.

– Господи, жаль, что моей жены здесь нет, сэр! Я тогда рассказывал вам о ней и о воспалении легких. Сейчас она поправилась, только страшно исхудала. Вот она – мой выигрыш в жизни! А мне не нужна жизнь, где ничего нельзя выиграть. Если бы все было по заслугам да по праву – никогда бы мне ее не получить. Понимаете?

«И мне тоже», – подумал Майкл, вспоминая лицо на промокашке.

– Все мы любим помечтать; я мечтаю о синих бабочках – о Центральной Австралии. Социалисты мне не помогут туда попасть. У них мечты о рае кончаются Европой.

– Ну их! – сказал Майкл. – Возьмите масла, Бикет.

– Спасибо, сэр.

Наступило молчание. Рыба исчезала с тарелок.

– Почему вам пришло в голову продавать именно шары, Бикет?

– Не надо рекламы, они сами за себя говорят.

– Надоела реклама, когда работали у нас, а?

– Да, сэр, я всегда читал обложки. Прямо удивительно, скажу по правде, – до чего много великих произведений!

Майкл взъерошил волосы.

– Обложки! Вечно та же девушка, которую целует вечно тот же юноша с тем же решительным подбородком. Но что поделаешь, Бикет! Публике это нравится. Я как раз сегодня утром попробовал кое-что изменить – вот увижу, что из этого выйдет. – «И надеюсь, что ты не увидишь! – добавил он мысленно. – Только представить себе, что я увидел бы Флер на обложке романа!» – Я в последнее время, когда служил, заметил, что стали рисовать не то скалы, не то виды и что-то вроде двух кукол на песке или на траве сидят, будто не знают, что им делать друг с другом.

– Да, – пробормотал Майкл, – мы и это пробовали. Считалось, что это не так вульгарно. Но скоро мы исчерпали терпение публики. Ну, чего бы вы съели еще? Хотите сыру?

– Спасибо, сэр, я и так слишком много съел, но не откажусь.

– Два стилтона, – заказал Майкл.

– А как поживает мистер Дезерт, сэр?

Майкл покраснел.

– О, спасибо, ничего!

Бикет тоже покраснел.

– Я прошу вас – прошу как-нибудь ему сказать, что я совершенно случайно напал именно на его книжку. Я всегда жалел об этом.

– По-моему, всегда выходит случайно, – медленно проговорил Майкл, когда мы берем чью-нибудь собственность. Мы никогда не делаем этого намеренно.

Бикет взглянул на него.

– Нет, сэр, я не согласен. Половина всех людей – воры. Только я не из таких.

Голос совести пытался шепнуть Майклу: «И Уилфрид тоже». Он протянул Бикету портсигар.

– Спасибо, сэр, большое спасибо.

Глаза Бикета стали совсем влажными, и Майкл подумал: «Ах, черт! Вот сентиментальности! Надо прощаться и бежать!» Он подозвал лакея.

– Дайте ваш адресок, Бикет. Если вам нужно чтонибудь из обмундирования, я смогу прислать кое-какие вещи.

Бикет написал адрес на обороте счета и нерешительно проговорил:

– Не найдется ли у миссис Монт чего-нибудь из платья, ненужного? Моя жена примерно с меня ростом.

– Наверно, найдется. Мы вам все пришлем. – Он увидел, как губы маленького человечка задрожали, и стал надевать пальто. – Если что-нибудь подвернется, я вас не забуду. Прощайте, Бикет, всего хорошего.

Повернув на восток – потому что Бикет шел на запад, – Майкл твердил свое всегдашнее: «Жалость – чушь, жалость – чушь!» Он сел в автобус и снова проехал мимо св. Павла. Осторожно поглядев в окно, он увидел, как Бикет надувает шар. Розовый круг почти целиком скрывал его лицо и фигуру. Около Блэйк-стрит Майкл вдруг почувствовал непреодолимое отвращение к работе и поехал до Трафальгар-сквер», Бикет его взволновал. Нет, жизнь иногда просто невероятно забавная штука! Бикет, Уилфрид – и Рур! «Чувства – ерунда, жалость – чушь!» Он сошел с автобуса и прошел мимо памятника Нельсону к Пэл-Мэл. Зайти к «Шутникам», спросить Барта? Нет, не стоит – ведь там он все равно не увидит Флер. Вот чего ему по-настоящему хотелось – повидать Флер, сейчас днем. Но где? Она могла быть где угодно – значит, нигде ее не найти.

Да, беспокойный она человек. Может быть, он сам в этом виноват? Будь на его месте Уилфрид, разве она была бы такой беспокойной? «Да, – упрямо подумал он, – была бы: Уилфрид сам такой». Все они беспокойные люди все, кого он знал. Во всяком случае, вся молодежь – ив жизни и в книгах. Взять их романы. Есть ли хоть в одной книге из двадцати то спокойствие, то настроение, которое заставляет уходить в книгу, как в отдых? Слова летят, мелькают, торопятся, гонят, как мотоциклетки, – страшно резкие и умные. Как он устал от ума! Иногда он давал читать рукопись Флер, чтобы узнать ее мнение. Помнится, она однажды сказала: «Совсем как в жизни, Майкл: летит мимо, не останавливаясь, ничему и нигде не придавая значения. Конечно, автор не собирался писать сатиру, но если вы его будете печатать, советую на обложке написать: „Ужасная сатира на современную жизнь“. Так они и сделали, – во всяком случае, написали: „Изумительная сатира на современную жизнь“. Вот какая Флер! Видит всю эту гонку, только не понимает, как и автор изумительной сатиры, что она сама летит и мчится без цели... А может быть, понимает? Сознает ли она, что только касается жизни, как язычок пламени касается воздуха?

Он дошел до Пикадилли и внезапно вспомнил, что целую вечность не был у тетки Флер. Может быть, ока там? Он свернул на Грин-стрит.