Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий. Страница 158

Далее, справа от Софьи Васильевны сидел мальчик, прыщавый подросток лет тринадцати, с длинными — до плеч — вьющимися волосами и фосфоринской прядью, одетый по моде восемнадцатого века. Взгляд у этого парня был спокойный, но несколько надменный, наверное, с таким видом я в своей прошлой жизни сидел в офисе. Справа от него сидели ещё трое мелких ребят, от десяти до шести лет, все с белой прядью на правом виске, исходя из чего я сделал вывод, что все четверо и есть те самые внуки Петра Ивановича. Напротив них я увидел девушку лет двадцати пяти — двадцати восьми, приятной славянской наружности, с аккуратным, немного вздёрнутым носиком и светло-русыми волосами. Внешне она была похожа на этих мальчишек. Вероятно, супруга Даниила Петровича, предположил я. Самого же Даниила Петровича за столом не было, впрочем, как и остальных взрослых мужчин, за исключением Петра Ивановича и какого-то напудренного старика с длинным носом, сидевшего в дальнем углу за столом. Зато было много женщин и девушек, о степени родства которых я не мог ничего предположить.

 — С величайшею радостию представляю вам наших дражайших родственников из Италии. Александр Петрович, мой сын, инженер и солист Римской оперы. Павла Петровна, моя старшая дочь. Мария Александровна Кассини, маэстро музыки и невеста Александра Петровича, девица редкой добродетели из благородной семьи музыкантов. Степан Иванович Альджебри, непревзойдённый мастер в области интегрального исчисления, математик в десятом колене. Прошу любить и жаловать.

 Далее Пётр Иванович официально представил нам всех присутствующих членов нашей большой семьи. Как я правильно угадал, тем надменным подростком был старший сын Даниила Фосфорина, Александр Данилович, названный в честь светлейшего князя Меншикова. Остальные трое — Ваня, Вася и Алёша Фосфорины, казались более дружелюбными и доброжелательными. Шестилетний Алёша периодически порывался ковырять в носу, но его грубо одёргивала сидевшая рядом пожилая няня.

Напротив мальчишек сидела их мама, боярская дочь Евдокия Матвеевна, а рядом с князем по левую руку — его мать, Ирина Фёдоровна, как я уже понял, женщина строгая и авторитетная. Затем нас познакомили с Глафирой Николаевной, женой Павла Ивановича, младшего брата князя, немного чопорной изящной дамой средних лет, и их дочерьми — Дашей, Катей и Наташей, девушками лет тринадцати-шестнадцати. За столом также присутствовала супруга Гавриила Петровича, купеческая дочь Аполлинария Степановна, приятная русоволосая и круглолицая женщина с голубыми глазами, которая, судя по робким осторожным взглядам и действиям, чувствовала себя в дворянской среде не очень комфортно.

В какой-то момент мне стало смешно: значит, Пётр Иванович поступил как царь из известной сказки, женив старшего сына на боярской дочери, среднего — на купеческой, а младшего — на «лягушке». Поскольку именно такого прозвища и удостоилась юная Беттина среди воспитанниц приюта La Pieta за её неугомонность и подвижность.

Манерным напудренным стариком как раз и был тот самый хореограф, мсье Жан-Луи Камбер, который жил здесь аж с семьсот пятого. Заметив, что хореограф смотрит на Доменику, я мысленно возмутился, поскольку это был взгляд старого сладострастника. «И этот туда же!» — закатил я глаза. Но вот когда ему представили нас со Стефано, я увидел, что старик посмотрел на нас с нескрываемым презрением, видимо, сказывалась национальная неприязнь к «виртуозам». Тогда я решил за глаза называть его мсье Кьюкамбер (огурец по-английски).

 После торжественной церемонии знакомства князь скомандовал всем подняться из-за стола и прочитать молитву, а затем мы все заняли свои места. Я продолжал изучать своих дальних предков. Особенный интерес представлял для меня Александр Данилович Фосфорин, который, так же, как и Пётр Иванович, являлся моим прямым предком. Теперь я, кажется, понял, что чувствовала Доменика в присутствии своего пра-пра…прадеда Эдуардо, которого знала не то что с детства — с самого рождения. Ощущение бреда и абсурда.

— Где Данила и Гаврила? — строго поинтересовался Пётр Иванович у Софьи Васильевны.

 — В Петербурге. Два дня назад с Павлом Ивановичем уехали, будут к завтрашнему дню.

 — Ясно. Опять все деньги в карты проиграют, — вздохнул Пётр Иванович. — А Настенька где? — в голосе князя появилось беспокойство. — Почему не вышла к трапезе?

 — В паломничество с Ефросиньей Ивановной поехали. К мощам святым приложиться и матушку Феодору навестить. Обещали вернуться сего дня ко всенощному бдению*.

Ефросинья Ивановна, как я узнал от князя, являлась его младшей сестрой, ей было около тридцати пяти лет, и по тем временам она считалась старой девой. Монахиня Феодора, старшая сестра князя, в миру — княжна Феодосия Ивановна Фосфорина, подвизалась в монастыре с девятнадцати лет и к сорока годам стала настоятельницей.

 — Что ж, для Настеньки у меня особый подарок к именинам*, — с еле заметной улыбкой ответил Пётр Иванович.

На обед подавали уху из осетра, от которой Доменика, естественно, отказалась. Нам очень повезло, что князь проявил тактичность и не стал интересоваться подробностями её странной для того времени болезни — аллергии. Также он более не допрашивал меня по поводу моих убеждений, должно быть, беспокоился за состояние моего лирического сопрано. Поэтому сейчас Пётр Иванович распорядился, чтобы нам обоим и ему заодно подали холодный хлебный суп с сушёной зеленью. Я по своей наивности было обрадовался, что дальний предок решил составить мне компанию и стать вегетарианцем, но потом понял, что ошибся: во время десерта, когда я потянулся за ватрушкой, князь отдёрнул мою руку и сообщил следующее:

 — Потерпи. Воскресный день завтра, надо к таинству покаяния подготовиться.

Надо сказать, я был в восторге от этой новости. Поскольку уже давно страдал от невозможности смыть все свои гадкие поступки и мысли и наконец-то стать нормальным человеком. Хотя бы постараться стать.

После обеда все разбрелись кто куда. Лишь часам к трём после полудня нас вновь позвали в гостиную, больше напоминавшую парадный зал из какого-нибудь музея — с колоннами, гобеленами и витиеватыми барельефами. Как выяснилось, князь собрал здесь всю свою родню для торжественного вручения подарков из Италии и Саксонии. Так, супруге князя и невесткам достались украшения из муранского стекла, бабушке Ире — шкатулка для булавок, остальным девушкам — ленты и всякая девчачья ерунда. Только племяннице Даше, которая, по словам князя, проявляла талант к музыке, Пётр Иванович подарил самую настоящую лютню и наказал слушаться в обучении маэстро Кассини.

Наконец, когда все подарки были вручены, Пётр Иванович «распустил собрание», оставив почему-то только меня, Софью Васильевну и её служанку. Затем он вопросительно взглянул на супругу и промолвил:

 — Где же мой подарок, о котором ты говорила?

Софья Васильевна ничего не ответила, лишь отправила служанку в какие-то дальние покои с приказом «доставить сюда».

Спустя какое-то время в гостиную вошла девушка в бледно-розовом платье, при виде которой мне стало не по себе. Высокая, костлявая, она выглядела анорексичкой среди имевших пышные формы девушек эпохи барокко. На вид ей можно было дать лет восемнадцать, она казалась напуганной и постоянно озиралась по сторонам. Чёрные вьющиеся волосы, чёрные глаза и большой рот выдавали её южное происхождение; черты лица — неправильные, фигура — непропорциональная. Да уж, что за страшилу прислал моему предку князь Меншиков! Я было подумал, что, может быть, по сравнению с Доменикой мне теперь все девушки кажутся страшными, но затем я взглянул на Петра Ивановича. У него был такой вид, словно он только что съел клопа.

 — Кто она? — с кислой миной поинтересовался князь. — Опять?..

В последнем вопросе таилось что-то жуткое и неприличное. Вспомнив один давнишний разговор ещё в Тоскане, я, кажется, понял, в чём дело. Светлейший, зная о несчастье, постигшем чету Фосфориных, присылал Петру Ивановичу молодых девушек — понятно зачем. А тот отказывался от «подарков», храня верность супруге. Девушки же оставались в усадьбе в качестве старшей прислуги Софьи Васильевны и обеих княжеских невесток. Надо сказать те, которых я уже успел рассмотреть во дворце, были и впрямь красавицы с интересной внешностью, в основном — блондинки. Шведки и коренные жительницы Санкт-Петербурга. А теперь вот «жгучую брюнетку» прислал. Только я сомневаюсь, что такая вообще сможет родить ему ребёнка, чего доброго, помрёт в процессе.