Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий. Страница 3
— На личности переходишь?! Получай, кретин!
Я хорошенько врезал негодяю кулаком, а тот схватил меня за уши, пытаясь их оторвать. Надвигалась драка.
— Что вы себе позволяете? Вы где находитесь?! Чай не на рыночной площади! Антонино, оставь в покое нового солиста! — раздался резкий старческий тенор, сопровождаемый туберкулёзным кашлем.
Сквозь толпу протиснулся старик с седыми волосами до плеч, лысиной на макушке и в старом потёртом костюме времён, кажись, Петра Первого. Или кого там, в веке восемнадцатом проживающего, мне без разницы! Старик жутко напоминал нашего тимлида Цветаева, но всё же это был не он.
— Мы рады приветствовать вас здесь. И мы благодарим Всевышнего за то, что он ниспослал нам вас. Я маэстро Фьори, капельмейстер Сикстинской Капеллы.
— Ничего себе солист, — проворчал Антонино, но вынужден был подчиниться капельмейстеру.
Я совершенно ничего не понимал. Что я делаю в Сикстинской Капелле? Кто все эти люди? И почему они благодарны за мое появление?
— Весьма благодарен вам за радушный приём, но, если честно, я не понимаю, в чём заключается моя помощь вам.
— Ах, любезный! — отвечает маэстро Фьори. — Сегодня утром наш ведущий сопранист Алессандро изволил повеситься, и мы остались без солиста! И тут вдруг появляетесь вы!
Меня передёрнуло. Какой-то Александр уже у них повесился, и мне светит то же самое?
— Кстати, как ваше имя? — поинтересовался маэстро Фьори.
— Меня зовут Алессандро Фосфорин… Фосфоринелли, — я только что, от балды, придумал эту невообразимую фамилию, в подражание некоторым оперным деятелям восемнадцатого века.
— Поприветствуйте нашего нового солиста!
— Привет, Алессандро Фосфоринелли! — нехотя поприветствовали меня почти десять высоких голосов. Мне стало страшно.
На меня набросили белый балахон, как у остальных, и дали в руки ноты.
— Надеюсь, ты знаешь мессу? — раздраженно поинтересовался сопранист с колючим взглядом.
— Я знаю ноты. Думаю, этого будет достаточно, чтобы исполнить всё как положено, — невозмутимо ответил я, в душе содрогаясь от ужаса.
— Прекрасно. Вот ноты твоего соло.
Как соло?! Меня чуть удар не хватил, шутка ли! Оказаться посреди ночи в Италии, без загранпаспорта, да не то, что в Италии, в самом её сердце — в Ватикане! А тут ещё тебе суют в руки ноты и требуют, чтобы ты спел соло! Ну Иваныч, ну шутник старый! С него всякое станется, но вот самому отправить трудоголика-программиста в страну, по которой тот грезил — это же что, это идеальный тимлид, однозначно! Только почему без моего ведома?
Очень тихо, чтобы окружающие не услышали и не разорвали меня на части, я обратился к маэстро Фьори:
— Послушайте, я достаточно давно занимаюсь музыкой и даже пел в детстве в церковном хоре, но… Я ни разу в жизни не пел соло!
— Опять это всё ваше консерваторское жеманство и кокетство! А у нас здесь Рим! Хочешь, не хочешь — пой, коли честь такую оказали. А коль не пел ещё соло, так... Когда-то нужно и начинать, — резко оборвал меня Фьори.
Я вспомнил вчерашние слова своего тимлида. Ну не может же он быть прав! Когда это он был прав?
— Что ж, надеюсь, этот день не станет для меня последним, — я нервно сглотнул, мое воображение рисовало виселицу, но не из одноимённой игры, которую я писал когда-то в детстве, а настоящую, трёхмерную, как в старых фильмах о пиратах.
Зажёгся свет от тысячи подсвечников, и многочисленный хор грянул торжественное песнопение.
Надо сказать, при первой же ноте у меня душа ушла в пятки. Вы когда-нибудь слышали хор мальчиков, к которому применили фильтры, усиливающие громкость, высокую форманту и подавляющие шум дыхания? Так вот: я сейчас всё это услышал.
Через несколько минут, с трудом адаптировавшись к этому выносящему мозг «музыкальному двадцатипроцессорному суперкомпьютеру», я всё же начал что-то подпевать по нотам.
Наконец подошла моя «очередь с приоритетом». Меня трясло, как старый железнодорожный вагон на Балтийском вокзале, и я, едва ли осознавая происходящее, начал петь своё злосчастное соло. К счастью, это оказалось известное мне произведение некоего Альджебри, которое я когда-то пытался воспроизвести по аудиозаписи.
Допев последнюю ноту, я, чувствуя как горят мои щёки и кружится голова, в холодном поту опустился на пол.
Я так и просидел на полу до конца мессы, горько сожалея о том, что позволил в бессознательном состоянии посадить себя в самолёт и отправить сюда.
— С тобой всё в порядке? — услышал я тихое контральто теплого тембра и почувствовал на своём мокром от пота плече мягкое прикосновение. Обернувшись, я увидел юношу среднего роста, с длинными рыжими волосами и огромными серыми глазами. Про себя я также отметил, что у незнакомца мягкие, но при этом аристократичные черты лица, делающие его похожим на античную богиню, Афину или Артемиду, с полотен известных итальянских художников. Он не был похож ни на кого из присутствующих «виртуозов», но единственный из всех выглядел живым и даже вызвал у меня симпатию, что случалось редко по отношению к людям.
— Я Доменико Мария Кассини, ведущий альт Капеллы.
— Алессандро Фосфоринелли, — угрюмо буркнул я. — Знаю, мое соло было ужасно.
— Ты прав, Алессандро, так петь нельзя, — с улыбкой ответил Доменико. — Сквозь зубы и совсем без эмоций. У кого ты учился?
— Я самоучка, — то ли с гордостью, то ли с горестью ответил я.
— Но у тебя прекрасный тембр, я бы с радостью взялся обучать тебя пению.
— Буду невероятно признателен вам за неоценимую помощь, — как можно более церемонно ответил я.
Доменико снял свой балахон, и я увидел его настоящий костюм — светло-голубой (кажется, этот цвет обозначается кодом #E0FFFF) камзол и такого же цвета панталоны. Признаюсь, костюм сидел на нём идеально, подчеркивая одновременно силу и изящество певца. Его фигура напоминала песочные часы: крепкие плечи и хорошо развитая грудная клетка переходили в тонкую талию, которая, в свою очередь, переходила в немного расширяющуюся линию бёдер. В какой-то момент мне даже почудилось, будто передо мной не virtuoso, а красивая девушка.
Что ж. Я последовал его примеру. Певец с интересом разглядывал мой «странный» костюм, да и самого меня, отчего я почувствовал себя неловко.
— Откуда ты, Алессандро?
— Из Санкт-Петербурга.
— А разве там есть «виртуозы»? — удивлённо вопросил Доменико, по-прежнему с нескрываемым интересом изучая меня.
— Чего там только нет, — с усмешкой ответил я. — Даже сбежавшие от хозяев носы, — я сам не понимал, зачем все это говорю.
Раньше из меня слова было клещами не выдернуть, а теперь сам с увлечением рассказывал новому знакомому всякий бред. Всё же меня не покидало смутное беспокойство.
Каким образом вдруг в Сикстинской Капелле оказались i virtuosi? Ведь, насколько я знал, последний известный нам «виртуоз» (тоже мой тёзка) умер в начале прошлого века. Мысль, показавшаяся вначале бредовой, после дедуктивного анализа оказалась единственным здравым аргументом.
— Могу я, в свою очередь, задать, возможно, дурацкий вопрос? Какой сейчас год?
— Тысяча семьсот двадцать шестой год от Рождества Христова, — непринуждённо ответил Доменико, и причём это было сказано с такою неподдельной искренностью, что я без малейшего сомнения поверил в этот абсурд.
Я со стоном сел на скамью. Нет, я всего мог ожидать и от себя, и от своего тимлида, который, как я думал, отправил меня, пьяного, в командировку. Но, миллион необработанных исключений мне в код! В восемнадцатый век?!
Я сидел на скамье, закрыв лицо руками и безуспешно пытаясь проснуться. Бедолага программист, один, в дремучем столетии без компьютеров и интернета, да ещё в окружении таких же инвалидов, как он сам!
— Надеюсь, ты не собираешься сидеть до ночи в Капелле? — мягкий голос Доменико вернул меня в эту безумную действительность. — Идём, я покажу тебе город, хоть и не обязан этого делать. но я хочу, чтобы ты проникся красотою утреннего Рима.