Ангелы мщения (Женщины-снайперы Великой Отечественной) - Виноградова Любовь. Страница 19

Убитые солдаты, которых уже не боялась Зоя Александрова, лежали здесь с зимы: тогда была предпринята первая, не увенчавшаяся успехом попытка наступления. Когда на 3-й Белорусский фронт в 31-ю армию попал взвод Клавы Пантелеевой, армия стояла в прочной обороне. Здесь-то и нужен снайпер: он действует немцам на нервы, держит их в постоянном напряжении. До приезда в 1944 году девчонок из Подольской школы снайперских взводов в 31-й армии не было.

Март подходил к концу, а в Смоленской области еще лежал снег. Медленно двигаясь в сторону Белоруссии, Клава Пантелеева и ее товарищи видели в окнах поезда заснеженный лес, сугробы. А когда взвод высадили из поезда — как оказалось, еще очень далеко от фронта — и погрузили в грузовик, началась еще и страшная пурга. Сколько было снега! Толку от грузовика никакого не было: почти всю дорогу пришлось толкать его на себе [190]. Сколько они так «ехали» — день? Два? Бесконечно, показалось Клаве.

Наконец добрались до запасного полка, уже близко от передовой. Заселили их в землянки, где с непривычки было неприятно находиться — темно и очень сыро, промозгло. Но девчонки не унывали. Затопив печку, улеглись на нары: на две длинные палки были набиты жердочки, на них положены еловые ветки — вот и вся постель. Заснули в тот вечер как убитые.

Через день, когда метель успокоилась, настало время познакомиться с немецким передним краем. Выдали маскировочные костюмы и бинты — забинтовать винтовки, чтобы черное не выделялось на снегу. Рано утром дали завтрак: хлеб и кашу, а на обед с собой бутерброд — хлеб с кусочком американской колбасы [191]. «Негусто», — показалось девчонкам, а на самом деле не так давно и появилась эта ленд-лизовская американская колбаса, и сколько людей вспоминали ее в голодные послевоенные годы. До нее тем, кто не мог получить свой обед с полевой кухни, приходилось обходиться одним хлебом, или сухарями, или концентратом, который грызли мерзлый, или ничем.

До немецкого переднего края, как объяснили Клаве и ее товарищам (повели одно отделение — двенадцать человек), было недалеко — где-то триста метров. До своих траншей придется добираться ползком, но где они? — все занесено глубоким снегом! Надя Логинова по ошибке поползла в сторону немцев, на заминированную нейтральную полосу. Что делать? Кричать страшно, они еще всего боялись в свой первый день на фронте. Но все-таки кто-то осмелился позвать погромче: «Надя! Надя! Сюда!» Надя вернулась, и наконец все вместе они приползли в свою заснеженную траншею [192].

То же самое, только с трагическими последствиями, произошло в другом снайперском взводе в той же 31-й армии. Двум парам — Симе Васиной и Наде Селяниной, Лене Милько и Вале Щелкановой — дали, сразу после их приезда на фронт, задание вести наблюдение за передним краем немецкой обороны. Они простояли в траншее целый день, наблюдая в прицелы винтовок, и, когда наступила темнота, пошли обратно. Серафима Васина вспоминала, как они «от переутомления потеряли ориентир и направились в противоположную сторону, прямо к фашистским траншеям» [193]. Почему рядом не оказалось кого-то более опытного, неясно. Где был командир взвода? По свидетельству многих женщин-снайперов, командиров взводов на передовой они видели нечасто.

Васина вспоминала: «Шли тихо, молча, и вдруг под ногами Вали Щелкановой прозвучал страшный взрыв» — Валя наступила на мину. Над головами повисли ракеты. Немцы открыли минометный огонь. Девушки перевязали Вале то, что осталось от ноги, и «прижались к земле, не зная, есть ли рядом мины». Раненая Валя стонала, остальные уговаривали ее молчать, не выдавать их местонахождение — а то все погибнут. Валя умолкла — видимо, была уже без сознания. Девушки лежали перепуганные, не решаясь ползти назад. Внезапно услышали голос: «Девочки, мы за вами». За ними пришли разведчики, которые взяли Валю и потихоньку понесли. Остальные шли за ними след в след. Валя, очнувшись, просила застрелить ее: не хотела жить без ноги. Потом снова потеряла сознание.

В тот, первый, день, как потом с сожалением вспоминали девушки из взвода Клавы Пантелеевой, «можно было хоть десяток немцев убить» [194]. После нескольких дней снегопада все вокруг было в сугробах, и непуганые немцы на своей стороне, никого не боясь, спокойно среди белого дня расчищали снег. Но в первый раз выстрелить в человека нелегко, это тебе не мишень на полигоне. Стоя на расстоянии вытянутой руки друг от друга, Клава и Маруся только наблюдали в прицел за немцами. На курок нажать ни одна из них не смогла.

Зина Гаврилова и Таня Федорова открыли счет в первый же день. Эти девушки были постарше, Зина Гаврилова пришла в школу после партизанского отряда, Таня Федорова была во взводе комсоргом. Они не испугались. Рассказывали, как «Зинкин немец» вылез утром умыться в одних подштанниках и, когда упал от выстрела Зины, целый день лежал в своих подштанниках у всех на виду; его убрали только ночью.

Когда вечером в землянке шел обмен мнениями, Клава и Маруся, которым «сказать было нечего», ругали себя: «Вот трусихи! Вот трусихи! Зачем же мы приехали на фронт?» Почему другие открыли счет, а они — нет? Когда их повели в траншею снова, тут уж они знали, что ждать да наблюдать не надо. Видишь — стреляй! Первым немцем, которого Клава поймала в прицел, был солдат, расчищавший снег на пулеметной точке: она увидела в немецком бруствере амбразуру и подставку для пулемета, а немец, поднимаясь над бруствером, чистил снег. Клава выстрелила, и немец упал на бруствер. Тут же его за ноги стащили вниз. В тот день открыла счет и Маруся, и еще многие. Больше немцы там днем снег не чистили, и советские солдаты — тоже. А снег скоро растаял.

Освобождение Белоруссии приблизила ее колоссальная армия партизан. К 1944 году в многочисленных отрядах воевало 143 тысячи человек. Половина белорусской территории находилась под партизанским контролем. Партизаны взорвали десятки тысяч рельсов, вызвав серьезные сбои в немецком транспортном плане. Не только села и деревни, но и десятки районных центров они освободили, не дожидаясь прихода регулярной армии.

В этих партизанских отрядах находились и женщины, и дети. Помимо женщин, пришедших в отряды из окрестных деревень (многие не имели другого выхода), в партизанах были и женщины — комсомольские и партийные работники из Белоруссии, сотни комсомолок-радисток, сброшенных с парашютами на помощь партизанам. Еще сотни были сброшены неточно или неудачно, погибли или попали в руки немцев: почти все эти девушки не имели опыта прыжков с парашютом, что не прибавило успеха в выполнении боевого задания. Клаве Ромашовой повезло.

Когда осенью 1942 года ее сбрасывали с парашютом на территории Брянской области, она умела только складывать парашют. Из самолета ей выпрыгнуть помогли — попросту столкнули, и главный парашют раскрылся сам. Потом она думала, что, если бы что-то произошло с этим основным парашютом, она бы погибла, так как раскрывать запасной ее никто не учил. Клаве было 20 лет. Она прыгала, нагруженная автоматом, тремя круглыми дисками к нему, рацией и питанием для рации, в шинели. Сбрасывали ее на разожженные партизанами костры, и спустилась она как раз к ним, только парашют зацепился за сосну. Отрезав ножом стропы, Клава приземлилась и отползла немного в сторону, не сообразив, что, если здесь немцы, они сразу же найдут ее: ведь над ней висел парашют. К счастью, партизаны, увидев парашют, стали звать: «Радистка! Радистка!»

Клава молчала, боясь, что это полицаи, но в конце концов один из них споткнулся об нее, вскрикнув: «Да вот она сидит!» Девушке тут же предложили «партизанский виноград» — замороженную гроздь рябины. Эта ягода, невыносимо вяжущая на вкус, становится вполне съедобной, когда ее тронет мороз. Через несколько часов у Клавы был первый сеанс связи с Москвой.