Ангелы мщения (Женщины-снайперы Великой Отечественной) - Виноградова Любовь. Страница 24

Разговорившись с ней, Становов узнал, что Роза — северянка и до войны работала воспитательницей в архангельском детском саду «Березка». После начала наступления Становов потерял Розу и ее подруг из виду и только слышал о них от знакомых, которые «встречали этих девушек на фронтовом пути», и читал в газетах. Через сорок лет, оказавшись в Архангельске, он отыскал там детский сад «Березка». В садике висел большой портрет Розы. Становов узнал снимок, который он сам сделал столько лет назад.

Снайпера Вдовину — очень хорошенькую невысокую девушку с мелкими чертами лица — во взводе прозвали «старушкой», видимо, потому, что волосы у нее были совсем светлые, как седые. Такие волосы можно иногда встретить у тех, кто живет рядом с Белым морем, — Лида жила в Архангельске и попала на фронт вместе с Розой. Она уступала Шаниной в счете, однако тоже стреляла здорово — газеты писали и о ней, и о Саше Екимовой. «В боях за Витебск Лида Вдовина уничтожила восемь фашистов». Как и у Кали Петровой, боевая работа Лиды началась с трагедии. В траншею приполз связист и сказал ей: «Иду за вашей подругой Ниной, она убита» [230]. Лида поползла за ним. Когда подползли к тому месту, где погибла пара Лиды, Нина Посажникова из Джамбула, увидели только торчащие «сапоги и дуло винтовки, вся она была засыпана землей». Лида «взяла ее винтовку и пошла в свое расположение. Боль и горечь захлестнули и не проходили». В боях за Витебск Лида отомстила за Нину, но первый ее немец был за брата Виктора, погибшего в 1941 году. В армейской газете написали: «Лида Вдовина мстит за смерть брата» [231].

К лету 1944-го фронтовые газеты и даже центральные часто писали о многих других девушках из второго выпуска. Публиковали письма командиров, благодаривших ЦЖШСП за кадры. Командир отделения снайперов Спивак из 125-й Красносельской стрелковой дивизии писал в школу: «Я получил 10 снайперов-девушек, мне их поручили как старому воину Отечественной войны, снайперу, и я им передаю свой боевой опыт. Они за дело взялись хорошо. У них ежедневно растет счет мести: у Богомоловой на боевом счету 14 гитлеровцев, у Адоратских — 11, у Швецовой — 14, у Морозовой — 12, у Булатовой — 10, у Тупековой — 5, у Неволиной — 5, у Карамышевой — 6, у Киселевой — 4, у Веревкиной — 9. Девушки-снайперы заставили противника ползать по земле. Ведут себя девушки исключительно скромно, дисциплинированно…» [232]

Чего нельзя было сказать о некоторых их командирах.

Вскоре после того, как взвод Таисии Киселевой попал на фронт, их комбат стал проявлять большой интерес к снайперу Зине Карамышевой. Зина не соглашалась на близость, не реагировала на угрозы. Улучив момент, комбат заперся с ней на втором этаже дома и изнасиловал. Этим все не закончилось: насильник не выпускал Зину, держал два дня взаперти. В конце концов она позвала на помощь подруг, и те помогли ей спуститься по связанным вместе простыням [233]. Искать управы на командира-насильника? Это было слишком опасно, не многие отваживались: застрелит тебя на передовой — и поминай как звали. Да и лучше было, чтоб никто о твоем позоре не узнал.

Сама Тая Киселева отвергла домогательства капитана, начальника штаба. Тот обещал ей, что всю грудь увешает орденами, а иначе… Пробовал даже замахнуться плеткой. Когда Тая наотрез отказалась с ним спать, капитан при ней порвал документы на представление к награде. Было очень обидно, но она подумала, что, отомстив ей таким образом, начштаба оставит ее в покое [234]. На более серьезную месть он был не способен.

Политические донесения по 31-й армии зафиксировали прибытие 129 девушек-снайперов, призванных ЦК ВЛКСМ. Их разбили на пять групп и распределили по дивизиям.

Со снайперами была проведена «соответствующая работа работниками комсомольского отделения ПОАРМа», а также была «утверждена специальная тематика бесед и докладов в работе с девушками»: например, в дополнение к обычной программе они слушали доклады на тему «Девушки — Герои Советского Союза». Для них организовали встречи со знатными снайперами дивизий, «ввели их в боевую жизнь» и регулярно отчитывались о снайперских успехах. Быт тоже наладили: донесение упоминает, что взводы девушек размещены каждый в одном блиндаже на двухъярусных нарах, в блиндаже есть стол, «за которым можно писать, читать газеты, книги, играть в домино, шашки» [235]. Недалеко от блиндажа имеется сушилка.

Отметив «исключительно хорошее состояние винтовок», автор донесения переходит к «недостаткам в работе с девушками-снайперами». Главный, часто единственный недостаток состоял в домогательствах командиров. «В 331 сд были случаи, когда ряд ответственных командиров штаба в ночное время пытались вызвать в свои землянки девушек. Командованием дивизии капитаны Моисеенко и Боровский были арестованы на пять суток домашнего ареста с вычетом из заработной платы за подобное поведение» [236].

На командира полка в 31-й армии, который покалечил жизни, скорее всего, не одной девчонке, жалоб в политдонесениях не содержится. Не дали ход? Или никто не посмел жаловаться? Ане Мулатовой даже в голову такое не пришло бы: куда пойдет ефрейтор жаловаться на подполковника?

Как-то вечером в землянку к снайперам (у землянки стоял часовой, и мужчин к ним не пускали — дисциплина!) пришел адъютант командира полка подполковника Голубева. «Снайпер Мулатова кто? Тебя вызывают». Все это высокое начальство было для ефрейтора Мулатовой каким-то другим миром, с которым она никак не соприкасалась. До сих пор Аней начальники не интересовались, и теперь первой ее реакцией был испуг: «Что я сделала?» Но оказалось, что комполка настроен весьма дружелюбно [237].

«Явилась?» — переспросил он «с улыбочкой», когда Аня вошла в землянку и доложила. «Ну проходи, раз явилась». Немолодой плешивый подполковник пригласил ее сесть. Пришел адъютант и поставил чайник, принес печенье — «соблазн великий», большой деликатес на фронте. Конфет у Голубева не было, но был сахар кусочками, с которым так хорошо вприкуску пить чай. И вот они пили чай, командир расспрашивал о том и о другом: насколько хорошо они изучили немецкую линию обороны, о «Боевом листке», который Аня выпускала вместе с Лидой Андерман, о стрелковых книжках.

Внезапно дела приняли нехороший оборот. Присев на широкие нары, рядом с которыми на чурбаке сидела Аня, командир полка вдруг, без предисловий, схватил ее и завалил на нары. Не теряя времени, начал расстегивать ей штаны — брюки женского покроя застегивались с двух сторон по бокам. Боясь закричать — наверху стоял часовой, немолодой солдат, и Ане было перед ним стыдно, — девушка какое-то время боролась. К счастью, была очень здоровая и сильная, кровь с молоком. Только Голубев расстегнет штаны с одной стороны, как она, оттолкнув его, застегивала другую. Наконец ей удалось вырваться и как следует пнуть насильника ногой. Командир полка свалился с нар на пол, и Аня кинулась к выходу, на ходу застегивая штаны. Из землянки вели наверх три или четыре ступеньки, она споткнулась, упала, но успела толчком открыть дверь.

«Иди, миленькая, иди», — сказал «старикашка»-часовой. Догонять комполка не стал бы, и Аня уже не бегом, а пешком, всхлипывая, пошла к своей землянке. Она никогда еще даже не целовалась с парнем, а тут такая история.

В землянке она девчонкам ничего рассказывать не стала — стыд какой! Сняла с гвоздя шинель, легла на свою постель из еловых лап и, положив голову на вещмешок, укрылась шинелью с головой. Она тихо всхлипывала.

Ее поразило то, что никто к ней не подошел, и девчонки шептались: «Анюта-то там побыла!» Получалось, что кто-то уже бывал в блиндаже командира до нее, только никто не говорил об этом громко. И Ане казалось, что, если рассказать, что там на самом деле произошло, еще и не поверят.