Красные стрелы - Шутов Степан Федорович. Страница 38

Бои идут не прекращаясь. Противник не может достичь серьезного успеха, но, словно азартный игрок, снова и снова идет на нас танковой атакой.

Наши воины проявляли в этих боях чудеса храбрости и стойкости. Я видел несколько раз, как в пылу сражения танкисты не покидали горящих машин и, жертвуя жизнью, продолжали бороться.

Каждое боевое задание люди выполняли старательно, с выдумкой, применяя военную хитрость и смекалку. Помню, как-то разведка донесла, что немцы сосредоточили на нашем участке крупные силы и намерены атаковать. Мы решили встретить их огнем танковой и истребительной артиллерии, а чтобы сковать маневр врага, заминировать подступы к нашей обороне. Когда я ставил задачу саперам, младший лейтенант С. Зимогляд, командир взвода, пожаловался, что мин мало.

— Подумай, как лучше сделать, — попросил я его.

Сергей подумал и применил хитрость. Ночью его люди заминировали одни танкоопасные направления, а на рассвете, когда немцы могли наблюдать, сделали вид, что минируют совсем другие.

Естественно, враг во время атаки опасался участков ложного минирования и угодил на действительные минные поля.

Наблюдая за боем, я от души радовался. Да, мы научились воевать. Военная хитрость, солдатская сметка и находчивость стали могучим оружием.

5 августа Москва дала первый салют по случаю освобождения Орла и Белгорода. На Курском выступе советские войска разгромили тридцать дивизий врага из семидесяти, участвовавших в наступлении. Эта победа явилась важным событием, началом могучего наступления советских войск на широком фронте от Невеля до Азовского моря. К тому же она еще раз поставила в смешное положение гитлеровскую пропаганду, утверждавшую, будто летом наша армия наступать неспособна.

Еще как способна! Мы неудержимо, будто лавина, катимся к Днепру. Враг пытается цепляться за выгодные рубежи, контратаковать, но тщетно.

Пятый гвардейский танковый корпус, действующий впереди главных сил Воронежского фронта, часто наталкивается на засады. Иногда это всего-навсего одиночные танки или орудия. Они маскируются на опушках лесов, в хуторах, небольших перелесках. Большого вреда принести не могут, но нет-нет да и выведут из строя машину-другую.

Цель таких засад проста: заставить нас опасаться, задерживаться перед участками возможных засад. Противнику нужно выгадать время для отвода за Днепр своих поколоченных сил, а мы должны стремительно преследовать их, настигать и истреблять.

Бригада была на подступах к Лебедину, когда меня вызвал к себе генерал Кравченко.

— Предстоит жаркое дело, — предупредил он. — Имеются сведения, что у предместий Лебедина остановилась на дневку вражеская танковая часть. Хорошо бы ночью ее и растребушить.

Генерал развернул карту:

— Вот смотри, где у них охрана и засады: вдоль дороги. А ты постарайся ударить отсюда, чтобы миновать их и на главные силы напасть внезапно. Сумеешь ошеломить, победишь без большой крови. Ну да что тебя учить, сам знаешь…

К вечеру, соблюдая меры предосторожности, мы сосредоточились в лесу северо-восточнее Лебедина. Отсюда, как только стемнело, и рванули. На предельной скорости, без единого выстрела, обошли засады и выскочили к рощице, в которую немцы загнали на ночь свои машины. Враг не ждал нас так быстро, он не маскировался, танкисты разожгли костры и закусывали около них. Наши открыли огонь почти в упор.

Услышав шум моторов и выстрелы, гитлеровцы в панике стали разбегаться. Лишь немногие из них успели залезть в свои машины и начали сопротивляться. Не прошло и часа, как танковая часть врага была уничтожена.

Успешно действовал в ночном бою экипаж лейтенанта Якушева, в упор расстрелявший три танка. О Якушеве и его товарищах следует рассказать подробнее. У нас их после одного случая в шутку прозвали «ночными специалистами».

Это было незадолго до Лебедина. Подбитый в бою танк Якушева остался на ничейной земле, но экипаж не покинул его, ожидая, что с наступлением темноты друзья вытянут их на буксире. По радио мы с ним об этом условились.

Но только начали спускаться сумерки, как в направлении подбитой «тридцатьчетверки» двинулись несколько фашистских танков. Мы их еще не видели, а Якушев уже разглядел и вступил с ними в неравную схватку.

— Сережа, бронебойные! — приказал командир.

— Готово!

Подпустили поближе, и безмолвная до того машина внезапно ожила. Первый снаряд поджег головной танк врага. Тот вспыхнул, как сухой сноп соломы. Из пламени выскочили танкисты, бросились бежать. По ним дал несколько очередей пулемет Глухова.

Вражеские танки ответили огнем. Один снаряд заставил «тридцатьчетверку» вздрогнуть.

— А ну, хлопцы, вдарьте по тому, що злива, — попросил раненый механик-водитель. — Это вин, сучий сын, кусается.

Лейтенант Якушев назвал прицел и дистанцию. Танк, на который указал Гнатюк, неуклюже ткнулся носом, дернулся и остановился. Из моторной части его потянулся дым.

Механик-водитель торжествовал:

— Молодцы! Были бы у меня гроши, я б вам по порции мороженого купив. Жарко щось становится… — скорчившись от боли, поддерживая руками раненый живот, Гнатюк старался подбодрить товарищей — Снарядов у нас досыть, не жалейте. Дуйте, хлопцы, от того, що лизэ…

Когда на помощь экипажу Якушева подоспели наши танкисты, он уже подбил пять вражеских машин.

Отступая под ударами советских войск, враг неистовствует. Бессильную злобу свою он вымещает на мирных жителях, беззащитных военнопленных. На своем пути мы всюду встречаем сожженные, изуродованные села и города, трупы замученных людей. Лишь стремительность передовых отрядов заставляет фашистов спешить, отказываться от черных дел.

На короткий отдых бригада остановилась в населенном пункте Лебедин. Где-то поблизости родное село лейтенанта Казака. Лейтенант подходит, застенчиво улыбается:

— Товарищ подполковник, разрешите на часик отлучиться. Старики мои тут в трех километрах живут. А то неизвестно, придется ли еще свидеться.

Разве мог я отказать мужественному танкисту, участвовавшему в освобождении родного села?.. Казак ждал моего решения. Стоявшие тут же танкисты смотрели на него сочувственно, на меня — выжидающе.

— Даю вам два часа. Но не опаздывайте. Иначе можете не застать нас…

Лейтенант пересек дорогу, выбрался напрямик в степь и побежал.

Неподалеку, у плетеной изгороди, опершись на палку, стоял, прислушиваясь к разговору, седовласый старик. Он переступал с ноги на ногу, потом, видимо решившись, спросил:

— Товарищ начальник, а можно вопрос у тебя спросить?

Я направился к деду, но он замахал руками: не надо, не надо, сам подойду, не барин!

— Слушаю, дедушка.

Старик посмотрел в ту сторону, куда направился лейтенант.

— Фамилия тому хлопцу не Казак будет?

— Казак. А что?

— Молодое деревцо быстро растет. Пять лет минуло, как Федя в солдаты ушел, а не узнать его. К своим отпросился?

— Да, решил повидать их, пока близко. Неизвестно ведь, куда завтра война забросит.

Старик вздохнул, опустил голову:

— Не повидает. Его родителей только недавно комендант немецкий дозволил снять с дерева. Всю зиму висели…

По телу моему пробежали мурашки:

— За что их повесили?

— Женщину прятали. Должно, важная какая была, немцы ее долго искали. Денег сулили, если кто про нее скажет. Нашелся один такой, продал.

Пока мы беседовали с дедом, подошли женщины. Дополняя рассказчика, они помогли узнать подробности разыгравшейся в селе жуткой драмы.

В конце ноября сорок второго года в район нагрянула свора фашистских мотоциклистов. Окружила лес, искала там парашютиста. День и ночь шарила по домам, чердакам и погребам. Ничего не найдя, так же стремительно уехала.

Потом явился комендант. Собрал жителей и предупредил, что, если кто приютит парашютиста, будет повешен, а в каждом доме будет расстреляно по одному человеку.