Идеальный мерзавец (СИ) - Майер Жасмин. Страница 5

ГЛАВА 6

Марк

В самолете мое место оказалось одинаково далеко и от рыжей давалки, и от темноволосой моралистки. Так что, предупредив заранее стюардессу, чтобы не будили, когда станут разносить свои помои, которые зовутся здесь «поздним ужином на борту», я устроился в кресле, чтобы проспать все три часа полета.

Улыбнулся, потому что мне снова вспомнилось выражение лица у темноволосой, когда она увидела, как я выхожу из женского туалета. Вот умора. Кто она? Монашка или девственница, которая дает только после штампа в паспорте, или все вместе?

Кольца у нее, кстати, нет. Ее руку мне прекрасно видно, хотя ее саму нет. Я сижу в хвосте самолета, а ее посадили возле запасных выходов и она внимательно слушает пояснения стюарда о поведении в экстренной ситуации.

Неожиданно стюард поднимает глаза и перехватывает мой взгляд. И идет строго на меня. Я знаю, что сейчас произойдет, и мне это кажется забавным. К тому же я сам виноват. Если бы не разглядывал брюнетку, а спал, как и собирался, выбор стюарда не пал бы на меня. И он точно не стал бы меня будить специально.

Бортпроводник останавливается рядом с моим креслом.

— Здравствуйте, по правилам техники безопасности нам нужен еще один пассажир возле аварийного выхода и желательно, чтобы это был мужчина. Вы согласны пересесть, чтобы помочь нам?

Нужно послать его к черту. Наверняка я не единственный мужчина здесь, возле которого не надрывался бы младенец и не сидела бы беременная жена. Но моя скромняшка тоже оборачивается из любопытства, кого к ней сейчас подсадят. И ее глаза снова становятся квадратными.

А мне определенно нравится выражение ее лица, когда она смотрит на меня.

Киваю, поднимаюсь, подхватываю сумку и иду за стюардом. Он помогает мне с сумкой, пряча ее наверху, а я должен пройти к иллюминатору, чтобы сесть возле запасного выхода.

Скромница вжалась в кресло, но никуда ей от меня уже не деться. И чтобы пропустить меня, несмотря на широкий проход между креслами и вместо того, чтобы просто повернуть колени в одну сторону, она… барабанная дробь! Раздвигает ножки.

Занимаю пустое место возле иллюминатора и не могу сдержать улыбки, потому что хорошо знаю, что будет дальше. Не в первый раз летаю. И не в последний, надеюсь.

Она снова стискивает бедра и отворачивается. Может быть, постарается на протяжении всего полета делать вид, что меня здесь нет? Что ж, у нее не выйдет.

— Отлично, — кивает стюард. — Теперь, пожалуйста, познакомьтесь друг с другом.

А вот моя скромница летает не так часто, иначе знала бы бортовой этикет и правила поведения пассажиров у аварийных выходов. Она с ужасом смотрит на стюарда, но тот уже отвернулся и ничем ей помочь не может.

Улыбаюсь, хотя без толку. Она на меня даже не смотрит.

— Марк, — говорю и протягиваю руку.

Оборачивается. Брезгливо смотрит на мои пальцы, и в сердцах я снова ухахатываюсь такой реакции.

— Я вымыл руки. Тщательно.

Пожимает плечами, мол, вообще-то ей нет никакого дела до этого. Быстро пожимает руку, едва касаясь моей пальцами и перед тем, как отвернуться, говорит:

— Вера.

Самолет медленно катится на взлетную полосу, а я почему-то не могу перестать улыбаться.

ГЛАВА 7

Вера

Совершила ли я ошибку, когда решилась вот так сбежать среди ночи? Не знаю. Теперь уже не знаю. Слишком смело и рискованно для меня, которая даже на дачу не собиралась внезапно, а только после долгих часов планирования.

А тут… Другая страна, в которой я даже не нашла жилья. Что это если не безумие? Ведь очень вероятно, что мне придется неделю просидеть в аэропорту, если так и не найду, где остановится на острове.

А еще этот мужчина рядом… Марк. Слава богу, он заснул. Мужчина всегда хочет спать после секса.

Не знала, куда себя деть. Только и смотрел на меня так, что еще чуть-чуть и дырку протер бы. И что ему неймется? Зачем столько пялиться на меня?

А я тоже хороша. Вместо того, чтобы отвернуться всем телом в одну сторону, когда пропускала его, зачем-то раздвинула ноги. Так держать, Вера. Очень хочется быть следующей, кто встанет на колени перед ним на каком-нибудь кипрском унитазе?

Эта рыжая тоже здесь, на борту. Один раз прошла мимо, и даже не посмотрела в его сторону. Может быть, не узнала, а может быть, так и надо себя вести после секса в туалете. Отрицать все. С ней летит жених, они сидят где-то в носу самолета. Один раз я слышала, как она ему выговаривала за то, что испортил чехол, в котором было ее свадебное платье.

Как же я хотела быть на ее месте…

Не в том смысле, что хотела бы наставить рога жениху с этим Марком и где! Нет, я бы хотела быть на ее месте не в этом смысле! Хотела бы лететь на собственную свадьбу с мужчиной, который нашел в себе достаточно уверенности, чтобы повести меня к алтарю. Я гуглила свадебные церемонии на Кипре, когда еще на что-то надеялась. Было бы так просто слетать и обвенчаться на берегу моря, а после пробежаться по кромке лазурного моря босиком. И отдать прибою букет невесты. И не нужны подружки, и банкет, и все эти родственники, имена которых знает только бабушка и то постоянно путает.

Я все-таки лечу на Кипр, но лечу одна. И ни о какой свадьбе и речи нет. Потому что кризис, ипотека, бизнес, не вовремя и вообще «кому нужен этот пережиток?»

Мне, например, нужен. Мне нужна сказка, пусть краткая, всего на день, но нужна.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍- Рыба или курица?

Смотрю на стюарда и не могу сделать выбор. Сказывается и бессонная ночь, и стресс. Ну и сама поездка могла бы пройти при лучших обстоятельствах.

— Рыба или курица? — повторяет терпеливый стюард.

— Да выбери, наконец, — ворчит Марк. — Все равно у них одно дерьмо редкостное.

— Курицу, — бормочу, а у самой щеки горят.

Ну не виноват бортпроводник, что еда в самолете не как в ресторане, неужели этот Марк не понимает?

А следом уже катится тележка с напитками. Снова выбор. Снова придется что-то выбрать, а я теряюсь даже заранее.

— Чай или кофе?

А на тележке стоят бутылки с колой, спрайтом и простой водой. Почему они не предлагают этого?

— Вера, ради Бога, — снова ворчит Марк сквозь сон.

Так он спит или претворяется?

— Наверное… Чай. Нет, дайте кофе.

Если мне придется сидеть в аэропорту, то лучше напиться кофе, чтобы не заснуть прямо на чемодане посреди аэропорта.

— Что с тобой такое?

Марк повернулся ко мне всем телом, взгляд серых глаз затуманен сном. Все-таки спал.

Отрезаю:

— Не помню, чтобы мы переходили на «ты».

Открываю пластиковый контейнер. Ковыряю распакованной вилкой — еда действительно оставляет желать лучшего, но я заставляю себя проглотить хоть что-то.

Чувствую на себе заинтересованный взгляд Марка. И это изучение, словно под лупой, не добавляет аппетита.

— Зачем ты это ешь через силу? — наконец, спрашивает он.

— Про общество чистых тарелок слышал?

Марк смеется. Неожиданно и от души.

— Бабушка говорила, что такого едока, как я, туда бы не приняли, — отвечает. — В детстве я был ужасно привередлив в еде.

— Разве что-то изменилось? — приподнимаю бровь.

Еду Марк не тронул, хотя стюард передал коробочку и ему. Та так и стоит запечатанная на столике.

— Это не еда. Вот завтра я наведаюсь в любимую таверну, где стол ломится от еды, совсем как в гостях у бабушки. Закажу охтаподи на гриле, садзыки и питу. Но владельцу таверны, Иордаке, честно говоря, плевать на мой заказ, и он все равно притащит еще половину меню и будет глядеть глазами кота из «Шрека», умоляя отведать каждое блюдо.

Глотаю слюни. Не знаю и половины слов из его рассказа, но они даже на звук вкуснее, чем еда на борту. Рис в контейнере сухой и твердый, а кубики моркови горькие на вкус. Как нужно издеваться над морковкой, чтобы довести ее до такого состояния?