Воображала (СИ) - Тулина Светлана. Страница 17

— Ха! Ну разве что. Всё равно дурацкий, — Воображала потягивается, меняя позу. Бросает бумажный шарик. Он падает на середину стола, катится, замирает, наткнувшись на чёрный бок телефонного аппарата.

Врач следит за его движением. Спрашивает:

— Ты все ещё хочешь ему позвонить?

Воображала смотрит на Врача, глаза сужены. Врач смотрит на скатанный из бумаги шарик — его хорошо видно на фоне тёмной столешницы. Воображала снова начинает улыбаться (крупным планом лицо). Глаза очень светлые и почти зеркальные. Они отражают, но не дают заглянуть.

— Зачем? — спрашивает Воображала, продолжая улыбаться.

Звонит телефон. Резкая пронзительная трель.

*

Смена кадра

*

Секундная пауза — и трель повторяется. Чёрный телефонный аппарат крупным планом. В кадре появляется крупная мужская рука, снимает трубку. Хриплый мужской голос:

— Дежурный по отделению старший лейтенант Симоненков… Да, я, с кем имею… Да, в курсе, но пока… а… ясно. Нет, не обязательно, спасибо, что позвонили… Да, конечно, следует официально оформить… В любое удобное вам… Да, вам тоже.

Камера разворачивается, показывая дежурную часть. Сидящий за столом аквариума старлей кладёт трубку.

— Что-нибудь дельное? — спрашивавет полный мужчина с подтяжками поверх голубой форменной рубашки, косясь на телефон. Он похож на толстого ленивого кота, заподозрившего наличие под стенкой мыши, но пока ещё не уверенного, что это именно мышь. Он сидит на краю стола и обмахивается газетой. Это тот же номер, что и скатанный Воображалой.

Старлей вяло отмахивается:

— А, чушь. Конти звонил.

— Что мы ему — метеоры? Три дня прошло!

— Да нет, в том-то и дело… Михалыч, ты его оформлял?

— Ну, я…

— Радуйся — одним висяком меньше. Отзывает он свою заяву. Не было никакого похищения, отзвонилась его потеряшка.

Михалыч смотрит скептически:

— Ты уверен?

— Тебе что — больше всех надо? Отзывает — и слава богу! У тебя вон и без того с писаниной завал, шеф уже предупреждал…

— Так уверен или нет?

— Н-ну… Главное, что он сам уверен. — Старлей отводит взгляд. Отпихивает телефон. Закуривает. Михалыч смотрит на него молча.

— Это больше не наше дело, — говорит старлей наконец.

На лице Михалыча — сложная гамма чувств. Откормленный амбарный кот упустил мышь — угрызения совести борются с облегчением, природная лень — с чувством профессионального долга.

*

смена кадра

*

Крупным планом — фотография на смятом, а после разглаженном газетном листе. Разъярённый голос Воображалы:

— Всякому терпению бывает предел!..

Камера быстро отодвигается, показывая кабинет Воображалы. Сама Воображала, кипя от бешенства, стоит у стола, сжимая в охапке кучу журналов:

— Я простила им идиотский костюмчик! Я стерпела Леди Вольт — ладно, пусть! Я стерпела Метательницу Грома! Электрогерлу и Укротительницу Молний! Но это… Это уже чересчур! — она швыряет журналы на стол, — Электра!.. Черт возьми!.. Назвать меня — МЕНЯ!!! — этой древнегреческой психопаткой!!! — она бросает на груду бумаг яростный взгляд, те вспыхивают ярким бездымным пламенем, сгорая почти моментально. Воображала смотрит прямо в камеру. Говорит неожиданно спокойно:

— С этим пора кончать…

— Разрядилась? — спрашивает Врач осторожно-насмешливо, — А то под столом есть корзинка.

Воображала фыркает, рукой смахивает со стола пепел, брезгливо отряхивает испачканные пальцы. С размаху прыгает в кресло, забрасывает ноги на подлокотник, крутится, оттолкнувшись от стола носком мокасина. Сообщает гордо:

— Вчера я добила вээмэшную кафедру. Весь список! А они даже не поняли, что в их базе кто-то ковырялся! И, заметь, — ни одной леталки… Кстати, с тебя мороженка — я всё-таки поняла, как можно убрать ту хромосому у даунов… А знаешь, кто заявился сегодня с утра, пока ты благополучно дрых? Коллеги твои бывшие. Ну эти, из Академии. Знаешь, зачем? Просили меня уехать. Даже протекцию предлагали. Вплоть до вызова в Москву или Стокгольм. Не понимаю только — почему именно в Стокгольм?.. Даже денег предлагали… Дурачки!..

Она смеется почти нежно:

— Они до сих пор не понимают, что один город — только начало. Я уже и сейчас потихоньку начинаю контролировать соседние области. Ничего, тяну! Глянула медицинскую статистику — это же просто ужас! Жизни не хватит. Впрочем, насчёт жизни… её ведь и продлить можно, почему бы и нет?

— Не зацикливайся, — Врач не разделяет её энтузиазма, — мы и так тратим на здравоохранение по три дня в неделю.

— Кстати, о днях. Сегодня ведь вторник?

— Ну, вторник, — подтверждает врач неохотно, сквозь зубы. Энтузиазма в его голосе ещё меньше.

Воображала разворачивается лицом к камере, азартно-обвиняюще:

— Что ты затеял сегодня?!

Врач морщится, вздыхает покорно:

— Хорошо, пусть будет так…

— Что значит: «Пусть будет»? Какая пакость у нас намечается?

— Не вали с больной головы на здоровую! — взрывается Врач, — Если тебе так уж приспичило, чтобы я по вторникам устраивал тебе всякие неприятные сюрпризы — не мне, знаешь ли, сопротивляться!.. Но и не тебе меня обвинять!

Продолжить не успевает — в дверь впархивает Типичная Секретарша (миниюбка, жевательная резинка, макияж, полнейшая невозмутимость на фарфоровом личике):

— Там пришли двое из Кабинета Президента. Говорят — им назначено.

Воображала с интересом рассматривает Врача, не обращая внимания на секретаршу. Говорит задумчиво:

— Знаешь, рассуждая о плюсах и минусах прикладной телепатии, я всё больше склоняюсь к мысли о необходимости лично опробовать её на практике, невзирая на некоторый моральный протест…

Врач вздрагивает. Секретарша переводит на него равнодушный взгляд:

— Прикажете впустить или сказать, чтобы зашли завтра?

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Воображала играет в «страшного босса» — сидит в кресле, сгорбившись, забросив ногу на ногу и покачивая мокасином, смотрит исподлобья и нехорошо улыбается. Костюм на ней уже другой — бело-голубая тройка (пиджак на два тона темнее брюк с острыми стрелками, а жилет — на два тона темнее пиджака), оранжевая рубашка, манжеты которой на дюйм выступают из рукавов пиджака, и надвинутая на самые брови белоснежная шляпа «шериф». В левой руке она вертит судейский молоточек, описывая им полукруги, словно маятником. Огромная люстра, расположенная точно над головой врача, начинает мелко дрожать, позвякивая подвесками. Врач бросает на неё нервный взгляд, говорит с преувеличенной обидой:

— Ну и ладно! Ну и пожалуйста! Я и вообще могу уйти!..

Делает быстрый шаг назад, одновременно разворачиваясь с почти неприличной торопливостью.

Дверь захлопывается у него перед носом — с разгона он налетает на неё всем телом, замирает на секунду, распластанный, с поднятыми руками и вывернутой вбок головой, словно цыпленок табака, потом обмякает, кулаки разжимаются, опускаются плечи. Глубоко вздохнув и засунув руки в карманы, разворачивается на каблуках. На лице — смирившаяся обречённость.

— Так сказать им, чтобы обождали? — повторно спрашивает невозмутимая секретарша.

Молоточек описывает полный круг и с оглушительным треском опускается на столешницу:

— Введите! — восторженно рявкает Воображала.

Двое появляются в светлом дверном проёме практически одновременно. Два абсолютно одинаковых чёрных силуэта (в кабинете окна полуприкрыты тяжёлой шторой, а из приёмной им в спины бьет искусственный свет). На какой-то миг они выглядят пугающе безликими, нереальными, но вот равнодушная секретарша захлопывает за ними дверь и страшноватое впечатление исчезает, перед нами просто двое мужчин, совсем и не похожих друг на друга, один со стрижкой ежиком и квадратной челюстью, другой — просто лысый, полный и улыбчивый. На них добротные серые костюмы — тоже не слишком одинаковые.

— Здравствуйте, — говорит лысый, протягивая Воображале пухлую ручку, — Меня зовут Геннадий Ефремович, можно просто дядя Гена.