Уинтер-Энд - Рикардс Джон. Страница 5

— Я могу вам помочь, сэр? — без всякого выражения произносит дежурный.

— Да, я Алекс Рурк. Мне нужно увидеть шерифа Тауншенда.

Он кивает, словно именно такого ответа и ожидал, указывает на левую дверь:

— Шеф у себя в кабинете, проходите.

— Спасибо, — говорю я.

— Алекс! — произносит Дейл, как только я вхожу в кабинет.

Дейл не совсем таков, каким я вообразил его, услышав по телефону. Его хрипловатый голос заставил меня предположить, что он обзавелся бородой, — Дейл ограничился усами и брюшком, которое только-только начало у него отрастать после сорока лет богатой углеводами диеты. Волосы на макушке поредели, от глаз расходятся морщинки, щеки начали обвисать. Он стал до жути похож на своего отца.

Пару мгновений мы занимаемся тем, чем обычно занимаются люди после долгой разлуки: приглядываемся, оцениваем, вспоминаем.

— Рад нашей встрече, Дейл, — говорю я. — Давненько не виделись.

— И я рад. Хорошо выглядишь. Как доехал?

— Нормально, — отвечаю я. — Хотя от кофе не отказался бы.

Дейл уходит в комнату персонала, я сажусь.

— Появилось что-нибудь, чего нет в присланных тобой документах? — спрашиваю я, когда он возвращается с двумя чашками кофе.

Дейл качает головой:

— Нет. На каждом допросе он несет все ту же чушь, имени своего так и не назвал. Ты с чем-нибудь похожим сталкивался?

— Да, но те люди обычно раскалывались после нескольких часов допроса. В большинстве своем они просто пытались скрыть, что уже побывали под арестом и где-то хранятся отпечатки их пальцев. — Я делаю глоток черного кофе. — Обвинение ему уже предъявили?

— Ага, — отвечает Дейл, — позавчера. Судья пришил ему неуважение к суду, поскольку он отказался назвать свое имя.

— И в суде тоже?

— А он и там вел себя точно так же. Время слушания его дела пока не назначено, суд дал нам шанс выяснить, кто он такой.

Я киваю.

— Ладно, где я жить-то буду? Я мог бы закинуть туда вещички, а потом начать беседы с этим малым.

Вид у Дейла становится робкий:

— Понимаешь, я подумал, может, тебе захочется увидеть родной город, ну и снял для тебя комнату в Уинтерс-Энде, в отеле «Краухерст-Лодж», а не здесь, в Хоултоне. Туда меньше часа езды. Я и сам все еще там живу.

— Все нормально, — говорю я и допиваю кофе. — Пойдем познакомимся с твоим таинственным узником.

Сквозь зеркальное стекло я наблюдаю за тем, как двое помощников шерифа в форме вводят в комнату для допросов мужчину и усаживают его за стол. Разумеется, фотографии его я уже видел, однако понять, как на самом деле выглядит человек, по ним было почти невозможно. Взлохмаченные черные волосы. Настороженные темно-синие глаза — темные настолько, что тоже кажутся черными. Узкий нос, тонкие губы. Он на пару дюймов ниже меня, под оранжевым тюремным комбинезоном проступают крепкие мышцы. Лет ему, насколько я могу судить, примерно от двадцати пяти до тридцати. Никакой злобы к охранникам он, похоже, не питает — кивает им, когда ему указывают на стул. А потом просто сидит и смотрит в стену, точно медитирующий буддийский монах.

Когда я вхожу в эту комнату с чашкой кофе и картонной папкой в руках, он переводит взгляд на меня. Я сажусь напротив него, включаю магнитофон и представляюсь — помощник шерифа Алекс Рурк.

А затем приступаю к допросу:

— Итак, Джон… Довольно глупое имя — «Джон, родства не помнящий». Нельзя ли мне называть вас как-то иначе? Я не спрашиваю о вашем настоящем имени, хотя вы, разумеется, можете назвать и его.

Он спокойно разглядывает меня, склонив голову набок, как если бы я был подопытной мышью. Его темно-синие глаза буравят меня, точно он читает мои мысли.

— Если хотите, помощник шерифа, можете называть меня Николасом. — Он слабо улыбается. — Имя, разумеется, не подлинное.

— Ну еще бы. И вам не обязательно называть меня помощником шерифа. Мистер Рурк, Алекс — как вам удобнее. — Я раскуриваю «Мальборо», затягиваюсь, чтобы дать ему время ответить, однако он остается безмолвным и неподвижным. Его глаза все еще изучают меня. — Как вам наша тюрьма? Говорят, с тех пор, как я заглядывал в нее в последний раз, ее подремонтировали. Тогда она выглядела довольно убого.

— Мне доводилось видеть места и похуже.

Он продолжает изучать меня. Я решаю сменить тактику.

— Вам, наверное, нелегко приходится, — говорю я. — Сидеть в таком месте в полном одиночестве. Ни родных, ни знакомых, поговорить не с кем. Вы, как я понимаю, не из местных?

— Понимайте как хотите, мистер Рурк.

— Вам не хочется позвонить кому-нибудь — просто чтобы знали, что с вами все в порядке? Мало ли что они могли прочитать о вас в газетах.

Еще одна бледная улыбка.

— Я не читаю газет. По мне, они слишком непристойны. Предпочитаю что-нибудь более позитивное.

— Ну, никогда не поздно расширить свои горизонты. — Я допиваю остатки кофе из пластиковой чашки. — Вы ведь изучали историю?

— Специально не изучал.

— Однако о том, как возник Уинтерс-Энд, знаете.

— Я вижу, кто-то из подчиненных шерифа изрядно потрудился, перепечатывая записи наших с ним бесед.

Я киваю — так, точно это само собой разумеется:

— Конечно. Я не поехал бы сюда, не зная, чего мне тут ожидать.

— И чего же вы ожидали? — Николас произносит этот вопрос ровным тоном, однако делает перед последним словом короткую паузу, отчего общая интонация становится пренебрежительной.

— Я ожидал увидеть умного человека, который по непонятным причинам оставался на месте преступления, пока его не застукали там полицейские. Протяженность дорог общественного пользования составляет в нашем штате три тысячи миль, Николас, а управление шерифа располагает всего тремя патрульными машинами. И то, что Дейл застал вас там, выглядит несколько странным везением.

— Вы намекаете на то, что я нарочно его дожидался?

Он по-прежнему не отрывает от меня глаз, и я моих тоже не отвожу.

— Я ни на что не намекаю. Может быть, вам просто не повезло. А может быть, вы хотели, чтобы вас задержали и это произвело бы на кого-то нужное вам впечатление.

— Что еще вы узнали из протоколов, мистер Рурк?

— Ничего определенного, — говорю я, уходя от ответа. — Но, если вы не против, я хотел бы узнать, почему вы стояли посреди дороги над телом Анджелы Ламонд.

— Об этом я уже говорил.

— Ну да, вы ждали. Но чего?

— Вы верите в то, что именно я убил ее?

— Я именно и приехал сюда, чтобы выяснить это.

— А, ну да. И как там Бостон, мистер Рурк?

Николас чуть подается ко мне, наклонившись вперед, — это его первое и единственное движение за все время разговора, и почему-то оно внушает мне тревогу.

— Или мне следовало сказать «агент Рурк»? — продолжает он. — Скажите, почему вы ушли из ФБР?

Вопрос застает меня врасплох, но я стараюсь не подавать виду.

— Вы знаете, что я работал в ФБР? Что еще вам обо мне известно?

— Почему вы ушли, агент Рурк?

Пытаясь успокоиться, я затягиваюсь сигаретой. Успех любого допроса зависит от взаимного доверия. Подозреваемые раскрывают перед тобой душу, потому что пытаются оправдать свои поступки. И доверие — это крючок, а признание — попавшаяся на него жирная рыба.

— У меня были проблемы со здоровьем, — говорю я. — А потом человек, которого я знал по Бюро, предложил мне работу в частном секторе.

— Проблемы со здоровьем? — Николас принимает прежнюю позу. Похоже, насмешливая улыбка становится у него постоянной гримасой. Между его губами виднеется кончик чуть желтоватого резца.

— Стресс. Слишком много дел, слишком мало времени. Ну я и сорвался. — Я гашу в пепельнице окурок. — Провалялся какое-то время в больнице.

— Я полагал, что в процессе обучения Бюро готовит людей к такого рода вещам, — говорит Николас.

— Готовит. И все же сорваться может каждый.

— Это верно.

Я чувствую, что в его броне появилась трещина, в которую можно попытаться протиснуться.