Новые проделки Эмиля из Лённеберги - Линдгрен Астрид. Страница 2
Суббота, 28 июля
Как Эмиль нечаянно уронил на голову отцу блюдо с тестом для пальтов и вырезал сотого деревянного старичка
Стоило Лине уйти из кухни, как туда тихонько прокрадывался папа, чтобы спокойно выпить чашечку кофе, пока не проснулся Эмиль.
«До чего хорошо посидеть вот так одному за столом, – думал папа. – Эмиля рядом нет, на дворе поют птицы, кудахчут куры. Знай попивай кофеёк да покачивайся на стуле. Прохладные половицы под ногами, которые Лина выскребла добела…» Ты понял, что выскребла Лина? Половицы, конечно, а не папины ноги, хотя, может, их тоже не мешало бы поскрести, кто знает. Папа Эмиля ходил по утрам босиком, и не только потому, что ему так нравилось.
– Не мешает поберечь обувку, – сказал он однажды маме Эмиля, которая упорно отказывалась ходить босиком. – Если всё время топать в башмаках, как ты, придётся без конца покупать их, без конца… каждые десять лет.
– Ну и пусть, – ответила мама Эмиля, и больше об этом разговора не было.
Как уже было сказано, никто не мог разбудить Лину, пока не затрещит будильник. Но однажды утром она проснулась по другой причине. Это случилось двадцать седьмого июля, как раз в тот день, когда у Эмиля была высокая температура. Уже в четыре часа утра Лина проснулась оттого, что огромная крыса прыгнула прямо на неё. Вот ужас-то! Лина страшно закричала, вскочила с дивана и схватилась за полено, но крыса уже исчезла в норке возле двери чулана.
Услыхав про крысу, папа вышел из себя.
– Хорошенькая история, нечего сказать, – пробурчал он. – Крысы на кухне… Они ведь могут сожрать и хлеб, и шпик!
– И меня, – сказала Лина.
– И хлеб, и шпик, – повторил папа Эмиля. – Придётся на ночь пустить на кухню кошку.
Эмиль услыхал про крысу и, хотя у него ещё держалась температура, тут же стал придумывать, как бы её поймать, если не удастся пустить на кухню кошку.
В десять часов вечера двадцать седьмого июля температура у Эмиля совсем спала, и он снова был весел и бодр. В ту ночь весь Катхульт мирно спал. Папа Эмиля, мама Эмиля и маленькая Ида спали в горнице рядом с кухней, Лина – на своём диване. Альфред – в людской возле столярной. Поросята спали в свинарнике, а куры в курятнике. Коровы, лошади и овцы – на зелёных выгонах. Не спалось только кошке, тосковавшей на кухне о скотном дворе, где водилась уйма крыс. Бодрствовал и Эмиль; выбравшись из постели, он, осторожно ступая, прокрался на кухню.
– Бедняжка Монсан, тебя заперли, – сказал Эмиль, увидев у кухонной двери горящие кошачьи глаза.
– Мяу, – мяукнула в ответ Монсан.
Эмиль, любивший животных, пожалел кошку и выпустил её из кухни. Хотя он, конечно, понимал, что крысу надо изловить во что бы то ни стало. А раз кошки на кухне нет, надо придумать что-нибудь другое. Он раздобыл крысоловку, насадил на крючок кусочек вкусного шпика и поставил крысоловку возле норки у чулана. И тут же призадумался. Ведь стоит крысе высунуть из норки нос, она первым делом увидит крысоловку, заподозрит недоброе и не даст себя провести. «Пусть лучше крыса побегает спокойненько по кухне, а потом вдруг – бац, когда она меньше всего ждёт, наткнётся на крысоловку», – решил Эмиль. Он чуть было не пристроил крысоловку на голову Лине – ведь крысе нравилось туда прыгать, – но побоялся, что Лина проснётся и всё испортит. Нет, придётся поставить крысоловку куда-нибудь в другое место. Может, под кухонный стол? Крыса часто возится там в поисках упавших на пол хлебных крошек. Но ставить крысоловку туда, где сидит папа, бесполезно, – возле его стула крошками не больно-то разживёшься.
– Ой! Вот страх-то! – внезапно сказал Эмиль, застыв посреди кухни. – А вдруг крыса окажется как раз у папиного стула, не найдёт там никаких крошек и начнёт грызть вместо них папины пальцы?..
Нет уж, Эмиль позаботится о том, чтобы так не случилось. И он поставил крысоловку туда, куда обычно папа ставил ноги, а потом снова улёгся спать, очень довольный самим собой.
Проснулся он, когда на дворе уже рассвело, от громкого вопля, донёсшегося из кухни.
«Кричат от радости, – видно, крыса попалась», – подумал Эмиль. Но в следующую секунду в горницу вбежала мама. Вытащив сынишку из кровати, она зашептала ему на ухо:
– Марш в столярку, пока папа не вытащил ногу из крысоловки. А не то тебе несдобровать!
И, схватив Эмиля за руку, мама потащила его из дома. Он был в одной рубашке, так как впопыхах не успел одеться, но беспокоило его совсем другое.
– А ружейка и шапейка! – завопил Эмиль. – Я возьму их с собой!
И, схватив ружьё и кепчонку, он помчался в столярку с такой быстротой, что его рубашка заполоскалась на ветру. За все проделки Эмиля обычно сажали в столярную. Мама Эмиля заложила снаружи дверь на засов, чтобы Эмиль не мог выйти, а Эмиль закрылся на крючок изнутри, чтобы папа не мог войти, – разумно и предусмотрительно с обеих сторон. Мама Эмиля считала, что пока Эмилю не стоит встречаться с папой. Эмиль не возражал. Потому-то он так старательно запер дверь. Затем спокойно уселся на чурбан и принялся вырезать забавного деревянного старичка. Он занимался этим всякий раз, как только оказывался в столярной после очередной шалости, и успел вырезать уже девяносто семь фигурок. Старички были красиво расставлены на полке по порядку, и Эмиль радовался, глядя на них. Скоро их наверняка наберётся целая сотня. Вот когда будет настоящий праздник!
«Закачу-ка я в тот день пир в столярке, но приглашу одного Альфреда», – решил про себя Эмиль, сидя на чурбане с резаком в руке.
Издалека доносились крики отца, потом они постепенно стихли. И вдруг раздался чей-то пронзительный визг. Эмиль удивился и забеспокоился, не стряслось ли ещё чего с мамой. Но вспомнил, что сегодня собирались заколоть свинью, – видно, это она и визжала. Бедная свинья! Невесёлый выдался у неё денёк двадцать восьмого июля! Ну да кое-кому другому тоже не очень-то сегодня повезло!
К обеду Эмиля выпустили из столярной, и, когда он пришёл на кухню, навстречу ему кинулась сияющая Ида.
– А у нас на обед будут пальты, – радостно сообщила она.
Может, ты не знаешь, что такое пальты? Это большие тёмные хлебцы, начинённые салом, которые по вкусу напоминают кровяную колбасу, только они ещё вкуснее. И готовят пальты почти так же, как и кровяную колбасу, из крови и муки, с пряностями. Когда в Катхульте закалывают свинью, там всегда варят пальты.
Мама месила на столе в большом глиняном блюде кровяное тесто, а на плите кипела в чугуне вода. Скоро пальты будут готовы, да такие вкусные, что пальчики оближешь!
– Я съем восемнадцать, – похвасталась Ида, хотя была совсем крошечной худышкой, ей бы и полпальта за глаза хватило.
– Так тебе папа и позволит! – заметил Эмиль. – А где же он?
– Отдыхает, – ответила Ида.
Эмиль выглянул в окошко. И правда: надвинув на лоб свою широкополую соломенную шляпу, папа Эмиля, как всегда, разлёгся на траве. Обычно он отдыхал после обеда, но сегодня, как видно, изрядно устал. Да и как не устать, если чуть свет первым делом попадаешь в крысоловку.
Тут Эмиль увидел, что у папы только правая нога в башмаке. Сначала Эмиль решил, что папа не надел второго башмака из бережливости. Но потом Эмиль заметил окровавленную тряпицу, намотанную вокруг большого пальца на левой ноге, и сразу понял, в чём дело: у папы так сильно болел палец, что он не мог надеть второй башмак. Эмилю стало очень стыдно, и он раскаялся в своей глупой проделке с крысоловкой. Ему захотелось чем-нибудь порадовать папу. Он знал, что папа обожает свежие пальты. Эмиль схватил обеими руками глиняную миску с тестом и просунул её в окно.