Академия Полуночи (СИ) - Риа Юлия. Страница 23

— Но, магистр… — неуверенно заговорила Ллоса. — Если халцедоны действительно важны, почему к нам относятся с таким пренебрежением?

Акель Роун со вздохом качнул головой.

— Потому что многие слишком поздно понимают вашу истинную ценность.

— Сомневаюсь, что нефриты вообще способны ее понять, — буркнул сидящий сбоку от меня Морриган.

Магистр услышал его, снова усмехнулся и развел руки тыльными сторонами вверх.

— Со временем, лернат, даже тьма учится ценить свет.

До этого кольцо артиэлла скрывала лежащая поверх него ладонь. Теперь же нашим взорам открылся большой, черный, как самая беззвездная ночь, камень шерла. Черный турмалин — камень избранных. Лишь те, кто входит в Совет Ночи, имеют право носить его.

На лицах лернатов отчетливо читалась та же растерянность, что охватила меня. Получается, сильнейший из колдунов империи… на стороне халцедонов? На стороне белых халцедонов?

ГЛАВА 16

С занятия по геомантии я вышла с тяжелой головой. Слова магистра Роуна, его кольцо и тот статус, что за ним скрывается, зародили в душе неясную тревогу.

Халцедоны важны? Свет необходим?

Слишком удивительные речи, чтобы поверить им. Особенно если они звучат из уст колдуна Совета Ночи. Лангария тоже входит в этот Совет, и от нее я никогда не слышала подобного. Напротив, сколько себя помню, матушка всегда порицала слабость: как незнакомых ей ведьм и колдунов, так и мою.

Мысли затягивали, точно мокрый песок на прибрежной линии — чем дольше стоишь, тем сильнее увязаешь. Следуя за Путеводным светом, я почти не обращала внимания на коридоры и залы, через которые шла. А вот не обращать внимания на презрительные взгляды и издевательские смешки было сложнее.

Сплетня о моей дерзости распространялась стремительно, как лесной пожар. К вечеру наверняка не останется ни одного лерната, не слышавшего об отчаянной халцедоне, кинувшейся на шею нефриту. Однако я не сожалела о содеянном — попытки спасти чужое сердце стоят того, чтобы потерпеть пересуды.

Сохраняя на лице маску непоколебимого спокойствия, я дошла до зала, где проводятся занятия по темной воле. Здесь гул перешептываний наконец стих. Халцедоны не поддержали остальных лернатов. Никто из них не смеялся надо мной — напротив, многие смотрели ободряюще. А Ллоса так вообще села за соседний стол и, наклонившись, прошептала:

— Ты молодец, что рискнула! Такого колдуна даже Полуночная Матерь поцеловала бы!

И от нежданной поддержки на душе стало светлее.

Однако поблагодарить мэлу я не успела — дверь снова распахнулась, и в зал, покачивая бедрами, вплыла магистр. Высокая, с собранными на затылке черными волосами, в длинном платье смелого винного цвета, с отделкой из черного кружева.

Артиэлла Элодия Дис-Мари — так она представилась, томно протянув последнюю «и».

Звук ее голоса повлиял на юношей-халцедонов точно песнь сирены. Все они неосознанно подались вперед и завороженно уставились на артиэллу. Девушки разделились: одни преисполнились завистью к той, кого Полуночная Матерь щедро одарила как силой, так и яркой внешностью; другие наблюдали за происходящим со сдержанным любопытством.

Магистр явно знала, какой эффект производит на окружающих, и столь же явно наслаждалась им. Подведенные алым губы замерли в самодовольной полуулыбке, во взгляде серебристо-серых глаз плескалось торжество. Удивительно, но Дис-Мари даже не пыталась придать лицу приличествующее ситуации выражение — она будто сознательно дразнила нас.

Однако уже минут через десять я догадалась о причинах: на собственном примере магистр показывала, что такое темная воля и как важно умение сохранять главенство разума над эмоциями. Все халцедоны, попавшие в ловушку желаний или зависти, проиграли собственной природе. Утратили контроль. И сейчас, захоти Дис-Мари это сделать, она бы подавила их волю своей.

Забавно, но кроме коварства я видела в происходящем определенную иронию. Магистр говорила о сдержанности, о хладнокровии, которым должны обладать дети Лунной империи, о беспристрастности. И одновременно продолжала затягивать халцедонов в свои сети.

А еще через пятнадцать минут Дис-Мари резко стянула раскинутые нити и подавила чужую волю. Тут же в просторном зале раздалось кудахтанье, блеянье и звонкий лай — лернаты, оказавшиеся во власти нефриты, старательно выполняли любые ее команды.

Ллоса взвизгнула, когда сидящий по левую сторону от нее Морриган вдруг вообразил себя пауком и, широко расставив руки, с грохотом прижался грудью к столу. Киган — русоволосый парень с большими серо-голубыми глазами — явно считал, что он жаба, и сейчас стремительно скакал к выходу. Айлора — сильнейшая ведьма из халцедонов первого года — пугающе щелкала зубами и со стеклянным взглядом вертела головой.

Происходящее больше не казалось забавным. Вжавшись в спинку стула, я с ужасом смотрела на утративших волю лернатов. Переводила взгляд с одного лица на другое и не видела в них даже проблеска разума.

Хлопок в ладоши самым невозможным образом прозвучал громче царящего в зале гомона. А следом все помещение объяла тишина. Халцедоны замерли. Почти все в странных позах, которые они успели принять, пока считали себя животными. Многие тяжело дышали. В глазах каждого — страх.

— Видите, лернаты, что бывает, если утратить контроль над эмоциями? — нежно, почти ласково произнесла Дис-Мари. — Поддаваясь чувствам, вы оставляете открытыми врата в ваш разум. И захватить его становится очень просто. Особенно если речь о сэлах или мэлах.

— П-почему? — выдохнул Морриган, потирая ушибленную грудь.

— Артиэллов с детства учат разделять мысли и чувства. Проникнуть в их разум, захватить их волю — сложнее. Но и среди менее высокородных встречаются колдуны и ведьмы, кому повезло родиться с крепким сознанием. Их разум интуитивно защищает себя от чужого вторжения. Среди вас стойких халцедонов оказалось всего пятеро. Что ж, а теперь, раз уж мне удалось завладеть вашим вниманием, — алые губы сильнее растянулись в улыбке, — предлагаю вернуться к занятию.

Едва над академией вновь пронесся колокольный звон, почти все халцедоны тут же хлынули в коридор. Кого-то гнал страх, но большинство — стыд. Щеки и уши у таких лернатов алели, словно зрелые ягоды волчника. Столкнувшись с Ллосой у выхода, мы обменялись понимающими улыбками и присоединились к общему потоку. Шли рядом. Ллоса косилась на пунцового Кигана и жевала губы, явно стараясь не смеяться над бедолагой. Глядя на них, я и сама улыбалась. Не насмешливо, нет. Скорее, мне просто нравилось видеть настоящие, не выверенные или отточенные до совершенства эмоции.

Порог трапезной я переступила, продолжая улыбаться. Следом за Ллосой и Киганом получила порцию ужина и уже хотела было зашагать к стоящему в отдалении столу, когда заметила вошедшего Хэйдена. Как и всегда, невозмутимого, с бесстрастным выражением лица. Неприступного.

— Пока ты смотришь на него, та бешеная сапфира смотрит на тебя, — прошептала Ллоса.

Повернувшись в указанную мэлой сторону, я встретилась взглядом с Ламией. И внезапно даже для самой себя вновь улыбнулась. Подумалось, что Ллоса подобрала идеальное слово для описания артиэллы. Та же, заметив мою улыбку, зло прищурилась.

— Если она скривится еще сильнее, точно подавится, — усмехнулась Ллоса и, сделав два шага к столу, за которым уже сидели Киган и Морриган, обернулась. — Пошли, Илэйн. Хватит тебе есть в одиночестве. И не переживай насчет манер мэлов — с одной вилкой крайне сложно оплошать в этом вопросе.

Я колебалась лишь мгновение, потом уверенно последовала за Ллосой.

Есть в компании мэлов оказалось неожиданно весело. Киган болтал почти без умолку, активно жестикулируя вилкой. Ллоса одергивала его, требовала следить за манерами в присутствии сэлы и выразительно косилась взглядом на надкушенную лернатом картошку, насаженную на острые зубцы.

Киган честно старался сдерживаться… минуту или две. Потом проигрывал собственному темпераменту и вновь принимался размахивать руками. Получал за это тычок под ребра обратной стороной вилки. Вскрикивал, начинал громко возмущаться воспитательными методами Ллосы, вспоминал обо мне, добавлял спешно: «Мое почтение» — и продолжал недовольно фырчать.