Академия Полуночи (СИ) - Риа Юлия. Страница 42

В коридорах было пусто. Я шла, не беспокоясь, что меня могут заметить, и потому не прятала эмоций: хмурилась, кусала губы и все пыталась найти решение. А если поговорить с кэллером? Кажется, он лоялен к роду Шантар. Но тогда остается вопрос: согласится ли упертая горгулья выдать книгу хранителю артефактов?

Мысли затянули настолько, что, погрузившись в них, я едва смотрела под ноги. Когда впереди вытянулся темный зев перехода, я не успела среагировать и по инерции сделала еще один шаг. В переход.

Чувство падения, щекотка по коже, мурашки — эмоции пронеслись вихрем и тут же схлынули, едва я ступила на устланный деревом пол. Я быстро огляделась. Отметила стол на резных ножках, стул перед ним, шкаф со стеклянными дверцами, сквозь которые виднелись книги и свитки; вытянутый комод, карту Лунной империи над ним, два кресла и небольшой диван в центре, круглый столик между ними… и сидящего в одном из кресел Ардена Шантара.

Без сомнения, я оказалась в гостиной его покоев. И от осознания этого все внутри меня заледенело.

— Для сэлы дерзость — находиться в комнатах артиэлла… наедине, — добавила я тише, ловя на себе колючий взгляд.

— С Морроу тебя это не остановило, — слова сорвались с чужих губ, словно ядовитые капли. Я даже невольно глянула вниз, желая убедиться, что темно-синий ковер не задымился и не расползся огромными дырами. После чего вновь посмотрела на Ардена.

Океан его глаз застыл, точно подернутый льдом. И кажется, я впервые видела, чтобы холод настолько глубоко выморозил бездонные воды. В груди шевельнулось неосознанное желание объясниться, успокоить, вернуть стылой поверхности привычную рябь… Но я знала, что не имею права поддаваться слабости.

— Ты избегала меня, — в голосе Шантара тот же холод, что и во взгляде. На губах — яд. — Почти два месяца ты избегала меня… и все это время ты была с Морроу. Скажи, — колдун поднялся, и мне стоило огромных усилий не отступить, — неужели ты совсем не чувствуешь?

Он приближался медленно, плавно, но вместе с тем — неотвратимо. Вокруг его тела змеился ощутимый флер опасности.

— Неужели не чувствуешь этой разрастающейся пустоты? Неужели вот тут, — мне на грудь, ровно над солнечным сплетением, опустилась ладонь, — не болит?

Я попыталась разорвать бесстыдное прикосновение, но Шантар не позволил. Прижал руку еще сильнее, а свободной обхватил меня поперек спины, не давая вывернуться.

— Как ты спишь по ночам, Илэйн? Видишь ли те же разрывающие душу сны, что и я? Просыпаешься ли от тянущей боли? Вот тут, — повторил он, сильнее надавливая мне на грудь. — Или рядом с Морроу тебе спится спокойно?

— Я…

Я не могла сказать, что между мной и Хэйденом ничего нет. Не могла разрушить нашу общую легенду, что защитила меня. А значит, не могла унять огонь в душе Ардена.

— Почему он, Илэйн? — выдохнул он с отчаянием. — Почему не я?

— Вы помолвлены, артиэлл, — произнесла я тихо и попыталась выскользнуть.

На этот раз Арден меня отпустил. Смотрел при этом хмуро, но вместе с тем растерянно. Дед, сковавший глубокие воды, затрещал.

— Все дело лишь в этом?

— Лишь? Артиэлл, у вас есть невеста! И она, уверена, достойная ведьма, которая вас любит!

Арден хмыкнул.

— Поверь: такие, как она, не способны на любовь. Она из рода, где о чувствах не принято говорить, их не принято показывать. И кажется, с годами… с поколениями… они разучились их испытывать.

— Что? — я моргнула.

Нет же! Мойра умеет чувствовать! Я помню отчаяние в ее голосе, помню, с какой надеждой она цеплялась за китель Шантара, как обещала пойти на невозможное для наследницы Мак-Моров — заблокировать на время собственную силу.

— К тому же, — продолжил Арден, — мне не хочется повторить судьбу Эварика.

Эварик? Наш с Мойрой отец? Но при чем здесь он? Он ведь погиб во время неудачного эксперимента, пытаясь создать новое проклятие… Или все же нет?

ГЛАВА 29

Я обеспокоенно нахмурилась.

— Какую судьбу?

— Неважно, — Арден тряхнул головой, и упрямая прядь тут же упала на лоб.

Я задержалась на ней взглядом. Кончики пальцев закололо от желания дотронуться; сердце забилось быстрее. Почему мне так хочется прикоснуться? Почему что-то во мне замирает в ожидании и надежде? Не знаю.

Возможно, мне просто нравятся непослушные волосы Ардена, а возможно, это отголоски нашей утраченной связи. Как навязчивые идеи, как опасные импульсы, что рождают в душе искушение и желание большего. И если даже отголоски — слабые тени — способны заставить мое сердце заходиться взволнованным ритмом, то что бы со мной сотворил полный откат?

— Да сделай ты уже это, — устало вздохнул Арден.

В один шаг сократил разделяющее нас расстояние, схватил меня за запястье и силой заставил коснуться его волос. Мы оба замерли.

Я знала, что нужно отдернуть руку. Знала, но почему-то не спешила этого делать. Шевельнув пальцами, я ощутила густые жесткие пряди, коснулась выбившейся на лоб и аккуратно ее поправила. Поддаваясь порыву, провела ладонью по голове.

Арден закрыл глаза. Казалось, он даже не дышал, опасаясь меня вспугнуть. Лишенная его пристального внимания, я осмелела. Мягко зарылась пятерней в обсидианово-черные волосы и пропустила их между пальцами, наслаждаясь ощущением. Но уже через мгновение отняла руку. Не следует поддаваться этой слабости. Нам обоим не следует.

Арден не остановил меня, даже не шевельнулся. Но сожаление, отчетливо проступившее на его лице, отозвалось во мне тянущей болью. Так не должно быть! Он не должен страдать из-за разрыва наших нитей! И уж тем более не должен нести груз отката в одиночку. Я обязана провести ритуал.

Что бы ни защитило меня — изменение природы моей силы или расположение звезд, — неважно. Я не останусь в стороне, притворяясь, будто непричастна.

Я открыла рот, собираясь поделиться узнанным от Лей-Торы, однако Арден заговорил первым.

— Мойра Мак-Мора, — выдохнул он глухо. — Вот кто моя невеста. Ты видела ее… тогда, у трапезной.

Я кивнула.

— Красивая.

— Да, красивая. А еще сильная, с безупречными манерами, из древнего рода — на первый взгляд идеальная… Но только на первый взгляд, — его губы искривились в усмешке. — Едва отец сообщил, что род выбрал ее мне в невесты, я начал наводить справки. Все же интересно, с кем предстоит связать судьбу. Мак-Моры — один из древнейших ведьминых домов. Его женщины зачастую брали в мужья более слабых колдунов, чтобы обеспечить рождение дочерей. Сильных дочерей, наследующих материнскую кровь. Ничего особенного, — он пожал плечами. — Но только Шантары — нефриты. И наша тьма не уступает их. Напротив, в чем-то даже превосходит. Так зачем бы ведьминому дому отдавать наследницу за того, кто подарит ей лишь сыновей?

Я нахмурилась, не сводя с него внимательного взгляда.

— Мойре прочат место в Совете Ночи, — продолжил Арден. — Но позиции Мак-Моров пошатнулись. Все началось с младшей дочери, чье тело оказалось слишком слабым для щедрого дара Полуночной Матери.

— Но ведь щедрый дар — это хорошо…

— Только если его носитель достаточно крепок. К той дочери никого не допускают, и остается лишь гадать: тьма ее так подкосила или она родилась немощной? Но главная проблема не в ней. Гораздо более сильный удар по роду Мак-Мора нанес Эварик, решив покинуть его десять лет назад…

Слова Ардена отозвались в моей груди ноющей болью.

Отец ушел из-за меня. Из-за моей слабости. Ригге как-то сказала, что Полуночная Матерь не наградила Эварика тьмой, но щедро одарила тщеславием. Мойрой отец гордился, светился так, будто это его собственная тьма оказалась столь упоительно мощной. Я же стала его позором. После проявления отец ни разу не взглянул меня, морщился, стоило ему заслышать мой голос, и гнал прочь. А всего через несколько месяцев ушел сам.

— Где-то спустя полгода он погиб, — продолжил Арден, не догадываясь о тяжелых мыслях, захлестнувших меня гигантской волной. — Тогда решили, что он не справился с новым проклятием, над которым, по слухам, работал. Но тебе не кажется это странным? Изумруд, способный создать мощное, не оставляющее следов проклятие? На его теле нашли лишь черную вязь у горла. Никакого шлейфа, никаких реакций на артефактах… Не верю, что он погиб случайно! Скорее уж Мак-Моры избавились от неугодного. Род должен оставаться целостным, особенно древний. Уверен, Эварику не простили отступничества.