Академия Полуночи (СИ) - Риа Юлия. Страница 65

Когда Торн выкрикнул последнее слово, каждый символ вспыхнул злым красным светом. Пламя свечей взвилось вверх, а лунный свет, казалось, пронзил меня насквозь. И в этой агонии голос Дис-Роны прозвучал особенно громко:

— Настал твой черед, наследник севера. Докажи, что отродье светлых действительно отравило твое сердце и ослепило разум. Закончи обряд изгнания сути, и ты будешь оправдан.

Вместе с последним звуком из толпы лернатов вышел Хэйден. Не глядя на меня, приблизился к Дис-Роне и принял из ее рук блеснувший холодным светом стилет. Потом повернулся ко мне. Зеленые глаза смотрели враждебно, губы искривились в презрении. И что-то внутри меня оборвалось.

Звезды не ошиблись — Хэйден Морроубран действительно станет моей погибелью.

ГЛАВА 44

Магистр Кейн появился неожиданно. Уверенно двигаясь сквозь расступающуюся перед ним толпу, он приблизился к Дис-Роне, наклонился к ее уху и что-то зашептал. Та слушала, хмурясь и недовольно поджимая губы, а едва Кейн договорил, кивнула, шагнула вперед и обвела взглядом присутствующих.

— Лернаты, — голос ее звенел, — Полуночная Матерь посылает нам одно испытание за другим! Сегодня оборвалась нить жизни Алиры Мак-Фордин.

Толпа зашепталась, зашумела, словно ночной лес. Недовольный ропот, догадки и посылаемые на мою голову проклятия звучали все отчетливее. Но стоило Дис-Роне поднять руку, призывая к порядку, как все замолчали.

— Светлые несут зло. Они опасны. Посмотрите: даже будучи скованной, это создание, — жест в мою сторону, — попыталось подорвать крепость нашего духа, убив главу академии. Но тьма сильна! И сила ее в нашем единстве. Сегодня мы в очередной раз докажем превосходство тьмы над светом: уничтожим чуждое дитя и тот род, что сохранил ему жизнь. Запомните эту ночь, лернаты. Ощутите всю тяжесть проступка одного из домов Лунной империи. За их слабость достойнейшей из нас пришлось заплатить жизнью. Теперь ответственность ляжет на весь род, и каждый из его членов понесет заслуженную кару. Хэйден, — Дис-Рона повернулась к северянину, — прошу, начинай.

Он кивнул. Спокойно и сдержанно, будто не испытывая даже тени сомнений. Скользнул по моему лицу безразличным взглядом и решительно полоснул стилетом по дорогой ткани. Плащ жалобно затрещал, расползаясь под лезвием. Платье поддалось тихо, почти неслышно. Распоров рукав едва ли не до плеча, Хэйден развел обрывки ткани и подставил мою оголенную руку холодному свету луны.

Я отвернулась. Закусила губу, когда кожу обожгло болью, и оглядела толпу лернатов. Мне казалось, все они будут ликовать, наблюдая за моей смертью. Но я ошиблась.

Халцедоны смотрели со смесью жалости и страха. Айлора и Наэния выглядели потрясенными, словно обе до сих пор не могли поверить, что провели почти три луны рядом со светлой. Бриар растерянно хлопал глазами. Стоящий за его спиной выпускник смотрел хмуро и обеспокоенно. Девушка рядом с ним — с сочувствием. Ни один из халцедонов не злорадствовал. Даже сейчас они видели во мне не врага, не чуждую ведьму, а одну из своих. И понимание этого разлилось по сердцу теплом.

Найдя взглядом троицу мэлов, я грустно улыбнулась. Ллоса прижималась к Кигану и украдкой терла глаза. Морриган, как всегда, держался спокойно, но я видела замершее в чертах его лица сожаление. Надеюсь только, что сожалеет он не о нашей дружбе. Сама я не жалела ни о секунде, проведенной в компании шумной троицы. Они показали мне, насколько искренними могут быть эмоции, научили не бояться проявления чувств и подарили шанс узнать, каково это — иметь друзей.

Встретившись со мной взглядом, Киган медленно кивнул и прижал кулак к сердцу. Морриган повторил его действие. А следом за ним и Ллоса, по румяным щекам которой все же побежали слезы.

Я закрыла глаза, боясь, что эмоции меня выдадут. Что кто-нибудь заметит их и посмотрит на мэлов, слишком опрометчиво показывающих свои чувства: верность, преданность дружбе и молчаливое обещание помнить. Не размыкая век, я принесла ответную клятву. Если хоть частица меня сумеет спастись, она сохранит в себе их образ. И возможно, когда-нибудь в других воплощениях мы встретимся вновь.

Взяв себя в руки, я снова окинула взглядом толпу.

Изумруды казались настороженными. Они словно хотели и одновременно опасались торжествовать. Словно что-то сдерживало их от проявления той неприкрытой злой радости, что отчетливо читалась на лицах сапфиров. Ламия, стоя в первом ряду, глядела особенно довольно. Не сомневаюсь, в фантазиях она уже примерила на себя статус избранницы севера.

Мысль о том, что у Хэйдена будет другая избранница, что другая станет его судьбой, переплетет с ним нити в полотне Полуночной Матери, кольнула сердце сожалением. Расставаться с мечтой, успевшей пустить корни в душе, было больно. И все же я не жалею, что рискнула. За время, проведенное с Хэйденом, я испытала больше счастья, чем за все неполные восемнадцать лет жизни.

С Ламии взгляд скользнул дальше — на нефритов. Они держались спокойно, наблюдая за происходящим с отстраненной невозмутимостью. На их лицах не читалось ни ярого одобрения, ни несогласия: для них все закономерно, всего лишь следование правилам. И отчасти такое спокойствие пугало больше злорадства сапфиров.

Мойра смотрела с тем же безразличием, что и остальные нефриты. Еще бы! Тайна рода Мак-Мора останется тайной, а все прочее сестру мало волнует. Но я не задержалась на ней взглядом — мое внимание привлек Арден. Все такой же измотанный внешне, он держался иначе. И смотрел по-другому: с такой прорвой вины и боли, что не оставалось сомнений — Хэйден избавил его от одержимости. Однако воспоминания о пережитом и содеянном, судя по всему, никуда не исчезли. Они осели невидимым грузом на плечах, отпечатались тенью сожалений во взгляде.

Когда мне на руку полилось что-то вязкое, отчего кровь, казалось, вспенилась, Арден дернулся, будто хотел кинуться к алтарю. Но Мойра удержала его за руку, молчаливо напоминая о долге. Все верно: не смеет наследник Шантаров проявлять сочувствие к светлой. Ответственность перед родом давит на каждого из нас. Сковывает по рукам и ногам невидимыми путами, скинуть которые невозможно — лишь передать дальше вместе с именем.

Я не хотела думать о мотивах Ардена, не хотела пытаться понять, чем вызван этот порыв: оставшимися чувствами или виной, что из-за его одержимости мне пришлось раскрыться. Я устала думать и анализировать. Устала просчитывать каждый шаг. Устала переживать обо всех, с кем меня свела Полуночная Матерь. Я и так слишком долго это делала.

— Безродна, — громко вынес вердикт Кейн, и по толпе лернатов прокатилась новая волна шепотков.

— Невозможно! — отрезала Дис-Рона. — Один из домов породил это создание, и он должен понести ответственность за смерть Алиры!

— Ее кровь молчит, — возразил Кейн. — Возможно, перед тем как попасться, она успела сотворить с собой что-то. Артефакты ведь засекли второй всплеск.

Я вспомнила, как, пытаясь оторваться от горгулий и одновременно удержать контроль над Сельвой, влила в нее больше света.

— Мы должны выяснить, — не сдавалась Иштар.

— Можно попробовать провести ритуал-воззвание к основателю рода, — предложил Торн.

— Она нужна для этого живой?

— Нет, хватит и тела.

— Тогда завершайте обряд, лернат, — Дис-Рона посмотрела на Хэйдена.

Тот снова молча кивнул.

Я поймала его взгляд, чужой и холодный, и мысленно взмолилась не дать магистрам совершить задуманное. Хэйден должен понимать мое стремление защитить род — последнее желание, единственное, которое у меня осталось. Вся моя суть тянулась к колдуну, доверчиво жалась, касалась его тьмы светом и вновь, как много раз прежде, находила в ней спасение.

Аларис Торн начал произносить слова заклинания. Кейн и Дис-Рона отступили, выходя из очерченного круга, и мы с Хэйденом остались в лунном свете вдвоем. Я не смотрела на стилет, зажатый в крепких пальцах. И по сторонам больше не глядела. Все внимание, словно «ведьминым лассо», приковало к лицу Хэйдена. Я надеялась заметить хоть тень истинных эмоций за маской холодной сдержанности, увидеть отголоски тех чувств, что мы испытывали друг к другу. В последний раз. Однако северные горы укрылись плотной колючей метелью, за которой не видно ни земли, ни неба. Я не смогла пробиться сквозь нее. Но и отречься от него оказалась не в силах. Даже когда стилет вонзился мне в грудь, я не отвернулась — до самого конца, пока тьма забвения не забрала меня с собой, я смотрела в глаза Хэйдена Морроубрана. В глаза моего убийцы, которого я любила.