Глориана (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXV) - Никольсен Боргус. Страница 23
До самого последнего дня рабочие не верили, что администрация обратится к военной силе.
Толпа слушала оратора. Он убеждал не сдаваться и бороться до самой последней возможности. Это был, очевидно, человек, потерявший все в жизни. Он горел ненавистью и заражал ею. Джек почувствовал, что у него по коже пробегают искры… Искры падали прямо в сердце и зажигали и его. И не успел этот оратор кончить, как Джек крикнул, неожиданно для самого себя:
— Товарищи! Никаких уступок! Стачка продолжается!
Начался общий шум, и председатель митинга тщетно старался восстановить порядок. Кое-кто пытался протестовать против стачки… Джек слышал чьи-то слова:
— Нечего есть! Дети умирают! До каких пор терпеть? Что нам дал юнион? Что сделал для нас забастовочный комитет? Где деньги, где продукты?
— Мы подохнем и с забастовкой и без забастовки! Один конец!
— Нас завтра же всех перестреляют!
Джек опять возопил:
— Товарищи! Держитесь крепче! Деньги у вас будут! Продукты будут!
— Откуда их взять? Чего он там врет! Кто это там болтает?
Джек видел, что настроение падало, и ненависть, зажженная было оратором, ослабевала. Он пришел в азарт.
— Это я вам говорю! Деньги будут! Они уже есть!
— Да вы кто такой?
— Это провокатор! Не слушайте его!
Провокатор? Это было уже слишком! Джек не ожидал такого афронта. Он им покажет провокатора!
Деньги — остаток сокровищ Дайтон-Охайо — остаток еще чрезвычайно солидный, был у Джека под руками, за пазухой и в карманах. Он не доверял теперь чемоданам! Джек привык действовать по вдохновению. Мгновение — и он швырнул бы все эти деньги, суммы, которых он даже не знал в точности, несчастной, замученной голодом и отчаянием толпе. Но что-то остановило его от этого театрального жеста. Джек вытащил только одну пачку кредиток и показал ее:
— Вот!
Толпа загудела:
— В комитет! Передать деньги в комитет!
Джек обрадовался. Ему подсказывали самый разумный выход. Дисциплинированная толпа рабочих, привыкшая к определенной общественной закономерности, сама отказывалась от шального швыряния деньгами. Кругом него раздавались голоса:
— В кооперативе все равно ничего не дадут и за деньги! Там выдают только по жестянкам!
— Купим в другом месте!
— Не выпустят!
Правильное течение собрания было нарушено. Возбужденная толпа долго не могла ни на чем остановиться. Джека окружили, расспрашивали, откуда он. Джек сначала говорил, что он агент «Христианского общества помощи забастовщикам» в Иллинойсе (он тут же придумал это общество). Но когда кто-то из рабочих, уроженец Иллинойса, заметил, что ничего подобного там нет и не бывало, Джек тогда поправился: «Я хотел сказать, из Сан-Франциско! Я просто обмолвился!..» В конце концов Джек решил, что самое лучшее — не вдаваться ни в какие рассуждения, а просто действовать. Он разыскал забастовочный комитет, который заседал в соседнем помещении, вызвал главу комитета, товарища Дика Бертона, и заявил, что хочет передать ему деньги.
Дик Бертон с американской деловитостью, также не вдаваясь в лишние разговоры, принял пачки кредиток и банкнот и тут же пересчитал их.
— Сорок тысяч. Это хорошо! Спасибо, товарищ!
И сунул их за пазуху. Джек был разочарован. Он воображал, что денег у него больше. Он проклинал жуликов, ограбивших его вчера у Лиззи. Как пригодились бы теперь все тогдашние деньги. Но и это было неплохо. И эти деньги давали возможность рабочим просуществовать довольно много времени, выдерживая забастовку.
Дик Бертон поднялся на стол среди собрания и крикнул:
— Товарищи, ура! У нас есть деньги! Долой капитал! Долой эксплуататоров! Забастовка продолжается!
Поднялся страшный шум. Джек торжествовал. Он выкрикивал, что было сил, разные революционные лозунги, даже сам не зная, откуда они пришли к нему на ум.
Вдруг из толпы выделился какой-то невзрачный человечек в серой пиджачной паре и в котелке. Он спокойно подошел к Дику Бертону и промолвил:
— Я вас арестую именем закона! Передайте мне полученные вами деньги!
Это был шериф. Джек недоумевающе таращил глаза. Он никак не ожидал, чтобы произошло такое свинство! Какие мерзавцы эти шерифы!
Как из-под земли выросли полисмены и арестовали Дика. У несчастного и руки опустились. Началась общая паника. Рабочие стали разбегаться. Но это удалось не всем: у выходов стояли солдаты.
Джек крепко сжал Глориану… Он пылал негодованием!
— Я закрываю собрание! — визгливо прокричал шериф.
Джек вскочил на стол:
— А я снова открываю собрание! — заорал он во всю силу своих юных легких. — Товарищи! Много есть на свете всякой пакости, но всего омерзительнее разные полисмены и шерифы. Это такие негодяи…
— Я арестую вас! — завизжал шериф.
Полисмены кинулись к Джеку. Глориана была моментально нацеплена, и Джек исчез. Но не прошло и минуты, как на другом конце комнаты опять раздался задорный юношеский голос, и выросла на другом столе фигура Джека.
— Долой полицию! К черту шерифа!
Полисмены, уцепившиеся за стол, на котором только что стоял молодой человек, никак не могли с этим столом расстаться. А Джек громил правительство, поносил армию. Шериф уже не визжал, а хрипел.
Полисмены, наконец, поняли, что арестовать пустой стол нет никакого смысла и кинулись к живому Джеку. Джек разрешил себе удовольствие пустить в них стулом и исчез. Но не прошло и двух секунд, как Джек появился опять на первом столе и крикнул шерифу:
— Какой маленький человечек! Но какой скверный!
Полисмены крепко держали на другом конце конторы пустой стол. Шериф был близок к умопомешательству, а Джек громил правительство и поносил шерифа.
В контору входили солдаты. Джек надел Глориану, соскочил со стола и наградил шерифа хорошим подзатыльником, промолвив:
— Нью-Йоркский бокс тоже недурен!..
Шериф был с портфелем. Джек это отлично заметил. Конфискованные у Дика Бертона деньги он, очевидно, положил в этот портфель.
Дика куда-то увели. Туда же, несомненно, увели бы с величайшим удовольствием и Джека, если бы у него не было Глорианы. Но Джек был свободен, как птица небесная, и неотступно следовал по пятам за шерифом. И когда тот стал садиться в автомобиль, невидимый Джек оттолкнул его, выхватил портфель и побежал…
Раздались револьверные выстрелы, крики. Полисмены и солдаты побежали в разные стороны. Джек схватил комок грязи и швырнул в автомобиль, где сидел на мягких подушках его новый враг, шериф. Редко когда Джек испытывал большее удовлетворение, чем в ту минуту, когда влажный шлепок возвестил ему, что выстрел попал в цель.
Торжествующий, гордый, но, к сожалению, очень голодный, Джек забрался в сарай, где спали солдаты, и улегся на сене. Было темно, и он не мог убедиться, что заключалось в похищенном портфеле.
Его разбудили звуки сигнального солдатского рожка. Играли зорю. Джек вскочил на ноги и прежде всего исследовал портфель…
Денег не было! Были какие-то бумажонки, и Джек с негодованием их выкинул. Стоило после этого возиться с портфелем. Но куда же шериф девал деньги?.. Неужели они так-таки и пропали?
Немного обескураженный этой неудачей, Джек побрел по поселку. Утром, при солнечном свете, селение выглядело ничуть не веселее, чем накануне. Яркий свет лишь подчеркивал и беспощадно обнаруживал всю нищету этого злополучного места. Желая познакомиться с бытом и обстановкой жителей, Джек под разными предлогами заходил туда и сюда и почти везде встречал одну и ту же печальную картину: холодный очаг, скудная меблировка, худые, почти сплошь больные дети, раздраженная, плачущая хозяйка. Забастовка доконала всех.
— Вот, видите, едим картофельную шелуху! — сказала Джеку в одном доме жена рабочего.
— Ничего! — утешал ее Джек. — Держитесь крепче! Дело наладится!
Она рассердилась, обозвала Джека смутьяном, который только зря баламутит рабочих, и высказала предположение, не член ли он какой-то лиги, которая якобы и затеяла забастовку. И в конце концов стала так сильно ругать Джека, что тот пожал плечами и ушел. Что ж было делать с явно обезумевшей от отчаяния женщиной? А ведь большинство из них были именно в таком настроении и, конечно, влияли на мужей самым деморализующим образом.