Зеркало грядущего (СИ) - Савин Влад. Страница 82

Все началось днем 11 ноября, с взрыва бомбы на площади у вокзала. Шесть погибших и девятнадцать раненых - и эти люди вовсе не были ни коммунистами, ни капиталистами, ни военными - а мирными обывателями, по несчастью оказавшимися там. Уже в три часа пополудни в Марсель вошли войска, "для наведения порядка", радостно встреченные "спонтанно образовавшимися" отрядами так называемой "патриотической милиции". То же самое было в Лионе, Ницце, Гренобле, Тулоне, Арле - во всех городах Юго-Востока Франции. Напомню читателям, что девять лет назад это была советская оккупационная зона - оставим на совести таких как Фаньер, утверждения что русские, уходя, оставили тут свою подпольную сеть, подобную немецкому "вервольфу". На мой личный взгляд, в этом не было нужды, поскольку большинство департаментов там так и остались "красными" - где коммунисты играли решающую роль, в том числе и в структурах местной власти. ФКП, равно как и лояльные ей профсоюзные, молодежные, спортивные организации действовали там совершенно открыто, а вовсе не в подполье. И считалось, что центром коммунистов Юго-востока был Марсель - оттого ему выпало то, чего не удостоился ни один другой город. Если в Лион или Ниццу "защищать жителей от коммунизма" входили французские солдаты, то в Марсель была введена марокканская колониальная дивизия, двадцать тысяч полудиких "гумьеров". Тех самых, кто еще при Освобождении были замечены в массовых убийствах и грабежах всех, кто был сочтен "коллаборционистом" - теперь они были заранее переброшены в Метрополию, "защищать закон и порядок". О том, как они это делали, жители Марселя долго еще будут вспоминать с содроганием. Как сказал мне один знакомый, переживший этот ужас - нас пугали нашествием диких орд с востока, теперь решили показать это наглядно, напустив собственную дикую орду.

Марсель был словно оккупирован чужой армией. Оккупанты хватали людей, по заранее заготовленным спискам, как было при немцах, стадион был превращен в концлагерь. Все мои свидетели утверждают, что коммунисты начали стрелять лишь в ответ - у ФКП были и вооруженные отряды, да и полиция Марселя частью встала в их защиту. Марокканцы были мародерами, убийцами, насильниками - но плохими солдатами. Тогда им на помощь пришла американская морская пехота. "Вашингтон пост" утверждает, что морпехи США лишь охраняли в Марселе важные объекты - в целом, верно, янки предпочитали самим не мараться, если для того есть местные дикари. Однако в числе охраняемых объектов был и упомянутый мной концлагерь, названный "временным местом содержания интернированных" - местом, где людей держали под открытым небом, мужчин и женщин, стариков и детей, не оказывая им никакой медицинской помощи и даже почти не давая пищи и воды (считалось, что у них есть свои запасы - у тех, кого схватили на улице, или вытащили из дома, даже не дав одеться). Также, американцы, с бронетехникой и артиллерией, выступали в роли штурмовых групп там, где коммунисты успевали занять оборону, оказавшуюся гумьерам не по зубам. Все же в первые сутки соблюдался хоть какой-то порядок - насколько это можно применить к порядку в нацистском концлагере. Настоящий кошмар настал после.

12 ноября в Париже Де Голль, выживший при покушении, арестовал так называемый "Комитет национального спасения". Затем он выступил по радио - а сразу после него та же радиостанция, что накануне передала воззвание вышеназванного комитета, вышла в эфир с обращением от троих (из четверых) его членов, во имя блага Франции, подчиняться законным приказам Президента. Не ясно, что делал в это время генерал Зеллер, на следующий день оказавшийся в консульстве США с просьбой о политическом убежище. Но марокканские псы, более не сдерживаемые ничем, сорвались с цепи - было ли это последним приказом Зеллера, или вырвалась наружу их дикая африканская суть, неизвестно.

Как известно, Марокко - колония Франции. Однако те, кто там шли наниматься на французскую военную службу, вовсе не считали Францию своей родиной. Они шли туда, как наемники, или же потому что ничего не умели иного, кроме как воевать, подавляющее большинство этих туземцев были неграмотны и по-французски понимали лишь уставные команды. И если не сами они, то их отцы и деды вероятно, убивали французов в Риффской войне тридцать лет назад - или помнили, что их родные были убиты французами, а их деревни сожжены. В любом случае, они не считали французов соотечественниками - зато имели жестокие традиции, вроде отрезания ушей и носов у врагов, мертвых, и даже еще у живых, перед тем как убить. Также в их обычае было - что женщины побежденных считаются законной добычей победителей - "а жизнь воина трудна и опасна, и оттого не следует упускать даже каплю меда, что посылает Аллах".

Впрочем, я думаю, в Риме еще хорошо помнят недавний процесс над Идрисом и его шайкой? (прим.авт. - см. Рубежи свободы). Гумьеры по своим моральным качествам ничем не лучше сенуситов. И случившееся в Марселе, на мой взгляд, это хороший аргумент в споре, стоит ли позволить уроженцам Ливии (конечно, я не этнических итальянцев имею в виду) формировать какие-то свои воинские части, и вообще, служить в нашей армии. На мой личный взгляд - не раньше, чем они цивилизуются до приемлемого уровня! Иначе же - "кровь растерзанного Марселя стучит в наши сердца".

Один из моих марсельских друзей (имя и адрес этого человека я могу сообщить органам, подлинно заинтересованным в расследовании тех преступлений) сказал, что ночь с 12 на 13 ноября была "совсем как погром в Жмеринке, девятнадцатый год", что довелось пережить ему еще ребенком. Марокканцы вламывались во все дома подряд (выбирая, прежде всего, самые зажиточные), вовсе не разбираясь, коммунист или нет, грабили, насиловали, убивали. В одном из кварталов люди сбежались в местную церковь, в надежде что их не тронут, и Робер Депре, священник, встал в дверях с крестом - его буквально разрубили на куски длинными ножами, а затем вытащили всех из церкви, ограбили и раздели, женщин насиловали толпой, к самым красивым вставая в очередь, самой старшей из жертв было семьдесят два года, самой младшей, всего пять, и все мужчины, кто пытался защитить своих жен, дочерей, матерей, сестер, были убиты! Убивали и насиловали прямо на улицах - есть многочисленные свидетельства, что утром 13 ноября по всему Марселю валялись трупы, и были слышны дикие крики жертв. Причем нередко эти гнусные преступления совершались на виду у американских караульных - которые не реагировали никак. (прим.авт. - события соответствуют "марокканату" нашей истории - Италия, 1943 год).

Бесчинства прекратились лишь вечером 13 ноября, когда в Марсель вошли части французской армии, по приказу генерала Кревье, сменившего Зеллера на посту командующего округом. Гумьеров, застигнутых на месте преступления, расстреливали тут же - а тех, кто успел убежать и заперлись в казармах, лишь вмешательство американцев спасло от расправы. Мне рассказали, что американцы хотели в последний час расстрелять из пулеметов всех узников на стадионе, и лишь категорическое утверждение штаба боевых отрядов ФКП, что в этом случае никого из морпехов не выпустят живым, "а если уйдете, никому не причинив вреда, то и вас не тронут" предотвратило это преступление. Еще я слышал свидетельства, будто и некоторые американские солдаты также принимали участие в изнасилованиях и грабежах. Замечу, что после всех событий, в Марселе отношение к американцам "хуже чем к дьяволу" - и я бы не рискнул на улице заговорить по-английски, из опасения быть тотчас же побитым.

Вот фотографии, сделанные мной. На Марсель не падали бомбы, эти сожженные дома, выбитые окна и двери, разбитые витрины, дело рук вовсе не коммунистических мятежников, а тех, кто якобы "защищал нас от коммунистических орд". Вот люди потерявшие своих близких, вот женщины, подвергнувшиеся насилию - видите, на кого они стали похожи, после того как побывали в лапах гумьеров? А вот уже 14 ноября, совместный патруль на улице, французские солдаты и дружинники ФКП - теперь ищут попрятавшихся "патриотов", кто помогал марокканцам. Мне было сказано, что никто не собирается расстреливать их на месте, если конечно они не станут сопротивляться - и поместят их не на стадион, а в городскую тюрьму, как подобает, и будут судить по французским законам.