Иезуит. Сикст V (Исторические романы) - Мезаботт Эрнст. Страница 18

— Убийство я допускаю, потому что вы убили бы, спасая свою честь, но подобное медленное мучение, к которому вы его приговорили, Монморанси, это уж слишком жестоко.

— Поверьте, государь, что я охотно бы поменялся мучениями, которые переносит граф де Пуа в своей тюрьме, с теми, которые пять лет терзают мою душу, — проговорил герцог.

Эта громкая фраза была произнесена с полным достоинством и величием, и весьма тронула Франциска.

— Итак, — спросил он, — что вы от меня хотите?

— Я?.. Ничего. Вот уже пять лет, как вы позволили мне мстить моему оскорбителю, и единственно, о чем я могу просить вас, это не мешать моему праву и не дозволять другим вмешиваться в частное дело первого дворянина Франции. И больше я не позволю себе обеспокоить ваше величество ни малейшей просьбой.

— Но я, герцог, которая первая открыла и донесла, что Бомануар еретик и изменник, я просила бы еще что-нибудь, — сказала Диана.

— Что же, графиня, — резко заметил Франциск, — может быть, вы желаете, чтобы я уступил полдержавы монсеньору Монморанси, с правом высшего и низшего суда над подданными?

Монморанси понял, что игра зашла слишком далеко и что нужно ее прекратить.

— Ваше величество, позвольте уверить вас, — сказал он с низким поклоном, — что я ничего не желаю, и счастлив служить интересам вашим и вашему королевству.

— Вот именно для интереса и для славы нашего государя, — воскликнула Диана, — я нахожу необходимым, чтобы король дал вам письмо, герцог, в котором он одобряет ваши действия и тем ставит преграду попыткам ваших врагов!

— Но ведь я дал слово Бомануару… — начал Франциск.

— Разве можно считать действительным обещание, данное еретику? Ведь вы знаете, государь, что святая церковь разрешает верным католикам не соблюдать обещаний, когда эти обещания идут на пользу еретикам.

— Ну пусть будет по-вашему, Диана, — проговорил король. — Дайте мне мой письменный прибор, и я напишу герцогу это письмо.

Воспользовавшись минутой, когда Франциск уселся писать, Диана победоносно посмотрела на Монморанси, который ответил ей взглядом полным благодарности.

— Вот, герцог, — сказал Франциск, передавая письмо, — то, что вам нужно. Прочтите.

Приняв письмо с глубоким поклоном, коннетабль стал читать:

«Кузен! Бумага сия дана в знак удостоверения, что действия ваши против графа де Пуа доподлинно нам известны и получили наше одобрение, в чем и дано вам сие свидетельство, с полным сознанием, нашею королевскою властью. Затем, кузен, прошу Бога не оставить вас Своим святым покровительством.

Франциск».

Коннетабль поцеловал письмо и спрятал его; затем, сделав глубокий поклон королю и графине, он с достоинством вышел.

— Слава тебе Господи! — воскликнул монарх, бросаясь как бы усталый на диван около графини. — Наконец-то мы можем поболтать вместе свободно.

— Вы это вполне заслужили, мой милый государь, — сказала ласково Диана, протягивая ему обе руки, которые король покрыл поцелуями…

В то время когда графиня де Брези награждала своими ласками измену и подлость своего короля-любовника, два дворянина, одетые в скромные темные одежды, явились к замку де Монморанси и просили доложить о них.

Услыша, что маркиз Бомануар и виконт де Пуа желают его видеть, герцог язвительно улыбнулся и приказал попросить их тотчас же войти в приемную залу.

— Будьте, мой сын, осторожны! — уговаривал маркиз Бомануар своего молодого любимца. — Забудьте пока, что коннетабль убийца вашего отца, и помните, что здесь он в своем доме, а потому сдерживайте себя, чтобы не наделать беды.

Виконт холодно улыбнулся.

— Как мало вы меня знаете, отец мой! — сказал он. — Поверьте, я не хочу оказаться виновным, если наша миссия окончится неудачно.

Бомануар успокоился, зная твердый характер молодого человека. В это время вошел Монморанси и, поклонившись им с напускной вежливостью, попросил обоих сесть. Они ответили ему поклоном, но остались стоять.

— Господин герцог, вероятно, догадывается о цели нашего посещения, — сказал Бомануар.

— Я точно не знаю причины оказанной мне чести вашим посещением, — ответил, продолжая тоже стоять, Монморанси. — Услыхав имя одного из вас, я мог лишь предполагать, но тем не менее я буду очень обязан вам, если вы потрудитесь объяснить мне все подробнее.

Бомануара всего передернуло, когда он услышал ответ герцога, не предвещавший ничего хорошего.

— Мы были сегодня утром у его величества короля Франциска, — прибавил старый дворянин, — и получили новое доказательство его неистощимой доброты.

— Это неудивительно, господа: король знает лучших дворян своего государства и обходится с ними по их заслугам.

— Его доброта относилась к нам только как к просителям. Мы объяснили монарху бедствия, столько лет обременяющие несчастного графа де Пуа; и король, своей королевской волей обещал дать свободу несчастному мученику.

— И так как, — сказал коннетабль с насмешливой иронией, — по вашему мнению, виновник этого несчастья герцог де Монморанси, то я могу думать, что вы пришли велеть мне дать свободу моему пленнику. Не так ли?

— Мы пришли просить вас, герцог, по крайней мере не ждать приказа короля и сделать из вежливости то, что придется делать по приказанию.

— По приказу короля!? — притворно удивляясь, воскликнул герцог. — Но уверены ли вы в том, господа, что король даст мне такое приказание?

— Его величество дал нам свое королевское слово два часа тому назад.

— Это вещь неизъяснимая… — начал де Монморанси.

— Как, вы не доверяете моему слову? — крикнул, покраснев от гнева, Бомануар.

— Сохрани меня Боже, господин маркиз. Но позвольте мне предполагать, что здесь произошло недоразумение; потому что, как же я иначе могу согласить ваше утверждение с письмом, которое я полтора часа назад получил от его величества?

Сказав это, он подал маркизу знакомое уже нам письмо. Холодный пот выступил на лице честного дворянина. Это письмо было не только приговором, а и доказательством того, что первый человек Франции, тот, в котором дворяне олицетворяли честность и великодушие, был никто иной как негодяй, плут, лгун, подлец, для которого измена своему слову была шуткой.

— Читайте, сын мой, — сказал маркиз, подавая письмо виконту.

— Бесполезно, господин маркиз: я знаю, в чем дело, — ответил молодой человек, отстраняя рукой письмо.

Звук этого чистого, спокойного и твердого голоса кольнул де Монморанси, и он в первый раз пристально взглянул на это молодое лицо, взгляд которого выражал непоколебимую решительность.

В первый раз на него подействовал человеческий взгляд, затронул его каменное сердце, и он подошел к виконту.

— Может быть, король недостаточно взвесил все обстоятельства, — сказал герцог неуверенно. — Если, господа, вы получите новый приказ короля, то даю вам слово Монморанси не противодействовать его исполнению.

— Мы знаем, что значит слово Валуа, — тихо сказал маркиз.

Виконт же ответил:

— Не нужно, господин герцог, его величество написал свой приказ в полном сознании, как сказано в письме; нам остается покориться его королевской воле и сказать вам, герцог, до свидания.

Монморанси невольно вздрогнул, но, чтобы не уронить свое достоинство, ограничился холодным поклоном.

Оба дворянина были уже почти у двери, держа шляпы в руках, когда виконт обернулся и, обращаясь к герцогу, спросил:

— Господин герцог, есть у вас сыновья?

Монморанси смутился от неожиданности вопроса.

— Да… Два сына, — ответил он. — Но зачем…

— Так, я только от души жалею их, — сказал виконт, и, резко махнув рукой, как бы проклиная и отца, и сыновей вместе, он медленно вышел, оставив пораженным этими словами герцога.

XII

Странная игра

Самые длинные дни имеют конец; также и самая горькая, безотрадная жизнь доходит до старости или до предела смерти.

Какие горести жизни не угасают со временем?