След Золотого Оленя - Голубев Глеб Николаевич. Страница 5

— Конечно, Геродот, разделяя скифов на царских, кочевых, пахарей, земледельцев, алазонов и каллипидов, наверняка подразумевал под каждым названием не одно племя, а целую группу их, близких по хозяйственному укладу, месту обитания и положению в племенном союзе, — вдумчиво и неторопливо, как он любил, начал рассуждать Николай Павлович. — Разумеется, не из шести же всего племен состоял этот союз — могучее степное государство. Несомненно, скифских племен было много, и некоторые порой враждовали между собой. Но те доказательства принадлежности изображенных в схватке воинов к разным племенам, какие вы привели, Всеволод Николаевич, мне кажутся недостаточно убедительными. Вспомните Солоху. Там тоже конные борются с пешими…

— На гребне? — нетерпеливо подхватил Виктор Лесновский, талантливый молодой археолог, несколько лет назад раскопавший интереснейшее скифское погребение в кургане прямо на окраине Керчи. — Конечно, на нем явно все скифы — и пешие, и конные.

— И все бородатые…

— Не только на гребне, — продолжал Николай Павлович. — А на Солохском горите? Весь этот изумительный налучник украшен военными сценками. И там, как и на этой чудесной вазе, бородаты лишь всадники. Все пехотинцы же, с которыми они сражаются, — безбороды. А и те, и другие, несомненно, скифы.

— Да, пожалуй, вы правы, Николай Павлович, — согласился я.

— Но вам не кажется примечательным, что здесь, на вазе пешие явно одолевают конных, успешно отражают их натиск? Значит, именно пешие, если так их назвать, и заказывали художнику вазу, чтобы увековечить свою победу.

— Да, Всеволод Николаевич, пожалуй, прав, — поддержала меня, правда не очень уверенно, Анна Матвеевна. — Побежденные своим поражением, наверное, хвастать не стали бы. Тут в самом деле, возможно, запечатлена какая-то важная битва между разными племенами.

— Кто же тогда были эти пешие? Скифы-пахари? Скифы-земледельцы? Или невры? Будины?

— Ну нет. То, что все они — скифы, пусть даже из разных племен, по-моему, бесспорно. Полное сходство и одежды, и оружия, как и на Солохских украшениях.

— Конечно. А подвески? На них явно изображена змееногая богиня. Волосы, посмотрите, прямо переходят в какие-то извивающиеся жгуты, вроде змей. Змееногая была божеством, связанным с Днепром-Борисфеном. Так что, мне кажется, и искать курган, откуда все это выкопано, надо в Приднепровье.

— А точнее? На землях царских скифов или пахарей? И те и другие жили возле Днепра.

Вопрос Лесновского повис в воздухе. Ответить на него было некому.

— Вещи уникальнейшие, но определить их происхождение, пожалуй, будет не легче, чем сокровищ Бессарабского клада, — покачал седой головой один из археологов.

Он был прав, припомнив Бессарабский клад, найденный совершенно случайно незадолго до первой мировой войны неподалеку от Белгорода Днестровского. Там оказалось оружие, очень древнее — даже еще каменные топоры, вероятно, середины второго тысячелетия до нашей эры. Причем наконечники копий весьма походили на те, какими пользовались в давние времена далеко от Днестра — в дремучих лесах по берегам Волги и Камы. Но рядом с ними лежал серебряный кинжал, какие находили в Греции, в Микенах! Другие же вещи были явно более поздние — и кавказского происхождения. Как они попали вместе в один тайник, кто их туда запрятал, так и осталось загадкой, — вероятно, уже навсегда.

Не грозит ли такая же печальная судьба и нашей находке? Как выяснить, где и кто выкопал из древнего кургана эти сокровища, прежде чем спрятать в подполе ветхого домика на одной из пыльных улочек Матвеевки?

— Это золото только путает и сбивает, — сердито сказал Николай Павлович, и все дружно закивали, соглашаясь с ним. — Если бы оказалось побольше керамики, пусть даже в осколках, а то два крошечных черепка. По ним ничего не определишь. Или вы все-таки что-нибудь сможете сказать, Анна Матвеевна?

Все с надеждой посмотрели на щупленькую старушку с большим венцом седых кос на голове. Держалась она скромно, незаметно. Но к ее слабому, неуверенному голоску почтительно прислушивались даже академики, потому что была Анна Матвеевна одним из лучших знатоков скифской керамики, всю жизнь изучая вот такие черепки.

Мы с надеждой смотрели на нее и ждали, что она скажет. Но Анна Матвеевна лишь покачала головой и вздохнула:

— Нет, по таким крохотным осколкам ничего определить нельзя, а гадать не стану.

Она снова, в какой уже раз, начала рассматривать невзрачные черепки в сильную лупу.

— Можно только сказать, керамика, несомненно, скифская, ручной лепки. Вон даже оттиски пальцев отчетливо заметны. А вот на этом осколке отпечаток какого-то зерна. Мне кажется, пшеничного, но надо уточнить…

Она передала мне лупу. И я увидел в нее, действительно, на одном черепке довольно отчетливый отпечаток пальца древнего гончара, а на другом — едва заметное продолговатое углубление, неровное, слегка ребристое.

— Да, если бы поменьше золота, но зато побольше керамики, — вздохнул кто-то за моей спиной.

— Вы многого хотите от грабителей, — засмеялся Николай Павлович. — Им куда важнее было золото, они за ним и охотились. Удивительно, зачем они черепки прихватили. Наверное, случайно закатились в вазу.

Покачав головой, он добавил:

— В том-то и беда, что находки эти дают простор для самых различных толкований. Уточнить же, где именно их выкопали, очень трудно. Боюсь даже, невозможно, если только не посчастливится разыскать какие-нибудь дополнительные сведения о том, кто их спрятал в подполе. Наверное, этим вам и придется заняться в первую голову, Всеволод Николаевич. Стать на время не столько археологом, сколько сыщиком.

Я молча кивнул.

Вечером, когда находки были тщательно взвешены, сфотографированы с разных точек, измерены, зарисованы и запрятаны в сейф, когда общими усилиями сочинили и отправили подробную ликующую телеграмму начальству в Киев, все разошлись. Я остался один. И все думал о том, какая трудная задача встала перед нами. Как же, в самом деле, узнать, из какого кургана выкопаны замечательные сокровища?

Видимо, погребение действительно было богатое. Искать его, наверное, надо в тех краях, где обитали, по Геродоту, царские скифы, возглавлявшие союз кочевых племен — где-нибудь в районе Никополя. В прошлом году примерно там же, только на левом берегу Днепра мой старый друг Василь Бидзиля, возглавляющий Запорожскую экспедицию, раскопал замечательное погребение пятого века до нашей эры. Правда, оно было разграблено в древности, но удалось обнаружить тайник, не замеченный грабителями. В нем оказалось немало превосходных вещей: серебряные чаши с изображением беседующих скифских вождей и ритон — рог для вина, серебряные кувшины, кубок, немало других драгоценных находок.

Явно где-то в тех же краях следует искать и родину Золотого Оленя. Хотя в находках из Гаймановой могилы очень мало общего с ним. На нашей вазе изображены главным образом картины оседлого быта. И эти отпечатки пшеничных зерен на осколке сосуда.

Возможно и другое — драгоценности были выкопаны из кургана какого-то вождя скифов-земледельцев. Они обитали севернее царских скифов. А может, еще дальше к северу, на границе лесостепи, где жили скифы-пахари и невры? Там и лоси водились. Неведомый древний художник мог изображать их прямо с натуры.

Нет, в тех краях не было таких богатых погребений. И конечно, это скифы, не невры. Может быть, какое-то скифское племя, еще неизвестное науке?

Если бы, действительно, кроме драгоценностей, нам в руки попало побольше бытовых предметов, какой-нибудь утвари, пусть даже разбитой посуды! Тогда наверняка бы многое прояснилось.

Мы вовсе не ищем сокровища, как порой это некоторые наивно представляют, а раскапываем памятники древности и кропотливо изучаем все, что в них окажется. Значение находок для науки вовсе не определяется ни материалом, из которого они сделаны, ни художественным мастерством, ни даже их уникальностью. Важно одно: помогают ли они заглянуть в прошлое, лучше представить его. А это нередко вообще невозможно сделать по отдельным, самым драгоценным находкам. Только все они вместе, причем особенно как раз предметы будничные, бытовые, на первый взгляд невзрачные — похожий на комочек засохшей грязи обломок разбитого горшка, проржавевший гвоздик, несколько буковок, нацарапанных на кусочке бересты, — позволяют воссоздать картину давней жизни. Как раз этого-то найденные в Матвеевке сокровища и не раскрывают.